Во что верит Россия; Религиозные процессы в постперестроечной России

Щипков Александр

Но закон законом, а жизнь жизнью. В России 89 субъектов федерации. В каждом субъекте федерации при исполнительном органе власти существует должностное лицо, которое отвечает за связи с религиозными организациями.6 Как правило, этот человек возглавляет небольшую структуру, которая называется Комитет по связям с религиозными организациями.

Возникшие противоречия можно разрешить лишь одним путем -совершенствованием законодательной базы. Очевидно, что между государством и Церковью возникают тесные контакты, иногда сотрудничество, иногда противоречия. И в том, и в другом случае необходимы структуры для разрешения проблем. Важно строго регламентировать их функции, чтобы избежать повторения прошлых ошибок.

В

заключение следует упомянуть о контролирующих органах. Их два: Министерство юстиции, в обязанность которого входит регистрировать религиозные организации и реагировать на имеющиеся в их работе отклонения от уставной деятельности, и Прокуратура, которая контролирует деятельность религиозных организаций в общем порядке. Ни Государственная Дума, ни президентский совет, ни правительственная комиссия контрольных функций не имеют.7

Сноски:

1 См., например, Джейн Эллис, Русская Православная Церковь, Лондон, 1990.

2 См. приложение.

3 См. приложение.

4 По своей воле или под давлением (А. Щ.).

5 В законе О свободе совести 1997 года эта статья опущена.

6 См. приложение.

7 Подробнее см. Щипков А. В. "К вопросу об инстинкте управления религией". Религия и права человека. М. 1996.

Лекция третья. Христианство и политика. Возникновение ХДС

//Александр Щипков. Во что верит Россия

Возникновение современной русской христианской демократии -- это новое явление, практически не имеющее аналогов в предыдущей отечественной истории. Исследователи могут найти зачатки христианско-демократической идеи в работах русских мыслителей начала века. Также они могут предложить обратиться к истории Христианско-демократической партии "Воскресение", созданной весной 1917 года Иваном Прохановым на базе общины евангельских христиан. Однако в строгом смысле эту партию нельзя считать христианско-демократической, так как ее основные программные установки были нацелены не на освобождение личности, а на демократизацию Церкви в рамках представлений евангельских христиан: регулярный воскресный отдых вместо "беспорядочных" православных праздников, упразднение иерархии, отмена малопонятного церковно-славянского языка и т. д.1

Разумеется, идейная преемственность существует, и современные христианские политизированные группы не зря ищут свои корни в истории: кто в славянской, кто в латинской. Но нельзя забывать, что советское государство, превратившись в замкнутую систему, прервало национальное, религиозное и общественное развитие России. Общественно-политические силы, вышедшие на поверхность в конце восьмидесятых годов, явились результатом сложных процессов, протекавших в границах именно этой замкнутой системы. Это относится и к образованию современных русских христианских демократических организаций.

Европейское христианско-демократическое движение за десятилетия своего существования претерпело значительные изменения. Тем не менее важнейшим его основанием является социальная доктрина Католической Церкви, в центре которой стоит человеческая личность. Русская Православная Церковь не разработала (не успела?) подобного учения, и говорить о глубокой преемственности в развитии русской христианско-демократической мысли не приходится.

Грубое вмешательство коммунистов в духовную жизнь народа и установление атеистического режима привели к тому, что все христианские движения, возникавшие в СССР, так или иначе носили антисоветский, антиэтатический характер. Спектр этих движений был чрезвычайно широким: от сектантов и катакомбной Церкви до домашних семинаров шестидесятых-семидесятых годов, которые частью трансформировались в религиозное правозащитное движение. Эти семинары и движения2 объединяли людей разных философских и идеологических установок, но, несмотря на определенную политическую активность, не

являлись по существу движениями партийными. Ни религиозные правозащитники, ни тем более участники подобных "семинаров" не ставили своей целью радикально переустроить государство, а требовали лишь соблюдения существующего законодательства, максимум -- его демократизации.

Христианские общественные образования никогда не носили жестких структурных форм. Они представляли собой собрание личностей, объединенных сходными лозунгами: христианство, свобода, антикоммунизм. Появление христианско-демократических партий продолжает именно этот маргинальный "христианско-антисоветский" ряд. Лишь однажды при советской власти была сделана попытка создать оригинальную политическую концепцию христианско-социального характера. Она была разработана Всероссийским социал-христианским союзом освобождения народа (ВСХСОН) в начале шестидесятых годов.

Если не считать призыва к вооруженному свержению коммунистического режима, установки ВСХСОН по многим параметрам укладываются в русло христианской демократии. Большая часть печатных работ нынешних наших христианских демократов выглядит довольно беспомощно (и по остроте мысли, и с точки зрения нравственности), по сравнению с программой, написанной в 1964 году двадцатипятилетними всхсоновцами: "Идет духовная борьба за личность. . ., и хотя христианская религия не связана ни с какой временной социальной структурой, ее этические принципы могут и должны быть воплощены в экономической и политической практике. . . Высшей и абсолютной ценностью христианская религия признает каждую человеческую личность. . . Социал-христианская государственная доктрина рассматривает как безусловное зло такую организацию власти, при которой она является призом соперничающих политических партий". 3

Руководитель ВСХСОН Игорь Огурцов и его единомышленники были арестованы и приговорены к длительному тюремному заключению, а их теоретические разработки до сих пор известны лишь узкому кругу лиц. Реально повлиять на развитие этого направления политической мысли в России они не смогли.

Либерализация советского общества создала необходимые предпосылки для появления полулегальных политизированных общественных объединений, своеобразных протопартий, лидеры которых впервые открыто стали заявлять о своей готовности бороться за власть. В конце 80-х этому способствовали практически открытая пресса, отсутствие страха за личную свободу (после освобождения политзаключенных) и -- главное -- надвигающиеся первые свободные выборы.

Дарованная в одночасье свобода поставила политически активных членов общества перед трудной задачей выбора собственных программ. Этот выбор зачастую строился по принципу симпатий-антипатий: нравится -- не нравится, красиво -- не красиво, звучит -- не звучит. Так или иначе, в течение 89-90 годов прошел быстрый захват всех политических ниш. Случалось, что партии, объявившие себя либеральными или консервативными, имели к этим идеологиям весьма отдаленное отношение, и новым лидерам приходилось спешно изучать программные документы своих европейских или американских тезок. Этим объясняется то обстоятельство, что в первой половине 90-х годов в России под одинаковыми аббревиатурами действовали партии с прямо противоположными идеологическими установками.

То же произошло и с христианско-демократическими группами. Христиане, наслышанные о западных ХДС/ХСС, добившихся, по их представлениям, огромных успехов на поприще построения правового и материального благополучия, спешно взялись за создание христианско-демократических партий в Советском Союзе. Как и прочие партии демократического направления, христианские демократы свою главную задачу видели в борьбе с коммунизмом. Это, так сказать, общий стимул-негатив. Стимул-позитив же практически не имел законченной и ясной формы.