Во имя Чести
Шрифт:
Стоп. Всё. Нет никакого Инга! Новая жизнь, новые знакомства, а из прошлого — семья и Валерка. Остальных не существует. Особенно этого зеленоглазого дорийца с покрытой затейливой вязью татуировки широкой мускулистой спиной…
Варвара, ша!
Отвесив себе воспитательный подзатыльник (лёгкий, чисто символический; что я, совсем больная — себя, любимую, бить?), я поправила головной убор, щёлкнула каблуками, лихо козырнув своему отражению, и решительно двинулась знакомиться.
На входе в рубку меня едва не снесло звуковой волной. Я даже от неожиданности отшатнулась, решив, что тут что-то взрывается. Ан-нет, это была музыка; ну — как, музыка? Кто-то называет это именно этим словом, но подобное всё-таки не в моём вкусе. Басы, жуткий грохот, периодические электрические взвизгивания и на фоне не то рык
Моего появления поначалу не заметили, поэтому я имела возможность разглядеть всех присутствующих и своё рабочее место. Рубка имела близкую к усечённому конусу форму, вход располагался со стороны широкой части, ровно посередине. В носовой части два пилотских кресла-лежака, за ними вдоль стен — два навигаторских, уже вполне сидячих. Дальше, посередине, на некотором отдалении и возвышении, место капитана; за ним, спиной к пилотам и лицом к двери располагался небольшой и даже на вид вполне удобный диванчик. Пульты стрелков стояли в углах, слева и справа. Собственно, вся обстановка.
В развёрнутом ко мне боком центральном кресле с растущим из подлокотника терминалом не сидел, а, скорее, возлежал с отрешённым видом Этьен; мне показалось, что он или под каким-то наркотиком, или просто оглушён «музыкой».
На диванчике устроилась жарко целующаяся парочка, — мне даже завидно стало, — состоящая из блондинки с заплетёнными в кучу тоненьких косичек белоснежными волосами и… чьих-то коленей, на которых она сидела верхом. Больше никаких частей нижнего видно не было, хотя под форменным комбинезоном блондинки явно угадывались блуждающие там руки.
В правом навигаторском кресле обнаружился высокий худощавый тип с короткими кислотно-зелёными волосами, уложенными в причёску «иглы», который, кажется, дремал. На месте правого стрелка сидел огроменный негр, в чёрной форме выглядевший жутковато, в жутко навороченных ЭГэшках и, судя по характерным подёргиваниям, во что-то играл. Учитывая его специализацию, можно сказать, тренировался. Ещё я разглядела над спинкой приведённого в сидячее положение левого пилотского кресла чью-то лысую макушку. Собственно, всё.
Я в растерянности замерла на месте, не зная, что предпринять для привлечения внимания, да и стоит ли что-то предпринимать, но в этот момент какофония звуков вдруг оборвалась, и капитан резко выпрямился в кресле, открывая глаза и окидывая окружающее пространство цепким и совершенно осмысленным взглядом.
— А, ну, вот и ты, — он поприветствовал меня дружелюбной улыбкой. За те несколько минут, что мы не виделись, Этьен преобразился; он как будто помолодел на несколько лет, выражение лица стало умиротворённо-расслабленным, а взгляд — хитро-любопытным. Похоже, у этого с головой тоже что-то не так. — Ну, знакомься по порядку. Вон там наш правый механик-стрелок, Саймон О'Коннел. Добрейшей души парень, и замечательный человек, но у него есть несколько пунктиков; во-первых, он прямой и чистокровный потом ирландских кельтов.
— Так он же…
— Вот этого вслух никогда не говори; не убьёт — так покалечит. На цвет собственной кожи он не обижается, можешь коверкать как угодно, но сомнения в происхождении не простит никому. Потомок гордого народа, а потому бабник и не дурак выпить. Это, кстати, во-вторых, потому что в пьяном виде его всегда тянет на подвиги и выяснение отношений, либо — по бабам, поэтому в дальних перелётах спиртное мы от него прячем и выгуливаем его на каких-нибудь станциях, желательно — нелегальных. Дальше, вот этот, зелёный, это Алехандро Барретти, но его можешь не запоминать; он с Дабуны, у него уже три недели как началась фаза сна [4] , и, кроме того, он уже месяц как должен был списаться на берег, но тогда мы бы совсем без навигатора остались. На диване ты можешь наблюдать наших кроликов, и тебе повезло, что каюта располагается на другой стороне корабля. От их кошачьих концертов не спасает никакая звукоизоляция. Всё свободное время они либо целуются, либо занимаются сексом; поэтому если застанешь их за этим занятием где угодно, не обращай внимания. Та, что сверху, — собственно, Хельга, наш медик. Она вообще-то гениальный хирург, но у неё гемофобия.
4
Дабуна —
— Как такое возможно? — опешила я.
— Ну, при виде небольшого количества крови она бледнеет, порой падает в обморок. Но когда требуется её профессиональная помощь — переключается и перестаёт реагировать на подобные мелочи. Собственно, потому её и выгнали из хирургии; я уж не знаю, откуда у неё эта фобия взялась, но она довольно долго успела спокойно проработать. Она в основном нормальная, но порой, особенно в моменты волнения, проявляются маниакальные состояния, сопровождающиеся копролалией. То есть, если она будет громко материться, не обращай внимания, она не хочет тебя обидеть, а просто нервничает.
— Ничего, я тоже, когда нервничаю, ругаюсь, — хмыкнула я, скорее пытаясь себя утешить, чем действительно делясь информацией.
— Вот послушаешь как-нибудь, и поймёшь разницу. Дальше, под ней — Оля. То есть, Николай Лущин, наш второй пилот.
— Почему — Оля? — озадаченно уточнила я.
— Потому что он не выговаривает букву «к», — пояснил Этьен. — Он хороший парень, но страдает лёгкой формой аутизма, и довольно сложно привыкает к новым людям. Но когда с ним рядом Хель, чувствует себя спокойней. У них тоже через несколько месяцев кончается контракт, так что будем ждать замену; ребята решили списаться на берег и создать ячейку общества. Дальше у нас ещё есть Макс… Макс, яви свой лик, а не только макушку.
В ответ на эти слова кресло пилота повернулось вокруг оси, и я имела счастье лицезреть ещё одно странное создание природы, сияющее ласковой улыбкой маньяка-убийцы. Абсолютно лысый крупный череп красивой формы с, может, излишне высоким лбом, треугольное лицо с острым подбородком, тонкие губы и ясные голубые глаза. Макс был очень худощав и являлся обладателем удивительно длинных и удивительно некрасивых узловатых пальцев, заставляющих думать о пауках.
— Здравствуй, Варвара, — тихим вкрадчивым голосом проговорил он.
— Макс тоже в основном безобидный. Про вуайеризм я тебе говорил, но он в принципе крайне любопытен. Кроме того, стоит вспомнить, что он терпеть не может, когда кто-то трогает его вещи или, не дай бог, садится на его место. Побить не побьёт, но отомстит страшно. Что ещё? А, в анамнезе МДП и лёгкая форма вялотекущей шизофрении, но он не опасен даже в периоды обострения. Последние несколько лет Макс аккуратно принимает лекарства и выполняет все предписанные врачами правила, так что он сейчас вообще милейшей души человек. Есть ещё Дарла, левый механик-стрелок, но она сейчас спит. Если не считать увлечения эзотерикой и голосов в голове, весьма очаровательная особа. Но голоса у неё мирные, и порой высказывают весьма дельные мысли.