Во имя отца и сына
Шрифт:
– Ты, сынок, на мине не обижайся, – И, с большим усилием подавляя в душе незваное чувство нахлынувшей жалости, добавил: – Что заслужил, то, как говоритца, и получил!
По всему было видно, что мужская размолвка на этом прекратилась.
На душе у Петра Корнеевича немного полегчало. Отцовское заявление он принял как должное и неизбежное, но без особого подъема энтузиазма и признаков ярко выраженной благодарности, поэтому чуть помедлил и, старательно подбирая слова, сухо ответил:
– А мине, папаня, обижаться нечиво! – И, как побитый кутенок, пошел к повозке искать себе какое-нибудь дело, без которого не мог себя чувствовать
Петр Корнеевич и раньше подозревал, что его разгульная жизнь не могла быть сплошным праздником, который способен продолжаться бесконечно, и всегда помнил поговорку, что сколь веревочке не виться, а конец все равно будет.
Вскоре подошли раскрасневшиеся, упаренные жаром солнца женщины.
Встретившись с женой взглядом, Петр Корнеевич, как шкодливый мартовский кот, опустил глаза. Ольга посмотрела на него с недоумением, не совсем понимая, что же на самом деле произошло между мужем и свекром. При этом что-то трогательное, робкое, почти по-детски беспомощное сквозило в ее взгляде. Ничего не подозревая, что могло бы объяснить создавшуюся ситуацию, она не стала терять время на разгадку и торопливо принялась помогать свекрови собирать обед. Ефросинья Платоновна достала со дна шарабана повозки узел со скудными домашними харчами, подала их снохе и как бы между прочим поинтересовалась у Корнея Кононовича:
– Чтой-ся вы тута, мои дорогие казаки, как мине показалося, о чем-то крупно и в сердцах беседовали? – И с вопросительной растерянностью глядела то на разгоряченного мужа, то на поникшего, в плохом настроении, сына, пытаясь угадать, что они могли тут не поделить.
Корней Кононович не спеша расчал ножом поданную ему снохой краюху хлеба, разложил ломти напротив каждого, присевшего к расстеленному на земле рядну, и, сверкнув недобрым взглядом на свою любознательную жену, отрубил:
– Усе будишь знать, быстро состаришься! – И тут же, переведя взгляд на сына, с рассеянной загадочностью весомо пропел: – Значится, было о чем нам, казакам, погуторить! Не вашего ума, бабы, это дело.
– А усе-таки? – продолжала допытываться сконфуженная, но уперто досужая Ефросинья Платоновна.
Корней Кононович не отмахнулся, как всегда, сдвинул к переносице густые кустистые брови, поднял угольно-черные глаза и метнул на любопытную жену свой тяжелый колюче-пронизывающий до озноба взгляд, и охота задавать какие-либо вопросы у нее сразу пропала.
Ефросинья Платоновна обиженно опустила глаза.
Корней Кононович немного подумал, хмыкнул с едва заметной хитроватой усмешкой, поскреб под рубахой пятернею пропахшую потом волосатую грудь и как казак, давно усвоивший манеру отделываться в таких случаях от нежелательного ответа шуткой, уклончиво объяснил жене:
– Приставь, моя суженая, что я учу наше бестолковое чадо, как надо правильно сено косить, чтоба быстро не умориться! – И, до конца не проясняя сути своего недовольства сыном, не без призрачного намека добавил: – А заодно и грешную тему пришлося мимоходом затронуть. Без етаво в наше паскудное время никак нельзя обойтися!
По ответу мужа и по его вдруг помрачневшему лицу Ефросинье Платоновне нетрудно было догадаться, что он крайне недоволен недостойным поведением сына и его плохими супружескими обязанностями.
Петр Корнеевич, не находя себе оправдания, притих, и жгучее чувство стыда заставило его опускать голову все ниже и ниже. Стыд застил глаза.
Свекровь и сноха прошли к бочке с водой, которая
С накипевшей обидой Ольга поглядела на гуляку-мужа осуждающим взглядом. Никак она не могла простить ему недавнюю измену и как бы между прочим полушепотом ему пригрозила:
– Я твоим гулящим зазнобушкам все патлы с корнем повыдираю, – И тут же как ни в чем не бывало разложила на попоне домашние скудные съестные припасы.
Ефросинья Платоновна пыталась шутить, но развеселить семейную компанию ей так и не удалось.
– Хватить балаболить, – одернул ее Корней Кононович.
А после этого разговор уже не клеился, хоть тресни.
Ели всухомятку и молча.
Когда с обедом управились, Ефросинья Платоновна извиняющимся голосом пообещала сварить кулеш после работы вечером.
На душе у Петра Корнеевича было такое ощущение, словно там кошки нагадили. И жизнь ему стала не жизнь, а так, одна тошнотворная тягомотина.
Однако расхолаживаться в страду было некогда. Сразу после обеда отец и сын молча продолжили косить траву, предназначенную домашнему скоту на зиму. А женщины решили во что бы то ни стало к вечеру закончить прополку бахчи.
Делянки через три от Богацкова земельного надела возле своего балагана сидел Артем Силантьевич и, понукая двух своих великовозрастных сыновей, привередничал. Ему казалось, что они не так косят, как ему бы хотелось.
Жена не вытерпела его необоснованных придирок.
– Сиди ты, отец, и помалкивай, не донимай детей. Тибе усе равно не угодишь, – в защиту своих сыновей одергивала она слишком капризного мужа. – Вон погляди, ребята и так упарились на солнцепеке. Им пора бы сходить и освежиться прохладной водицей из Кубань-реки.
Когда солнце скатилось и приблизилось к закату, часть Богацковой земельной делянки, предназначенной для сенокоса, которая еще с утра полнилась дружной сочной травой и яркими полевыми цветами, опустела и попросторнела. Обессиленные валки скошенной травы завяли и припали к земле.
Глава 8
В это время недалеко от Богацкова земельного надела появилась Нюрка жена Афони Вьюнова. Нюрку и ее муженька Афоню в станице знали как облупленных бездельников и лодырей. Эта семейка у всех станичников была на виду и на слуху.
Иногда Афоня и Нюрка жили душа в душу, просто не разлей вода, как парочка голубков ворковали, любовались и миловались друг около друга. Тогда они забывали про все свои невзгоды и лишения и не могли нарадоваться такой жизнью. Со стороны любо-дорого было на них посмотреть, и можно даже позавидовать такому взаимопониманию и слаженности их взаимоотношений. Но такое времечко, когда они, как голубки, ворковали друг с другом, продолжалось недолго. Крутой поворот наступал неожиданно. Бывало, попадет вдруг ни с того ни с сего кому-нибудь из них шлея под хвост, тогда туши в хате свет. Закатывали они друг другу такие скандалы, что только держись. Очевидцам даже не верилось, и они диву давались такой резкой перемене в их семейных отношениях. Ведь недавно эта сладкая парочка жила совсем иначе, когда у них установилась такая неописуемая идиллия необычайного умиротворения и удивительного взаимопонимания. Хотя, исходя из старых ярких наглядных примеров, очевидцы понимали, что иначе такие взаимоотношения развиваться не могли.