Во имя отца и сына
Шрифт:
Однако жизнь, будь она неладна, его сыном Петром распорядилась по-своему. Недаром же в станице всегда говорили, что казак полагает, а Бог располагает.
И надо ж такому случиться, на очередном станичном придирчивом смотре перед самым призывом Петра Корнеевича на службу, как на грех, въедливо-крючковатая комиссия из Екатеринодара забраковала его коня. Корней Кононович тут же повесил нос. Никак не мог согласиться с такой вопиющей несправедливостью. Жизнь его, окрашенная черной безотрадностью, стала нестерпимой.
– Многие, как и я, хотять в рай, да грехи, видать, не пускають, – с огорченной самокритичностью пожаловался он жене обреченным голосом.
– Бедному жениться, и ночь коротка, – сочувствуя мужу, поддержала его
Как ни бился Корней Кононович, как ни старался, но так и не смог доказать свою правоту, что конь его сына несправедливо и не без участия станичного богача Кривохижи забракован. Атаман и члены станичного правления Корнея Кононовича не удосужились выслушать и развеять его небеспочвенные подозрения. Он даже в Екатеринодаре понюхал двери высокопоставленного казачьего начальства, но до правды так и не смог достучаться.
А тем временем вместо Петра Корнеевича на службу в Санкт-Петербург послали двух молодых станичных призывников – Луку Топчанова и Антона Краснобрыжева, которым по всем статьям было очень далеко до Петра Корнеевича. Зато их зажиточные родители вовремя успели как следует задобрить тех, кого следовало, от кого зависела судьба их чад.
Пронзительный орлиный взгляд и смуглое, совсем нерусское лицо Петра Корнеевича вызывали у очарованных станичных невест трепетное восхищение, которое потом сменялось какой-то трудно объяснимой суеверной робостью и смятением.
Видно, не зря поговаривали станичники, что прапрабабушка Петра Корнеевича согрешила с каким-то черкесским князем. По воле судьбы случилось то, что должно было случиться. В те далекие времена мужья-казаки, участвуя в длительных военных походах, надолго отлучались из дома и оставляли на произвол судьбы своих молодых жен. А ведь черкесские аулы, как на грех, располагались рядом, под боком, у станицы. Вот и попробуй молодухе удержаться от греха и сохранить верность! Сын прапрабабушки не вернулся из дальнего похода, и она в защиту невестки всем любопытным станичникам старалась затыкать рот и всегда говорила:
– Чей бы бычок ни прыгал, а дитятко все равно наше!
Таким образом был сохранен род кубанских казаков Богацковых.
С малых лет за ее праправнуком Петром Корнеевичем закрепилась совсем не безобидная кличка Черкес с прибавкой необузданный. Видно, была в том доля правды, потому что в предка своего пошел.
С малых лет Петр Корнеевич уже неплохо знал язык и обычаи адыгов из близлежащего аула Хатажукай. Относился он к ним с должным уважением, поэтому среди них был своим человеком. Он постоянно и с интересом изучал адыгейский гортанно-мягкий язык и, к удивлению гостеприимных друзей, довольно быстро начал сносно говорить на их наречии, так что в ауле Хатажукай всегда был желанным гостем и чувствовал себя там, как свой среди своих. Когда ему исполнилось лет шестнадцать, его чуть не женили на застенчивой местной черноокой красавице Назурет. Однако к тому времени Петр Корнеевич в своей родной станице уже ухлестывал за Ольгой Паршиковой и намеревался на ней жениться, но не только поэтому он не мог изменить своего твердого намерения, а потому, что знал за собой грешок непостоянства. Такое у адыгов с рук не сходило и было непростительным. Он понимал, что если в станице ему по этой части многое прощалось, то у черкесов этот заскок не пройдет. Последствия измены черкешенке были чреваты большими неприятностями, а можно было и жизнью поплатиться. Законы адыгов на этот счет твердые и непоколебимо жестокие. В случае каких-то недоразумений, осложнений братья Назурет, отпетые абреки, в обиде свою обманутую сестру не оставят и обязательно отомстят за ее поруганную честь. А ссориться с ними Петр Корнеевич никак не хотел. Такая раскладка не входила в его дальнейшие далеко идущие планы. Поэтому он, как старый кот-гуляка, проявил необходимую осторожность и осмотрительность и вежливо дал понять влюбчивой Назурет, что впереди ему предстоит длительная служба.
Глава 11
На западных границах Российской империи уже вовсю разгорелась и полыхала Первая мировая война, развязанная психически неуравновешенным и амбициозным кайзером Германии Вильгельмом Вторым.
Здравомыслящему кубанскому казаку трудно было поверить, что эта жестокая и кровопролитная война между кайзеровской Германией и Россией будет иметь реальное место в тогдашней истории, так как кайзер Германии Вильгельм Второй приходился кузеном Российской императрице Александре Федоровне, а также троюродным дядей Российскому царю Николаю Второму. Однако случилось то непоправимое, что должно было случиться по воле капризной судьбы.
В связи с такой военной обстановкой вскоре после рождения сына Алешки вручили Петру Корнеевичу Богацкову мобилизационное предписание, чтобы он вместе со своим конём и всей необходимой амуницией в указанный пункт сбора для срочной отправки на Западный фронт. И загудел Петр Корнеевич туда под фанфары. Там уже сражались доблестные подразделения кубанских казаков, которые состояли из таких, как он,
У приунывшего Петра Корнеевича никакой охоты расставаться с отчим домом, со своей семьей и с родной станицей не было.
На проводах при напутствии сникшего сына в дальнюю дорогу Корней Кононович, с сочувствием глядя на него, заметил:
– Служба, Петро, дело святое, от нее не отбрыкаться и не отбояриться, – Потом обратил внимание на кислое сыновье лицо и резковато, строгим голосом подчеркнул: – Не хотела, Петро, коза на базар итить, а ее заналыгали и силком туды повели. Так и твое теперешнее дело.
Мать Ефросинья Платоновна и ее сноха Ольга на проводах Петра долго и нудно голосили навзрыд.
Сначала попал Петр Корнеевич на сборы под Новочеркасском. Там в то время находился на непродолжительном отдыхе Кавнарский кавалерийский полк, который сильно поредел за время двухлетней войны на Юго-Западном фронте. Его спешно доукомплектовали новобранцами, такими, как Петр Корнеевич Богацков, и бросили в самое пекло войны – на Барановичское направление Юго-Западного фронта, которым командовал тогда небезызвестный старый и заслуженный генерал от инфантерии Алексей Ермолаевич Эверт.
Главная задача Кавнарского кавалерийского полка состояла не только в том, чтобы под страхом смерти не давать уставшим и вконец разуверившимся в справедливости войны солдатам самовольно покидать свои осточертевшие окопы, но и самим делать дерзкие вылазки в тыл врага, а в случае необходимости контратаковать или отбивать его атаки.
Здесь, на Юго-Западном фронте, в Первую мировую войну, судьба нечаянно свела Петра Корнеевича Богацкова с его земляком, кубанским казаком подъесаулом Андреем Григорьевичем Шкуро, уроженцем станицы Пашковской, что располагалась тогда вблизи города Екатеринодара. Шкуро был сначала младшим офицером Третьего Кавказского корпуса, вскоре был произведен в подъесаулы и некоторое время находился на Юго-Западном фронте в составе Третьего Конного корпуса, которым командовал граф генерал Федор Артурович Келлер.
От природы подъесаул Шкуро Андрей Григорьевич был неуемным авантюристом, поэтому, не теряя времени, выступил со своей инициативой по организации партизанской дивизионной сотни, которая показалась высшему начальству привлекательной, и ее тут же одобрили. По этому поводу Шкуро был вызван в Могилев в ставку Походного атамана казачьих войск Великого князя Бориса Владимировича. Там во время испытания зажигательных пуль подъесаулу Шкуро посчастливилось находиться рядом с Государем, Наследником Цесревичем и генералом от инфантерии Генерального штаба Михаилом Васильевичем Алексеевым, который в то время был общепризнанным крупнейшим военным российским авторитетом, и другими высокопоставленными лицами.