Во имя Победы
Шрифт:
С сожалением вспоминаю, что, несмотря на то, что новшество это было значительным, я как директор завода не мог по достоинству отметить его авторов. Дело в том, что самостоятельность руководителей предприятий в решении ряда вопросов, в том числе и в расходовании средств на поощрение наиболее талантливых и ценных для производства людей была тогда чересчур ограничена. Мелочная опека над директором со стороны главков и наркоматов не помогала, а, наоборот, усложняла его практическую работу.
Об этом, о необходимости увеличить самостоятельность предприятий, расширить права их руководителей, мы совместно с директорами некоторых других ленинградских заведен написали и «Правду». Статья «О единоначалии и правах директора» была опубликована в порядке обсуждения [7] .
7
См.: Правда, 1940, 10 сент.
8
См.: Правда, 1940, 23 сент.
Думаю, читатель понимает, что все происходившее в то время на «Большевике» так или иначе отражает процессы, характерные для всей экономики страны, для всего советского общества. И если я говорю преимущественно о своем заводе и его людях, то только потому, что именно с ними нераздельно была связана в ту пору вся моя жизнь.
«Большевик», как и вся наша экономика, делал, по существу, первые шаги по пути интенсификации производства. Это было закономерным продолжением прежнего пути, которым шло наше народное хозяйство на ранних этапах своего развитии, когда нам приходилось на первое место ставить рост количественных показателей, строить заводы и фабрики на нередко устаревшей технической базе с целью создавать все новые и новые рабочие места, вовлекать в производство все больше людей. С победой социализма, когда производительные силы общества достигли качественно нового уровня, настала пора добиваться высоких производственных результатов с помощью более рационального использования уже имеющихся материальных и трудовых ресурсов, на базе технической реконструкции и внедрения передовой технологии.
Такой работы требовали от нас интересы Родины, продолжавшая осложняться внешнеполитическая обстановка — обстановка кануна войны.
Первая заповедь
Да, война была у порога нашего общего дома — Советской страны. События 1939 года полностью подтвердили оценку международного положения, сделанную XVIII съездом партии.
Мы с горечью и возмущением узнали о захвате гитлеровцами Чехословакии. Он явился прямым следствием «мюнхенской политики» западных держав — политики предательства интересов народов, пособничества агрессору. Чехословакия имела полную возможность защищать свою независимость, и мы, советские люди, готовы были оказать всемерную поддержку чехословацкому народу. Но буржуазное правительство этой страны под давлением западных держав капитулировало, отказавшись от сопротивления фашистской Германии.
Это случилось в марте. Причем гитлеровская Германия пошла на агрессию при молчаливом согласии Англии и Франции. Больше того, покончив с Чехословакией, она сразу же приступила к подготовке агрессии против Польши. Стало ясно, что западным державам не удалось ценой мюнхенского предательства сговориться с Гитлером и оградить от его посягательства свои интересы. И тогда Англия и Франция заявили о предоставлении гарантии государственной независимости Польше, Греции, Румынии, Турции, которым yгрожала фашистская Германия. В то же время они начали переговоры с Советским Союзом о способах противодействия агрессии.
С напряженным вниманием следили мы за этими переговорами, проходившими в Москве, всей душой одобряли настойчивость, с которой представители нашей страны добивались заключения договора о взаимопомощи с Англией и Францией против блока фашистских государств. Каждый из нас понимал, что нельзя упускать ни малейшей возможности, чтобы организовать коллективный отпор агрессору и предотвратить новую мировую войну. Конечно, нас возмутили все новые, часто неуклюжие уловки представителей Англии и Франции, всячески затягивавших переговоры, выдвигавших совершенно неприемлемые, не отвечавшие принципу взаимности предложения, фактически рассчитанные на провоцирование советско-германской войны. Но надо было набраться
Переговоры затянулись. Миновала весна. Подходило к концу лето. В августе по инициативе Советского Союза в Mоскве состоялась встреча военных представителей СССР, Англии и Франции. Тогда-то и стало окончательно ясно, что реакционные правительства Англии и Франции вовсе не думают о том, чтобы вместе с СССР с оружием в руках выступить против фашистской агрессии, что им нужно не соглашение с нами, а разговоры о соглашении ради каких-то иных, судя по всему, сугубо своекорыстных целей.
Что это были за цели, в деталях вскрыли многие документы, ставшие известными уже после второй мировой войны. Поистине нет предела лицемерию империалистов! Вдумайтесь только: используя московские переговоры для обмана демократической общественности, требовавшей от правительств западных держав установления тесного сотрудничества с Советским Союзом, а заодно и для оказания давления на фашистскую Германию, Англия и Франция за спиной СССР с мая и до конца августа — то есть одновременно с московскими переговорами — вели переговоры с Берлином. О чем? Англия, например, изъявила готовность прекратить переговоры с СССР, отказаться от гарантий, данных ею Польше и другим странам, и даже пожертвовать интересами своей ближайшей союзницы Франции, разделить с Германией сферы влияния в мире, в том числе за счет СССР.
Западные державы всеми средствами давали понять фашистской Германии, что у СССР нет союзников, подталкивали ее к войне против нас. Одновременно США и Англия всячески поощряли и японских милитаристов, старались придать их экспансии антисоветскую направленность. Провокация в районе oзepa Хасан, а затем агрессия на реке Халхин-Гол против Монгольской Народной Республики, с которой мы были связаны протоколом о взаимопомощи, — это были прямые попытки мирового империализма японским штыком прощупать боевую мощь социалистического государства, его готовность к отпору агрессии.
Складывалось чрезвычайно опасное для нас положение. Советскому Союзу грозила война на два фронта одновременно — на Западе и на Дальнем Востоке, и вести ее мы были бы вынуждены в условиях полной политической изоляции. Такого положения надо было избежать, избежать во что бы то ни стало, расстроить замыслы империалистов, оттянуть, насколько это возможно, их нападение на СССР.
Окончательно убедившись в нежелании Англии, Франции и Польши заключить соглашение с Советским Союзом о совместной борьбе против гитлеровской агрессии и исчерпав все другие возможности обеспечения безопасности нашей страны, партия и правительство в августе 1939 года приняли решение согласиться с предложениями Германии заключить с ней договор о ненападении.
Жизнь подтвердила, насколько своевременным и дальновидным был этот ответственный шаг. В те дни наш договор с Германией был у всех на устах. Мне приходилось часто встречаться и разговаривать с рабочими, руководителями цехов. О чем бы ни шла речь, люди так или иначе касались положения в мире, военной опасности. Об этом же говорили мы и на заседаниях парткома, и в Володарском райкоме партии, и в Смольном, где я нередко бывал по заводским делам. Должен сказать, что и рабочие, и инженеры, и партийные работники в большинстве своем не верили в то, что Германия будет соблюдать заключенный с нами договор. Пролетарское классовое чутье, да и вся международная практика последних лет подсказывали, что на это рассчитывать не приходится. Но разве можно было отказываться от возможности отодвинуть нападение подальше, выиграть время для укрепления своей обороны? Такой выигрыш как раз и давал нам договор.
Надвигавшаяся опасность сплачивала людей. Мелкое, второстепенное отходило на второй план. Каждый понимал, что главное сейчас — pаботать еще настойчивей, еще лучше. Мы все осознавали себя единой семьей, которой грозит беда, да такая, что одолеть ее можно только всем миром.
Бывая на заводах, в учреждениях, встречаясь с избирателями, ветеранами партии и Вооруженных Сил, участвуя в торжествах по случаю награждения городов, я всегда охотно разговаривал с людьми. Женщины и мужчины, убеленные сединой ветераны, прошедшие сквозь огонь военных испытаний, и молодежь, знающая о них только со слов старших из книг и кинофильмов, — все они так же, как и десятилетия назад, говорили как о самом главном: «Сделаем все, все преодолеем, только бы не было войны!».