Во имя справедливости

Катценбах Джон

— А Фергюсон?!

— Фергюсона никто и пальцем не тронет. Может, ему и придется немного понервничать, но на его свободу больше никто не покусится. Возможно, в некоторых кругах он даже станет героем…

— И?..

— И будет дальше преспокойно вытворять все, что ему заблагорассудится!

Кауэрт вылез из машины, чтобы немного остыть. Неподалеку он заметил старомодную парикмахерскую с традиционным вращающимся трехцветным столбиком возле дверей. Красно-бело-синие полосы на столбике беспрестанно крутились как олицетворение безысходности. Краем глаза журналист заметил, что Браун тоже вылез из машины и стоит у него за спиной.

—

А что, если Фергюсон и так уже вытворяет все, что ему заблагорассудится? — пробормотал наконец полицейский.

Еще одна девочка. На этот раз — Дона Перри. Пошла в бассейн и больше не вернулась…

— Теперь-то нам известны склонности Фергюсона, правда, Кауэрт? Что же мешает ему приняться за прежнее после трехлетнего отдыха в тюрьме?

— Да ничто не мешает… Каков ваш план действий, детектив?

— Мы должны заманить Фергюсона в ловушку! — заявил лейтенант. — Если нам не дадут доказать, что это он убил Джоанну Шрайвер, мы должны поймать его на каком-нибудь новом преступлении.

— Хорошо, продолжайте, — сказал Кауэрт, спиной чувствуя, что Тэнни Браун просто кипит от ярости.

— Мы должны поймать его с поличным, так чтобы, когда я его арестую, а вы напишете об этом статью, ни у кого не возникло ни малейших сомнений в его виновности. Вы сможете написать такую статью, Кауэрт? Статью, после которой он больше не отвертится?

Внезапно Мэтью вспомнил, как наблюдал в Майами за ловцом омаров, наполнявшим ловушки кусками рыбы и опускавшим их в черные прибрежные воды. Кауэрт был еще молод, и его поразила простота и эффективность этих смертоносных ловушек. Каждая из них представляла собой простейший, открытый с одной стороны узкий деревянный ящик. Привлеченный запахом разлагающейся рыбы, омар вползал в этот ящик, пожирал лежавшую в самом конце приманку и больше не мог вылезти из узкого ящика, став жертвой своей прожорливости и неповоротливости.

— Я-то могу написать такую статью, — сказал журналист. — Да вот только нужно время, чтобы зверь попался в ловушку. А есть ли у нас время, лейтенант?

— Не знаю, — покачал головой полицейский. — Но попробовать обязательно надо.

Браун оставил Кауэрта в своем кабинете и удалился, сказав, что хочет проверить, получил ли Уилкокс результаты лабораторных анализов одежды и куска коврового покрытия из машины Фергюсона. Некоторое время журналист смотрел на висевшие на стенах уже знакомые ему дипломы и грамоты, а потом подсел к телефону и позвонил в редакцию «Майами джорнел». Пока его соединяли с Эдной Макджи, Кауэрт размышлял о том, почему Эдна, несмотря на свой пытливый ум, часто производит такое легкомысленное впечатление.

— Эдна?

— Мэтти, куда ты пропал?! Я тебя повсюду ищу!

— Я в Пачуле, в полиции.

— С какой это стати? А я-то думала, что ты поедешь в тюрьму штата, в Старк!

— Я туда обязательно поеду.

— На твоем месте я бы не мешкала с этим. В «Сент-Питерсберг таймс» сегодня вышла статья о том, что после Блэра Салливана осталось несколько коробок документов, дневников, записок! А вдруг он написал о том, как организовал убийство матери и отчима?! В статье говорится, что в вещах Салливана сейчас копаются детективы из округа Монро. Кроме того, они допрашивают всех, кто работал в тюрьме, когда там сидел Салливан. А еще они изучают списки посетителей Салливана. Я, конечно, дала кое-какой материал в нашей газете, но главный редактор отдела городских новостей желает знать, куда ты запропастился!

И почему ты не написал о коробках, оставшихся после Салливана, раньше, чем об этом пронюхала «Сент-Питерсберг таймс»?! Он недоволен тобой, Мэтти! Очень недоволен!.. Где же ты все-таки был?

— На островах Флорида-Кис и в Пачуле.

— Что-нибудь узнал?

— Для статьи материала маловато, но кое-что накопал.

— Например?

— Об этом еще рано говорить.

— Знаешь, Мэтти, на твоем месте я бы поспешила с новой сенсационной статьей. Это в твоих же интересах.

— Спасибо за совет.

— Это не совет, а предупреждение.

— Я к нему тем более прислушаюсь… А что узнала ты?

— Предсмертное признание мистера Салливана — самый настоящий шедевр изощренной лжи.

— В каком смысле?

— На данный момент я считаю, что из сорока убийств, в которых Салливан сознался, он в действительности совершил только половину или и того меньше.

— Значит, он убил всего лишь двадцать человек?! — воскликнул Кауэрт и поразился собственной реакции.

«Разве убийца, прикончивший двадцать человек, в два раза добродетельнее того, кто убил сорок?!» — подумал журналист.

— Сейчас у меня нет оснований сомневаться в том, что примерно в двадцати случаях убийцей был именно Салливан.

— А что насчет остальных?

— К некоторым из них он, очевидно, непричастен, потому что за них посадили и даже приговорили к смерти других людей. Салливан просто решил примазаться. Как и в случае с молодым парнем в магазине, который сразу вызвал у меня подозрение. Помнишь? Кроме того, Салливан сказал тебе, что недалеко от Тампы убил официантку, предложив ей сначала провести с ним время. Помнишь?

— Помню. Кажется, Салливан не вдавался в особые подробности. Он гораздо больше рассуждал о том, с каким удовольствием ее убивал.

— В целом Салливан все правильно тебе рассказал, вот только есть одно «но». Преступник, убивший эту женщину, убил еще двух человек неподалеку и сидит сейчас в камере смертников. Это всплыло только после того, как я начала все проверять. В виновности того, другого человека нет никаких сомнений, а Салливан взял и приписал себе его убийства. Для ровного счета, что ли? Он точно так же обвинил себя в убийствах, совершенных еще двумя другими преступниками, которые тоже сидят сейчас в камерах смертников. Такое впечатление, словно он пытался примазаться к чужой славе! — рассмеялась Эдна.

— Зачем же ему все это было нужно?

— Кто его знает! — хмыкнула журналистка. — Может, именно поэтому психоаналитики из ФБР столько с ним возились?

— Но…

— Знаешь, у меня есть на этот счет своя теория. Как тебе известно, наибольшее количество убийств совершил Тед Банди. Он убил тридцать восемь человек. Может, и больше, но, прежде чем его посадили на электрический стул, он успел сознаться в тридцати восьми убийствах. Я думаю, старина Салли захотел его перещеголять. Среди вещей Салливана нашли три книги о Теде Банди. Второе место занимает сидящий в камере смертников Окрент, поляк из Форт-Лодердейла. Помнишь такого? У него не сложились отношения с проститутками, он их убил целую кучу. Официально ему предъявлено обвинение в одиннадцати убийствах, но говорят, что на самом деле он прикончил семнадцать или даже восемнадцать девиц легкого поведения. Кстати, этот Окрент тоже сидел где-то поблизости от Салливана. Понимаешь, что я хочу сказать? Салливан мечтал прославиться и для этого оговорил себя!