Во имя жизни
Шрифт:
ДУРИАН
Я никогда не хожу в церковь. В самую суровую и горькую пору — в пору войны все, даже те, кто прежде никогда не бывал в церкви, не пропускали ни одной мессы. Но я и тогда не сподобился этой благодати. А держусь я от церкви подальше из-за дуриана — так зовется один наш местный фрукт. На первый взгляд трудно себе представить, какая связь может быть между мессой и плодом. Поэтому начну с самого начала.
В филиппинской деревне, где я жил, все жители были прихожанами римско-католической церкви. И как положено, исправно ходили в церковь все, кроме меня. Поэтому, когда налетали наши знаменитые «буйволиные тайфуны» — багьо, мощные и стремительные, когда они неожиданно обрушивались на деревню и сметали с лица земли пальмовые
В то лето, когда случилось страшное извержение вулкана, и наши поля сделались совсем непригодными для обработки, отец не выдержал и тоже заявил, что это не иначе как из-за того, что я упорно не посещаю «дом господний». Но я остался глух к его укорам. Потом в сезон дождей река вышла из берегов и смыла наших свиней, и мать, в сердцах схватив хворостину, крепко меня вздула, приговаривая: «Будешь знать, как не ходить в церковь!» Однако я по-прежнему упорствовал. Но вот когда японцы захватили Филиппины и на постой в деревню прислали солдат, терпение родителей иссякло. Это стало той последней соломинкой, которая, как говорится, может переломить хребет и буйволу. Тут моя мать объявила: или я отправлюсь в церковь, или она не пустит меня на порог дома. Я, разумеется, выбрал меньшее из двух зол. Я решил наконец пойти в церковь.
В одну из суббот приходский священник самолично посетил нашу деревню. Это был толстенный испанец. Я в жизни не встречал человека толще. Глыба мяса, да и только. Я ему всегда не нравился, поскольку он, разумеется, прекрасно знал, что мне до примерного католика далеко. Когда он вошел в наш дом, мать сказала, что я должен исповедаться. Вот так я впервые и получил отпущение грехов.
Я честно признался священнику, что много лет не ходил в церковь, и побожился, что отныне не пропущу ни одной воскресной мессы.
— Ты цыплят воровал? — вдруг огорошил он меня вопросом.
— Что вы! Да никогда! — честно ответил я.
— А поросят?
— Нет, тоже не воровал. — В те дни у нас в деревне, действительно, пропадало немало живности.
Толстый священник благословил меня и отпустил мне все прегрешения разом. Я был рад, что он не спросил еще и про овец.
— Ну, посмотрим, будешь ли ты завтра поутру в церкви, — проговорил он на прощание и ушел.
Наутро в воскресенье мать разбудила меня чуть свет. Ей пришло в голову, что неплохо было бы захватить с собой в церковь какой-нибудь подарок для священника. Я от кого-то слыхал, что наш падре обожает дурианы. Поэтому, не долго думая, я вскарабкался на большое дуриановое дерево и нарвал с полдюжины самых лучших плодов. Дуриан — это такой фрукт с толстой кожурой, покрытой колючками, величиной с хороший грейпфрут. Мякоть его, приятная и сладкая на вкус, в жару остается прохладной и слегка напоминает плод драцены, но в то же время у дуриана омерзительный запах, да такой силы, что впору свалить с ног карабао. И несмотря на этот запах, дуриан — один из самых любимых плодов на наших островах.
Приготовив подарок священнику, я побежал на речку искупнуться и помыться. Потом смазал волосы свежим кокосовым маслом, причесался и надел свою белую праздничную рубашку. Ботинки я старательно надраил банановой кожурой. Их мне разрешалось носить лишь по особо торжественным случаям — в рождественские праздники или в день нашего национального героя Хосе Рисаля.
Все в деревне уже, конечно же, прослышали, что я наконец иду к мессе, и пялились на меня во все глаза, когда я проходил по деревенской улице с корзинкой дурианов в руке, а молоденькие девушки поглядывали из-за занавесок. Мой путь лежал мимо арены для петушиных боев. Дружки и приятели из соседних деревень принялись зазывать меня посмотреть, как дерется их петух. У них был великолепный красный петух, которого они готовили уже к третьей схватке. Но мне пришлось сделать вид, будто он меня нисколько не интересует, и гордо пройти мимо. Я был полон решимости отстоять мессу.
К церкви я подошел как раз вовремя. Это было самое большое и самое старое строение в деревне. Ее выстроили в свое время бедные крестьяне,
Когда я протиснулся внутрь церкви, священник уже начал проповедь о Девятой заповеди. Он, видно, заметил, как я пробрался в боковой придел храма. А я отыскал свободное место и уселся, запихнув под скамью свою корзинку. С обеих сторон люди вдруг начали потягивать носом и отодвигаться от меня. Они позабыли даже о злых москитах, беспокоивших их, и отсаживались от меня все дальше и дальше. Немного погодя и священник шумно втянул носом воздух и неожиданно прервал проповедь.
— Откуда это так премерзко пахнет?
— Отсюда, — радостно выкрикнул я и поднял над головой корзинку.
— Сейчас же унеси эти плоды прочь!
—Так это же для вас, — попытался объяснить я. — Я их вам принес.
Но священник, будто не слыша меня, вдруг гаркнул:
— Убирайся вон!
Мне не приходилось еще видеть его таким разъяренным. Лицо у него сделалось красным как помидор, он был похож на огромный воздушный шар, готовый вот-вот лопнуть. Не успел я опомниться, как двое дюжих ризничих схватили меня под руки и вывели из храма божьего, не дав мне сказать ни слова в свое оправдание.
Меня не раз выставляли из деревенских пивных, но из церкви, да так грубо, — впервые. Все хорошенькие девицы, которые пришли к мессе, хохотали надо мной до упаду. Я же отправился домой и с превеликим наслаждением съел все дурианы сам.
С тех пор я больше не хожу в церковь.
ФРАНСИСКО СИОНИЛЬ ХОСЕ
Франсиско Сиониль Хосе (род. в 1924 г.) — известный прозаик и журналист, автор нескольких сборников новелл и романов. Пишет на английском языке. Наибольшей известностью пользуется его тетралогия, три романа из которой переведены на русский язык: «Притворщики», «Мой брат, мой палач» и «Дерево». Ф.-С. Хосе занимается журналистской деятельностью. Сотрудничал в известных журналах «Манила тайме санди мэгэзин», «Эйша мэгэзин» и некоторых других. В 1958 г. явился инициатором создания филиппинского отделения Пен-клуба и с тех пор уже более четверти века остается его руководителем. В 1966 г. основал просуществовавший полтора десятилетия литературно-публицистический ежемесячник «Солидэрити», завоевавший популярность далеко за пределами Филиппин. (На его страницах выступали многие видные писатели и деятели культуры стран Азии.) Ф.-С. Хосе — лауреат почти всех известных национальных литературных премий. Не раз встречался с советскими писателями и переводчиками филиппинской литературы в Маниле и в Москве.
МАГИЯ
Великий Профессор Фаустус болен, и мне необходимо повидаться с ним, пока он жив. Он по-настоящему великий человек, если бы даже он не предварял свое имя этим эпитетом. Меня не нужно в этом убеждать, поскольку Великий Профессор Фаустус — мой отец.
Он мне не сообщал, что болен, — он никогда не касался в письмах личных проблем, — но даже живя в Манхеттене, филиппинец во всех подробностях узнает, что происходит дома. В прошлом году я вышел с работы ранним ноябрьским вечером — и кого же я увидел? Из объемистого, лоснящегося «кадиллака» с притемненными стеклами выбирался Клаудио, друг моих мальчишеских лет, которого тогда мы звали Клодом.
Он сразу узнал меня, хотя мы не виделись лет пятнадцать. С ним была пара типов уолл-стритовского вида, и после бурных объятий в облаке его французского одеколона я дал ему адрес и телефон, которые, как он объявил, он никак не мог у себя отыскать. Клод сказал, что весь его месяц в Америке буквально расписан по минутам, но завтра вечером он свободен, так не поужинаю ли я с ним в «Плазе». На Клоде был элегантный серый костюм, он так и лучился благополучием — будто выиграл все ставки на манильских бегах. До того все это было непохоже на прежнего Клода, который пошел в ассистенты к отцу, когда отец убедился, что я не собираюсь продолжать его дело...