Во имя жизни
Шрифт:
Этот его репортер, который писал стихи, затеял однажды разговор о неуемности желаний человека, о беспредельности его амбиций, о том, как ограничить себя и сделать жизнь проще. Аду припомнил, как жилось ему в Ла-Унио-не, где он питался одной вяленой рыбой с рисом, не всякий раз приправленным кокосовым маслом. Вкусно как все тогда было! Припомнил тесный домик, где они жили, спали с дедушкой прямо на бамбуковом полу, и дедушка рассказывал ему истории про призраков, ведьм и всяких невидимок.
И вот, пожалуйста, Манила, все радости жизни, которые можно купить — на свои или на деньги приятелей, дом в самом изысканном квартале Азии... Откуда
— Без ложной скромности, — любил говорить Аду, — я сам и спроектировал себе дом и сам руководил строительством. Архитектор нужен только дураку.
Дом выглядел как собор. Аду построил его в начале шестидесятых, он не рассчитывал, что новый дом будет больше прежнего, который он оставил женатому сыну. Аду мечтал об уютном домике с плавательным бассейном на просторном участке. Но у Аду было такое множество друзей, и один, которому Аду не раз оказывал услуги, запротестовал:
— Ты что это, Аду? Говорят, ты строишься? Ты не забыл: у меня же цементный завод, я прямо завтра пришлю машину цемента и все, что требуется. Только объясни, куда доставить.
Аду был уже слишком большим человеком, чтобы забивать себе голову такой прозой, как строительные материалы. Но он все равно обзвонил несколько знакомых, и ему столько всего навезли, что хватило бы на собственную строительную контору: он мог выстроить не один дом, а три.
Когда закончилось строительство, получился «собор» под синей черепичной крышей, с красными кирпичными стенами и полами из лучшей древесины. Можно было сплошь затянуть полы ковровым покрытием, но Аду подумал, что смешно это делать на Филиппинах, где жарко и где есть дорогие сорта древесины, которая так красиво смотрится. Поэтому покрытие сделали только в его кабинете и в подвальной комнате для игр. У Аду было три превосходных ковра, привезенных когда-то из Персеполиса; они украсили собой бар, кстати, лучший по разнообразию напитков во всей Маниле. Аду доставал спиртное из-за границы или у друзей, знавших его слабость к нарядным бутылкам. Бутылки закрывали собой стены, как на выставке, а кто-то из любителей статистики однажды сообщил Аду, что спиртного у него побольше, чем на сто тысяч песо. Аду мог бы открыть винный магазин.
В искусстве Аду не разбирался. Он приобретал или принимал в дар только картины, в которых ему все было ясно, вещи Амарсоло, например. Этот художник, прославившийся цветными настенными календарями, был приятелем Аду, и в пятидесятые годы Аду частенько заглядывал в его мастерскую в Азкарраге. Лидер ввел тогда валютные ограничения, Аду шел в гору, денег была куча, и он мог скупать картины Амарсоло с еще не просохшей краской. После смерти Амарсоло у Аду осталась целая коллекция его элегических деревенских сцен и ярчайших закатов, и он не знал, где все это развесить. Одна эта коллекция могла бы дать больше миллиона.
Аду не нравилась абстрактная живопись, он не понимал ее и однажды написал в своей рубрике — справедливо написал, — что манильские модернисты представляют собой претенциозное дерьмо. Он чуть не умер с досады, когда его младший сын Томми начал писать абстракции. Только тогда он попробовал всерьез разобраться в том, что это такое, но сколько книг ни покупал он сыну, сколько ни вчитывался в них, все равно абстрактная живопись ему казалась бредом.
— Без ложной скромности, — говорил Аду, — я теперь могу читать лекции по французскому модернизму, по абстрактному дзэну, даже по кинетическому искусству, но мне все равно
Рита вернулась в первом часу в полном восторге: выиграла пять тысяч, первый выигрыш за полгода! Дело было, конечно, не в сумме — во Дворце иной раз проигрывали в покер и по двести тысяч песо в ночь, и никто не удивлялся.
Нет, никакого приглашения она не видела, и вообще это ее не волновало. Терпеть она не могла все эти дворцовые приемы, где говорят не поймешь о чем. Рита закончила колледж в JIa-Унионе и к космополитическому высшему свету Манилы не применилась даже после того, как объездила весь мир и побывала во всех «Ритцах». Рита любила блюда, привычные с Ла-Униона: тушеные овощи с соленой рыбой и помидорами ломтиками — пищу илоканской деревни.
Рита легла спать. Аду слушал, как она посапывает, но у него сна не было ни в одном глазу. «Черт, — думал он, неужели со мной что-то не то. Только вообразить себе, чтобы Марс Флоро получил приглашение раньше меня! Он же ничего собой не представляет и не поддерживал их так, как я». Аду действительно поддерживал их и, как большинство илоканцев, был человеком упорной преданности. Он знал Лидера, когда тот был начинающим политиком, когда его еще и в Конгресс не избирали, но уже в те времена Аду относился к нему с любовью и уважением.
Аду планировал дать в пятничный номер небольшую заметку о годовщине, но сейчас он решил выделить это событие крупным планом: по целой колонке в трех номерах о браке Лидера и его Супруги и о том, что было сделано ими для страны. Вместо обычного комментария по телевидению — серия кинодокументов, которые Департамент пропаганды вполне успеет подобрать ему за день. Аду сел за машинку:
«Поздравляем Лидера и его Супругу».
Аду хорошо знал, неумеренная похвала производит обратное впечатление на читателя: избыточная лесть звучит как оскорбление. В отличие от некоторых царедворцев, превозносивших Лидера до небес в своих книгах, даже историю переписывавших наново, похвалы Аду удерживались в рамках правдоподобия. Эпос хорош для легендарных героев, а Лидер, при всей легендарности своих деяний, все-таки живой человек, не застрахованный ни от болезни, ни от злодейской пули. Аду был осмотрителен: Лидер должен оценить его сдержанность.
Он долго бился над последним абзацем, его пришлось переписывать дважды.
«Во всем мире политики утверждают, что действуют в интересах народа, когда объявляют с трибун, что являются его правомочными выборными представителями. Правомочность правителя не должна основываться на народном волеизъявлении, которое зачастую является результатом невежественности, предвзятости и воздействия средств массовой информации; более, чем на чем-либо другом, должна она основываться на прошлом Лидера, а когда он стоит у власти, то и на оценке того, на что употребляет он свою власть. Сорок пять же миллионов филиппинцев, возглашающих славу «Нашему Лидеру», можно не брать в расчет.
В то время как другие лишь говорят о патриотизме, он носит на себе шрамы войны, свидетельствующие о его убеждениях. В то время как другие рассуждают о том, что они сделали бы, он — за несколько последних лет авторитарного конституционизма — занялся джунглями и облагодетельствовал сельскую местность мощеными дорогами, открыл школы для детей, больницы для народа. Он единственный предоставил наконец крестьянину возможность жить с достоинством, какого не мог тот достичь в годы мрачной ночи олигархического феодализма.