Во славу Отечества! Часть II
Шрифт:
По своему замыслу план Штрауссенбурга был очень даже неплох, учитывая остающееся численное превосходство войск Центральных государств над силами союзников. Но весь его расчёт строился на пассивности Слащёва, с которой генерал после столь удачного прорыва начисто расстался. Наоборот, у Якова Александровича были далеко идущие планы, о наличии которых он, теперь, соизволил известить господ союзников.
Пока Пфланцер терпеливо дожидался приказа из Вены, Слащёв, совершив молниеносную перегруппировку, сам перешёл в наступление на австрийские части, расположенные под Ускюбом. Узнав от встречных македонцев месторасположение главных сил противника и взяв их в проводники, он вместе
Срочно перебрасываемые из тыла части армии Кевессгази не имели между собой налаженной связи и потому были вынуждены драться без взаимодействия друг с другом, надеясь только на свои силы. Македонские крестьяне точно указали солдатам Слащёва местонахождение главного штаба фельдмаршала, и атакующие вовремя вышли на главную цель.
Ещё не проснувшиеся австрийцы не смогли оказать нападавшим достойного сопротивления и в панике бежали, бросив на произвол судьбы своего командира. Разгоряченные боем сербы моментально уничтожили роту охранения фельдмаршала и ворвались в дом, где он квартировал. Австрийский фельдмаршал весьма отличился своими драконовскими мерами, предпринятыми по отношению к мирному сербскому населению при взятии Белграда, и поэтому, ему вряд ли стоило рассчитывать на милость ворвавшихся в расположение штаба сербов.
Когда в горнице ещё шла отчаянная борьба между сербами и офицерами штаба фельдмаршала, сам фельдмаршал Кевессгази в лучших традициях австрийской армии пустил себе пулю в висок, что, впрочем, не спасло его от мести разъярённых сербов. Едва им только стало ясно, что старый мучитель ускользнул от справедливого наказания, сербы выволокли ещё теплое тело на улицу и, подняв его на штыки высоко над своими головами, двинулись вдоль улицы. Кто-то из солдат заметил, что у покойного не застёгнуты в спешке надетые штаны и немедленно сдёрнул их с тела, чем вызвал громкий взрыв хохота и неприличных восклицаний. Чем дальше двигалась радостно гудящая толпа сербов, тем большим надругательствам подвергалось тело несчастного австрийского фельдмаршала.
Когда прибыл сам Слащёв, ликование сербов было в самом разгаре. Генерал очень жёстко прекратил издевательства над трупом поверженного противника и приказал похоронить его со всеми полагающимися по рангу почестями. Проштрафившиеся сербы были отправлены на остриё контратаки идущего на выручку австрийцам хорватского полка.
Лишённые общего руководства австрийские части Македонской армии стали беспорядочно отступать вглубь Сербии, превращаясь толпу вооруженных бандитов и дезертиров, мало чем напоминая доблестные регулярные войска императора Карла Австрийского. Всего под Ускюбом было взято в плен свыше 80 тысяч человек и около 20 тысяч дезертировало.
Едва только весть о разгроме Македонской армии со всеми ужасающими подробностями стала известна командующему Албанской армией генералу Пфланцер-Балтине, он решил не дожидаться наступления д’Эсперэ и стремительно отвёл свои войска сначала к Дурресу, а затем и вовсе увёл их из Албании, начав организацию обороны у черногорийской Цетиньи. Генерал очень опасался обвинения в трусости, но вместо этого получил благодарность самого императора за мудрое сохранение австрийской армии.
Между тем, события на Балканах продолжали стремительно развиваться, нарастая, как снежный ком. Будучи полностью отрезанным от войск Центральных держав, царь Фердинанд оказался один на один против энергично наступающего Слащёва, при полном развале его собственной армии.
Получив от Слащёва в качестве ударной поддержки русскую бригаду, Дмитриев безостановочно продвигался на Софию, по пути обрастая болгарскими частями, с радостью переходящими под его командование. Отдавая генералу русскую бригаду, Яков Александрович тем самым подводил черту под стратегической дилеммой, мучившей его последнее время. В его положении было очень заманчиво продолжить своё наступление на север и со временем перенести боевые действия в саму Австрию, используя явную слабость её войск в южном направлении. Направление было очень перспективным, и, будь у генерала в распоряжении побольше войск, он бы обязательно рискнул попытать свое воинское счастье. Но сейчас, располагая очень ограниченным контингентом войск, при всей своей любви к риску, Слащёв решил остановиться на реально выполнимой без всякого риска задаче, — выведении из войны Болгарии.
Приказав д’Эсперэ продолжать наступление силами всех французских дивизий на Албанию и Черногорию с выходом к Дурресу и Цетинье, командующий фронтом перебросил в помощь наступающему Дмитриеву ещё одну сербскую дивизию, не ослабляя при этом свое давление оставшимися силами на Пришвину, куда в спешке продолжали отходить остатки армии погибшего Кевессгази.
Приближение Дмитриева к болгарской столице можно было с полным правом сравнить с триумфальным возвращением Наполеона с Эльбы. Войска не оказывали ему никакого сопротивления, проявляя только бурную радость по поводу возвращения опального генерала, демонстративно перешедшего в 1914 году на русскую службу в знак несогласия с решением царя о присоединении к Центральным державам.
Фердинанд лихорадочно метался по Софии в поисках выхода из столь сложного положения, то взывая о помощи к своим союзникам, то начиная заигрывать с местной буржуазией, надеясь обрести хоть какого-то союзника в их лице. Все эти попытки продолжались более двух суток и не принесли никакого результата, Центральные державы сами переживали не лучшие дни и никак не могли помочь союзнику, а все политические силы внутри страны поспешили занять выжидательную позицию, с нетерпением ожидая прихода Дмитриева.
Оставшись в абсолютной изоляции, 24 сентября Фердинанд специальным манифестом известил весь мир о своем отречении от престола в пользу своего сына Бориса и выходе Болгарии из войны. Возможно, что в других условиях этого бы вполне хватило для начала мирных переговоров с союзниками, но при наличии такой фигуры, как Дмитриев за чьей спиной недвусмысленно маячила Россия, подобного исхода не могло быть и в принципе.
Едва только стало известно об отречении Фердинанда в пользу сына, как Дмитриев публично заявил, что не допустит передачи власти в славянской стране, чуждому по духу и крови человеку, и отказался признать Бориса на болгарском престоле. Армия вновь рукоплескала своему национальному герою, и самые дальновидные политики Софии моментально сориентировались в этой ситуации. Специальным манифестом от 26 сентября Болгария была провозглашена республикой, и её Верховным правителем на время переходного периода был назван генерал-фельдмаршал болгарской армии господин Радко-Дмитриев.
Его торжественный въезд в Софию состоялся 28 сентября при массовом стечении ликующего народа. Новоиспечённый Верховный правитель страны приказал всем болгарским солдатам немедленно вернуться на родину, которая с этого дня становилась союзницей Антанты и вместе с ней вступала в войну против общих врагов.
Подтверждая на деле приверженность союзническому долгу, генерал- фельдмаршал всячески способствовал быстрой переброске русско-сербских войск к румынской границе для совместного наступления на немецкие части оккупирующие Румынию.