Во славу Отечества
Шрифт:
– Значит, во всём виноват царь Фердинанд, говоришь?
– спросил Дмитриев унтера, и тот вновь вскочил.
– Так точно, господин генерал, он немчура проклятый, через него все и наши беды.
– А сбросить его духу не хватает?
– Так точно не хватает. Не нашего ума такое дело вершить.
Дмитриев посмотрел на вытянувшегося перед ним в струнку унтера и с хитрецой спросил:
– Ну, а со мной ты и твои солдаты пойдут свергать царя?
Унтер радостно осклабился и, не задумываясь ни секунды, чётко и ясно отрапортовал:
–
Радко внимательно посмотрел в лицо допрашиваемого, а затем сказал:
– Ладно, иди, Раков, сейчас тебя накормят, но помни: слово - не воробей, вылетит, - не поймаешь! Когда унтера увели, Слащёв неторопливо подошел к карте, развёрнутой на столе, и сказал своему собеседнику:
– Значит, не любят братушки своего царя, ой не любят, если он их голодом морит.
– Да за, что любить этого аспида, Яков Александрович, был бы ещё свой, да глупый, так ведь этого чужака из Берлина прислали на нашу голову,- с негодованием ответил Дмитриев, - и что в нём нашего, славянского? Ладно, Бог даст, выбросим обратно!
Дмитриев помолчал некоторое время, а затем продолжил:
– Всё, что говорил Раков - полная правда. Немцев в дивизиях осталось очень мало, в основном, только помощники командиров дивизий. Тырновский полк, находящийся в резерве, полностью свободен от немцев, и его офицеры готовы поддержать нас, как только будет прорван фронт. Такое же положение дел и в Бургаском и Козолуповском полках. Их командиры не хотят воевать и готовы повернуть своё оружие против Фердинанда, если наш прорыв будет успешным.
– Да, если будет успех,- повторил Слащёв,- и не просто успех, а развал фронта. В этой ситуации наш основной противник - австрийский корпус Франка. Если мы свяжем его ударами с фронта и выйдем в тыл, то его можно будет исключить из дальнейшего расклада. Македонская армия фельдмаршала Кевессгази и Албанская генерала Пфлянцер-Балтина не успеют прийти им на помощь, если болгарские части сдержат своё слово.
– Поддержат, обязательно поддержат!
– горячо заверил Слащёва Дмитриев,- мои люди недавно вернулись с той стороны. Все готово.
Собеседник кивнул головой, а затем осторожно спросил:
– А что будет потом, когда падет Фердинанд? Скорее всего, подобно нашему царю Николаю он отречется в пользу своего молодого сына Бориса. Ты готов поменять одного немца на другого, который вряд ли забудет свержение с престола своего отца.
По задумчивому лицу Дмитриева было видно, что подобные мысли давно терзали его голову, но он не решался их высказать:
– Поддержит ли меня генерал Корнилов, если я предложу свою персону в Верховные правители Болгарии?
– Думаю, обязательно поддержит, друже генерал.
– Так ты выясни это поточнее.
– Не волнуйся, обязательно уточню, сегодня же отправлю шифровку.
Узнав всё, что ему было необходимо, Дмитриев склонился над картой и задумчиво произнес, озирая поля будущих сражений:
– Значит, нам с тобой, Яков Александрович, будет нужна только победа и ничто другое.
Тщательно спланированное наступление началось 30 августа. В течение 8 часов артиллерия союзников, которая имела некоторое численное превосходство, обрабатывала передовой край вражеской обороны по всем участкам фронта, где предстояли активные действия, как наступательные, так и отвлекающие.
Англо-греческие войска на следующее утро первыми атаковали позиции австрийцев под Монастырем, но к исходу дня смогли занять лишь первую оборонительную полосу глубиной около 1 километра. Далее австрийцы Франка не пустили их о чем, командующий радостно доложил в Вену генералу Штрауссенбургу.
Совершенно по-другому проходило наступление в районе Ветреник - Скол. Русская бригада и сербы вначале вели вялую перестрелку, а затем после обеда неожиданно атаковали вражеские позиции. Это было столь неожиданно для болгар и их германских советников, которые полностью были уверены, что всё происходящее здесь носит, чисто демонстративный характер.
Несмотря на яростный огонь из неподавленных пулеметных точек, атакующие пехотные цепи всё же смогли достичь линии первых окопов и забросать противника гранатами и дымовыми шашками. После этого последовал решительный штурм позиций и быстрое продвижение вглубь вражеской территории.
Болгары оказывали вялое сопротивление, предпочитая либо отходить с позиций в тыл, либо сдаваться в плен. Преследуя отходящие силы противника, русские и сербы без особых помех заняли вторую линию оборонительных позиций, и вышли в глубокий тыл.
Продвижение, наступающих на флангах франко-итальянских дивизии, было не столь стремительным, это было обусловлено не столько сопротивлением болгар, сколько плохой подготовкой атакующих частей, большая часть которых была укомплектована неграми из французских колоний, которые плохо понимали отдаваемые французскими офицерами команды.
Рано утром 1 сентября, к огромной радости Слащёва и Дмитриева, к ним явились парламентеры двух болгарских полков объявившие об их готовности сложить оружие перед первым героем Болгарии. Обрадованный столь стремительным поворотом дела, Слащёв приказал Дмитриеву срочно принять командование полками, а сам силами двух сербских дивизий и русской бригады немедленно ударил в тыл австрийцам, продолжавшим отбивать лобовые атаки греков.
Появление русских войск было, как нельзя кстати, для атакующих Монастырские позиции в третий раз, войск генерала д’Эсперэ. Австрийцы не хотели покидать столь удобные для обороны позиции, прижимая атакующую пехоту противника плотным заградительным огнем из всех видов оружия. Франк умело организовал оборону, оперативно реагируя на все изменения обстановки и твердо надеясь на помощь болгарского резерва, которую так и не получил. Узнав о русском прорыве, болгары либо убивали своих германских советников и сторонников царя Фердинанда и спешили перейти на сторону Дмитриева, либо беспорядочно отходили вглубь Македонии к ставке фельдмаршала Кевессгаза.