Во власти Давида

Старлайт Риша

На кладбище ни души. По плохой погоде народ предпочитает сидеть по домам. Мне же лучше. Ненавижу людей. С некоторых пор.

Нахожу нужное огороженное захоронение.

Холмик. Цветы. Елка рядом. Крутой памятник ставить еще рано. А так… это все что осталось от моего старшего брата.

— Привет, братишка. — отпиваю горький глоток, что сразу обжигает спиртом горло. Это хорошо. Нужно сразу запьянеть, чтобы не так остро. Чтобы хоть немного притупить боль.

— Я облажался, Демид.

Пью еще. Поглощаю бутылку,

будто мне потом за руль не садиться. Вставляет не по-детски. Но боль не опускает меня.

— Ты все видишь, братишка. Скажи, почему я ошибся? Почему так облажался? Почему жизнь такая паршивая штука?

Ответом мне лишь ветер, трясущий макушки елей. Смотрю на верхушки деревьев, вспарывающих низкое затученное небо и голова кружится.

— И ты не отмщен. И девушка невинная пострадала от моих рук.

Почему не могу перестать думать о Тае? Ее образ всегда со мной. Что в клубах, что во время работы, что здесь, возле могилы брата.

Может, потому что мне в душу запала? Потому что причинил ей боль? Потому что чуть на тот свет не отправил?

— Думаешь, она простит меня?

Ветер шумит в верхушках сильнее.

— Я бы не простил. Ты прав. Что мне сделать, когда она очнется? Отпустить на все четыре стороны, чтобы забыла меня и весь тот ужас, что причинил ей? А сможет ли забыть? Сможет ли жить дальше? Не хочу я ее отпускать, Демид! Не отпущу! Прихожу к ней каждый день в палату и понимаю, что не отпущу. Зацепила меня. Никогда такие не нравились. А тут прям в сердце занозой. Да что я рассказываю? Сам все видишь сверху. И это — дерьмово. Дерьмовей некуда. И как мне разруливать эту ситуацию, я не понимаю.

***

— Ну она выйдет когда-нибудь из этой комы? — пытаю врача.

— Когда-нибудь. — эхом повторяет врач. Мы не боги, Давид. А человеческое тело — хрупкое и непредсказуемое. Но Тая тяжёлая. Стабильно-тяжёлая, и это — отлично!

— Угу, лучше не придумать! — хмыкаю, глядя на бледную, осунувшуюся девушку. — Может, витамины какие? Лекарства есть? Ты ж знаешь, я не последний человек в городе. Бабло имеется.

— Разумеется, я в курсе, что ты на клубах хорошо поднялся! Но Дав, давай откровенно, какие бы лекарства ты ей не привез, это не поможет ей очнуться. Тут только время. И терпение. Пойду я Дав, все хорошо с ней.

Отпускаю врача. Остаюсь с девушкой наедине.

Сейчас ночь, сиделка с ней только в дневное время.

Подсаживаюсь на кровать. Беру ее за руку. Кисть тонкая. И пальцы маленькие. Маникюр ей красивый сделали. Те когти шалавские спилили нахуй. Подношу ее ладонь ко рту. Пытаюсь согреть, потому что рука прохладная.

Тая причесана, вымыта. Сиделка строго следит за ее гигиеной. Сейчас она точно спит глубоким сном. На шее бинты. Швы с ранения сняли, но все равно до полного заживления еще далеко.

Тянусь дотронуться до ее губ. Пухлых и невинных. Вспоминаю как жадно целовал их

той ночью. Вспоминаю и все остальное. Удовольствие от ее невинности, от ее тесноты. Понимаю, что сейчас это совершенно неуместно, но мысли о сексе с ней не покидают меня. Даже в таком состоянии, бледную, не накрашенную без грамма косметики меня влечет к ней. Что это? Наваждение? Проклятье?

— Очнись, пожалуйста! — сильнее сжимаю ее руку. — Очнись быстрей!

Глава 16

ДАВИД

Знаю, что это сон.

Но от этого кайфа не меньше!

Тая соблазняет меня. Медленно танцует стриптиз около шеста. Интересно, где только научилась так двигаться? В своем Мухосранске?

Она в чулках, подвязках и поясе. Сиськи, аккуратные и маленькие торчать сквозь прозрачный лифчик. Охрененное зрелище! Я поедаю их глазами и чувствую, как колом становится все, что ниже пояса!

— Давай, поиграй ими! — сглатываю вязкую слюну.

Тая в такт блядской музыки начинает ласкать, мять, играть с грудью, сжимать и отпускать ее.

— Сними лифчик! — рычу охрипшим баритоном.

Тая покоряется. Снимает кружевную тряпку и кидает ею в меня. На секунду моргаю, закидываю лифчик за кровать, а сам впериваюсь в нежную обнаженную девичью грудь. Соски ее торчат что маленькие камушки и мне до дрожи хочется их сжать, втянуть в рот, поперекатывать на языке.

Тая раскачивается в такт музыки и ее грудь колышется и подпрыгивает в такт движениям.

Я больше не в силах терпеть давление члена в брюках.

— Иди сюда! Займись мной! — приказываю.

И Тая не смеет мне возражать. Сходит с шеста, и покачиваясь, с грацией кошки подходит ко мне. Опускается на колени. Широко разводит мои бедра в стороны. Я тянусь сжать ее аккуратные сиськи в своих огромных лапах. Сжимаю. С девичьих губ слетает стон томления и удовольствия.

— Давид… — с придыханием шепчет мое имя, — мой Давид…

— Твой… — с готовностью привстаю, давая ей возможность стянуть с меня джинсы прямо с боксерами. — Прими меня, целиком!

Член вылетает из боксеров точно на пружине. Покачивается у лица Таи, головка раздувается от переполняющей ее крови.

Тая сглатывает накопившуюся слюну, любуясь мощью и длиной твердокаменной эрекции.

— Ну же, Тая, возьми его в рот! — в нетерпении порыкиваю я.

Тая облизывает свои пухлые губки. Блядь, что же творит со мной эта женщина? Еще секунду и мне сорвет крышу! Я же просто насажу ее рот на свой каменный стояк, потому что уже не в силах сдерживаться!

И Тая сжаливается надо мной. Целует своими охрененно пухлыми губами мою головку, раздувающуюся от ее ласки, точно шляпку гриба.

— Бля… — с шумом выпускаю воздух, готовый спустить лишь от одних ее поцелуев, что сейчас покрывают весь мой пенис от уретры до основания.