Во власти мечты
Шрифт:
Элейн стало любопытно. Она подошла к креслу, в котором сидела Салли.
— Разве у вас нет денег? — спросила девочка.
Салли отрицательно покачала головой:
— Нет. Вот поэтому я и мои сестры приехали в Лондон: искать работу и зарабатывать деньги.
— Вы хотите работать гувернанткой?
Салли снова покачала головой:
— Нет, я хочу работать в детском саду, но там не было места, и мне пришлось прийти сюда, посмотреть, понравится ли мне здесь.
Элейн, глубоко вздохнув, переспросила:
— Понравится ли вам?
— Кто такой Бейтс?
— Наш дворецкий. Он ужасный старик: он пьет папин портвейн, когда папочка уезжает.
Салли ничего не сказала на это, только вздохнула и проговорила:
— А мне жаль мисс Харрис.
— А мне нет, — сердито возразила девочка.
— Я видела ее совсем недавно. Она бедная, пожилая больная женщина. Жаль, что у меня нет денег. Тогда я могла бы хорошо кормить ее, присматривать за ней, покупать хорошую одежду. Она стала бы совсем другим человеком. Бедность делает людей запуганными. Видишь ли, они боятся, что у них не будет крыши над головой, боятся злых людей.
Элейн переваривала информацию несколько минут, а затем сказала:
— Но вы не боитесь.
— Не боюсь. Потому что я еще очень молода и могу многое сделать. Кроме того, я не всегда была бедной. Папа хорошо меня кормил и одевал. Денег стало не хватать, когда он умер.
— Вы его очень любили? — спросила Элейн.
— Очень. — У Салли ком подкатил к горлу. Несколько минут они обе молчали, а потом первой заговорила Элейн:
— И я очень любила свою маму, а она умерла… умерла почти три года назад. Здесь никто никогда не говорит о ней. Папа тоже никогда не вспоминает о маме.
Вот так неожиданно Салли узнала секрет маленькой девочки. Вот и причина непослушания и капризов: одиночество и тоска по матери. Прежде чем Салли успела сказать хоть что-нибудь, выражение нежности на лице девочки снова сменилось, видимо, обычной для нее угрюмостью. Салли подумала, что Элейн — красивая девочка, только немного бледная, и уголки рта опущены.
— Вы заставили меня разговаривать с вами, — сказала Элейн. — Это, наверное, такой трюк, чтобы понравиться мне. Все гувернантки пытались провернуть со мной подобные штучки. Я же сказала, что не буду заниматься.
— А я сказала тебе, что понимаю, почему ты не хочешь ничего делать. Знаешь, у меня тоже была когда-то гувернантка. Она учила меня и моих сестер. Она была очень пожилая и вечно сердитая. Как-то моя сестра Мэриголд заявила, что больше не желает делать никакие уроки, и мой отец отослал гувернантку и стал учить нас сам. Но сперва он заставил нас самих захотеть учиться.
— Заставил, и вам захотелось учиться? — с любопытством переспросила девочка. — Как это может быть?
— Ну, знаешь, когда Мэриголд сказала, что не будет заниматься, он ничего не стал с нами делать. Мы очень удивились: мы-то думали, что получим хорошую взбучку. Так прошло несколько дней. И вот однажды отец заговорил с нами об Индии, а когда нам стало очень интересно, он сказал, что мы небось и не знаем, где находится Индия.
Энн, моя старшая сестра, заявила, что знает. Мэриголд не была уверена, а я и вовсе ничего не знала. Тогда папа велел нам разузнать об Индии все, что сможем. Мы отправились в его кабинет, нашли книги об Индии, какие-то картинки, а потом папа показал нам на глобусе, где находится эта страна. А когда закончил рассказ, сказал, что это был наш первый урок географии, и рассмеялся, потому что на настоящий урок все это не было похоже.
На следующий день мы захотели сами пойти в магазин, и отец заставил нас точно подсчитать, сколько денег нам придется потратить. И это был наш первый урок арифметики. Так учиться было очень весело. Если из-за границы приходило письмо, мы узнавали все об этой стране; если кто-нибудь из гостей упоминал какое-то место в Англии или рассказывал о какой-либо другой стране, мы отправлялись в отцовский кабинет и из книг узнавали и об этих странах, и о городах и о важных событиях.
— И у вас не было настоящих уроков? — удивилась Элейн.
Салли покачала головой:
— Того, что ты называешь настоящими уроками, не было, но тем не менее мы узнавали очень много. Единственное, что всегда переживал отец, — это наш почерк. Он не любил, когда люди плохо писали, и когда нам нужно было записать что-то, сказанное по телефону, или написать письмо, он всегда настаивал на том, чтобы все было написано аккуратно и без ошибок. Мне иногда приходилось переписывать работу по четыре раза, пока папа не одобрял ее.
— Звучит забавно. Я бы тоже хотела так учиться.
— А ты можешь, потому что я только так и могу учить тебя.
Элейн посмотрела на гувернантку сначала недоверчиво, а потом захлопала в ладоши.
— Ну, это совсем другое дело! Когда начнем?
— Объясню тебе, что мы будем делать, — сказала Салли. — До моего прихода утром берешь газету, просматриваешь ее и находишь что-нибудь, о чем тебе интересно узнать: город, страна, событие или какой-то человек, — все равно. Затем, если в доме не найдется подходящих книг, мы пойдем в библиотеку. Надеюсь, поблизости найдется такая, где мы найдем все, что нужно. Сделаем небольшое научное исследование.
— Вот здорово! — воскликнула радостно Элейн, но потом засомневалась. — Думаю, не стоит никому рассказывать об этом, правда? Наверняка все скажут, что это неправильно и вы не настоящая гувернантка.
— Боюсь, ты права, — серьезно поддержала девочку Салли. — Значит, придется тебе много запоминать, иначе наши занятия прекратят, и ты будешь снова учиться по старой методике с другой гувернанткой.
— Мы как-нибудь справимся, — пообещала Элейн. — Вы мне нравитесь, и если вас попробуют забрать у меня, я стану кричать и визжать. Тогда от нас отстанут.