Во времена Нефертити
Шрифт:
До нас дошли интереснейшие изображения празднования начала жатвы, дающие крайне важные указания для освещения роли фараона как магического средоточия плодородия. Очень показательно, что на этот праздник приносятся статуи всех умерших фараонов от Менеса [31] до отца того фараона, который в данный момент занимает престол, и именно им предлагаются в жертву начатки жатвы.
Не менее показательно и то, что на празднике жатвы в процессии непосредственно за фараоном идут не его сыновья, а «ириу хе-нисут» (этим термином некогда обозначались члены царского рода); очевидно, именно они, старейшины рода вождя, следовали некогда за ним на племенных празднествах в те отдаленные
31
Менес (Мена, Мина, Мени) — первый или второй фараон I династии, правивший около 3100 года до н. э.
Интереснейший момент в египетском царском культе — обряды, связанные с пережитками ритуального убийства царя. В силу тех же представлений, по которым племенной вождь был магическим средоточием состояния производительных сил природы, считалось, что ослабевший, больной или стареющий вождь не может обеспечить благополучия племени, так как в этом случае производительность самого племени и окружающей его природы также ослабеет. Отсюда происходил широко распространенный обычай убийства вождей, имеющий целью замену слабеющего вождя полным сил преемником, способным магически обеспечить благосостояние племени. Момент ритуального убийства вождя обычно определялся старейшинами племени. В ряде племен правление вождя вообще было ограничено определенным периодом: иногда его устраняли при достижении им того или иного возраста, иногда по прошествии определенного срока правления — через год, три, двенадцать и т. д.
Следы обычая ритуального убийства вождя сохранились в историческом Египте в ряде пережитков. Один из них — праздник хеб-сед, который справляли в случае длительного царствования фараона, даже иногда несколько раз в течение его правления. Анализ совершавшихся обрядов позволяет считать, что целью праздника было магическое усиление жизнеспособности царя, который путем мнимой смерти считался как бы вновь возрожденным к жизни. Другим свидетельством наличия в Египте в отдаленном прошлом ритуального убийства вождя служит обряд ритуального убийства священного быка Аписа или коровы богини Исиды, которые торжественно утоплялись по достижении ими определенного возраста.
Пережитки тотемистических представлений, концентрировавшиеся некогда с особой силой вокруг вождя племени, достаточно ясно выявляются при разборе культа фараона и всего его придворного обихода. Фараон сохранил связь с бывшими тотемами, что особенно ярко сказывается, между прочим, в его титулатуре. Косвенное отражение древнейших тотемистических представлений — образы в египетских гимнах, где фараон то сопоставляется с быстро летящим соколом, то с быком, попирающим врагов, то с грозным рыкающим львом. Бык, сокол и лев неразрывно связаны с фараоном в историческом Египте, а на заре истории мы наблюдаем еще ряд тотемов, среди них скорпион, коршун, баран и т. д.
В свете всего этого становится ясной и связь культа умершего фараона с культом Осириса, и сопоставление живого царя с Гором, а мертвого — с Осирисом. С отдаленнейших эпох до времени Птолемеев в мистериях красной нитью проходит мысль о том, что, поскольку правящий фараон как Гор совершает культ Осириса, постольку и Осирис должен обеспечить счастливое царствование фараону Гору. Это же представление, вышедшее из родового культа предков, лежит в основе почитания сыном памяти умершего отца.
Древняя вера во всемогущество умерших предков продолжала сохраняться и в классовом Египте. Взаимные обязанности живого сына и мертвого отца очень четко определяются Текстами пирамид: если «сын сеет ячмень и сеет полбу и приносит жертву отцу», то, в свою очередь, «отец должен смотреть за домом своих живущих». Тот же мотив звучит через все ритуальные и мифологические наслоения в текстах мистерий Осириса в Дандаре, Эдфу и Фивах:
ПриходитВопрос об отношениях отца и сына, в сущности, составляет основу фабулы мифа об Осирисе. Безусловное право сына на наследование отцу, обязанность сына мстить за убийство отца, теснейшая их связь между собою — все это не случайно подчеркивается мифом, так как сказание об Осирисе отразило в египетской мифологии торжество патриархата.
Переход от матриархата к патриархату — один из важнейших моментов в истории развития рода. Борьба правовых норм материнского и отцовского родов и победа патриархата, которую Энгельс называет «одной из самых радикальных революций, пережитых человечеством», не могла не отразиться в мифологии. На египетской почве яркое мифологическое отражение столкновений интересов материнского и отцовского родов мы имеем в сказании о споре Гора и Сета, основной мотив которого — спор сына и брата умершего вождя за его наследие. Оба противника, и Гор, и Сет, выступают здесь с вполне обоснованными притязаниями на царское звание Осириса, причем обоснования эти опираются на различные правовые нормы. Гор требует звания Осириса себе, как сын по законам наследования отцовского рода, тогда как Сет настаивает на передаче прав Осириса ему, как брату, рожденному от той же матери, согласно укладу рода материнского.
Таким образом, миф отражает тот переломный момент истории первобытной общины в Египте, когда окрепший отцовский род предъявляет свои требования и ломает матриархат. Показательны слова Онуриса и Тота, сторонников Гора, с которыми они обращаются к главе богов. «Неужели отдано будет звание (царя. — М. М.) брату по матери, в то время как налицо сын по плоти?» — вопрошает Онурис. То же самое говорит и Тот: «Неужели отдано будет звание Осириса Сету, великому силой, в то время как есть сын (Осириса. — М. М.) Гор?» Из чтения текста «Спора Гора с Сетом» видно, с каким трудом и в результате каких испытаний Гор в конечном итоге добивается своего и получает корону Осириса. Сет проигрывает тяжбу, отныне торжествует отцовское право.
Толкование спора Гора с Сетом как мифологическое закрепление победы патриархата подтверждается и постоянными эпитетами Гора — «наследник Осириса» и «наследник наследника», с которыми имя его связывается во всех религиозных текстах, и не менее характерными эпитетами Осириса:
Укрепляющий истину в Египте, Утверждающий сына на месте отца.В этой связи чрезвычайно показателен приговор Геба по тяжбе Гора и Сета из текста «Мистерий Сета»: «И сказал Геб: „Смотрите, даю я наследство сыну наследника моего сына, перворожденному, открывателю путей, подобно тому как сделал это Ра-Атум для Шу, старшего сына Вседержителя, подобно тому как и Шу сделал мне. Также и я. Смотрите, дал я вещи мои все сыну Осириса Гору, сыну Исиды… Наследник это, сын наследника“». Законность перехода наследования от отца к сыну, несомненно, подчеркнута здесь умышленно несколько раз на протяжении ряда поколений богов.
Мы видим, таким образом, что легенда об Осирисе, умирающем и вновь воскресающем боге, средоточии сил природы, складывается в родовом обществе при наличии уже развитого земледелия, переплетаясь с культом вождя, так же как средоточия благосостояния производительных сил природы. Соединяясь в классовом обществе с культом умершего фараона, культ Осириса сочетает в себе новые условия, обрядность, связанную с представлениями об умирающем духе плодородия, и пережитки древнейших тотемистических верований, сохраняя в фабуле мифа отражение торжества победившего патриархального рода.