Во времена Нефертити
Шрифт:
Поддержка, которую египетское жречество оказывало власти Птолемеев, нашла соответственное возмещение с их стороны. При Птолемеях началось усиленное храмовое строительство, и, что еще показательнее, со временем они не только возвратили храмам отнятые у них доходы, в том числе шестую часть сбора с садов и виноградников, но и осыпали их новыми льготами и щедрыми дарами. Чем слабее становилось внешнее положение Египта и чем острее были его внутренние проблемы, тем с большей настойчивостью искали Птолемеи опоры у египетского жречества. Не случайно при подавлении восстания в Фиваиде в 165 году до н. э., когда Фивы были разрушены, а их жители выселены в соседние селения, храмы Фив не были тронуты.
В свете всего сказанного появление новых вариантов религиозных драм в Эдфу приобретает совершенно иное значение. Их непременным участником становится царь, а часто и царица. Эти драмы,
Одновременно эти драмы были рассчитаны и на то, чтобы убедить самих Птолемеев в могуществе египетских богов, а следовательно, в необходимости всяческой поддержки их храмов и их жрецов. В этом отношении очень показательна приписка к тексту драмы о Горе Бехдетском, которая вскрывает политический смысл совершавшихся в Эдфу представлений и свидетельствует о том, что царь действительно принимал в них участие. Приписка гласит: «Да сотворит [это] царь в день, когда случится тревога и мятеж! Да будет изображен писанием на его груди крылатый скарабей, когда он увидит тревогу, подобно тому как сделал Ра-Хорахте, [когда он увидел] тревогу сына Ра имярек, причем лицо его [скарабея] да будет соколиное, губы — коршуна, тело скарабея. Удалитесь от него, о вы, враги, вы — совет нечестивый, вы — люди, боги, духи и мертвые, Апоп — враг сына Ра, Птолемея, живущего вечно, возлюбленного Птахом! Он — мститель бога, вышедший из Бехдета, и имя его — Гор Бехдетский! Тогда да скажет сам царь: „Я — мститель бога, вышедший из Бехдета, и имя мое — Гор Бехдетский!..“ Пусть эти изречения будут произнесены, когда случится тревога, и пусть не боится царь, ибо его враги будут убиты пред ним, и его сердце немедленно возрадуется над ними, и немедленно один [из них] будет убивать другого, как [это] случилось с врагами Ра-Хорахте, когда Гор Бехдетский полетел на них крылатым солнцем».
Если мы вспомним, что в тексте декрета, сочиненного египетскими жрецами в честь коронации Птолемея V Эпифана, при рассказе о подавлении восстания в Ликополе говорится, что это произошло подобно тому, «как Тот и Гор, сын Исиды и Осириса, покорили себе тех, которые раньше в этих местах возмутились», то совпадение этого сравнения с эдфускими драмами, разумеется, не покажется нам случайным. И там и тут мы видим упоминание о мифе, согласно которому Гор и Тот покоряют мятежников, которые, по словам декрета, «раньше в этих местах возмутились» и которые выступают в драматических представлениях в храме Эдфу в образах врагов Гора или Ра. Очевидно, что в обоих случаях враги богов — это символические соответствия реальных земных врагов царей и жрецов.
Стремясь укрепить свое положение и приобрести авторитет у царей Птолемеев, египетские жрецы прибегали к уловкам, давно испробованным их предками. В их арсенале имелись достаточно широко и долго практиковавшиеся обряды, с помощью которых жречество Египта еще в далекой древности поддерживало свою власть и могущество. Мы уже видели на примере папируса Сольт 825, как в птолемеевское время продолжал применяться древний обряд уничтожения фигурок, изображавших врагов фараона. Можно указать и на другие драматизованные ритуалы уничтожения врагов, которые засвидетельствованы на памятниках как птолемеевского времени, так и более древних. Например, на обряд «ловли врагов сетями». На стене храма в Карнаке сохранилось изображение ловли сетями водяных птиц Рамсесом II и жрецами в масках богов Гора и Хнума. Но аналогичные сцены сохранились и от птолемеевского времени в том же Карнаке, Эдфу и Эсне, причем текст в Эдфу прямо говорит о том, что дело идет о ловле и уничтожении врагов царя: «Назад, вы, которые надеетесь не быть взятыми! Прячущиеся в ваших городах! Да будете вы пойманы [в сети] ночью, если вы не были пойманы днем!». Надо думать, что и другие сцены ловли птиц фараоном и богами имеют то же значение: недаром в Книге мертвых рассказывается о том, как Гор убивает врагов Осириса, обратившихся в птиц, животных и рыб, и о том, как боги ловят сетями души приверженцев Сета, в то время как души праведных избегают этой участи. Словом, ясно, что обряды уничтожения врагов царя совершались в Египте за много веков до Птолемеев, и в их время египетские жрецы лишь воспользовались опытом своих коллег из далекого прошлого.
Равным образом не раз
42
Хабабаш — фараон, правивший приблизительно в 338–336 годах до н. э.
43
Пе и Деп — две части города Буто.
Гор в виде сокола. Пектораль из гробницы Тутанхамона
Перед нами явная попытка произвести впечатление на нового правителя-грека рассказом о мощи египетского бога Гора, «с которым никакой царь несравним». В то же время невольно вспоминается уже приведенная религиозная драма о вторичном изгнании Сета из Египта: имеющееся в «стеле сатрапа» прямое объяснение падения персов как изгнание их Гором за преступления против египетского храма представляет собой полную параллель с текстом, в котором Сет изгонялся из Египта за нечестивые проступки против богов долины Нила. Совпадение официального жреческого декрета с религиозной драмой лишний раз говорит о несомненном политическом значении, которое имели в Египте драматические храмовые действа.
Думается, что значение драматизованных обрядов было еще шире, ибо в них проявлялась идеологическая борьба, которая отражала борьбу социальную. В папирусе с текстом Книги мертвых, принадлежавшем писцу Ани, жившему в XIV веке до н. э., имеется диалог умершего Ани с богом Атумом, в котором писец высказывает сомнения в том, действительно ли предстоящее ему посмертное существование будет лучше земного. Атум пытается эти сомнения рассеять.
«Ани: „О, Атум, что это [значит], что я отправляюсь в пустыню? Там ведь нет воды, нет воздуха, она глубока-глубока, она темна-темна, она вечна-вечна!“
Атум: „Ты будешь в ней жить с удовлетворенным сердцем“.
Ани: „Но в ней нет радостей любви!“
Атум: „Я дал просветление вместо воды и воздуха и радостей любви, умиротворение сердца вместо хлеба и пива!“».
Этот диалог вставлен в первую часть главы, носящую название «Чтобы не умереть вторично», и не имеет никакого отношения ни к ее началу, ни к ее второй части и производит впечатление явной вставки. И это действительно так. Мы встречаем этот диалог только в папирусе Ани и в одновременном ему так называемом Лейденском папирусе писца царского стола Ра. Ни раньше, ни позже в известных нам экземплярах Книги мертвых этого диалога нет. А между тем содержание его крайне важно, так как оно отражает наличие сомнений в превосходстве загробного мира над земным.
Интересно, что на стене фиванской гробницы, принадлежавшей современнику писца Ани верховному жрецу Неферхотепу, сохранился текст, который также содержит полемику по поводу достоинств загробного и земного бытия. Полемика эта направлена против «Песни арфиста» — произведения, возникшего за несколько веков до того времени, когда жили Ани, Ра и Неферхотеп. «Песнь арфиста» знаменита тем, что служит одним из немногих свидетельств наличия в Древнем Египте элементов свободомыслия, так как в ней высказано явное неверие в существование загробной жизни.