Во все Имперские ТОМ 10 Крокодил
Шрифт:
— Боюсь, что так, — мрачно констатировал Словенов.
— Типа мне воздерживаться до конца моей жизни?
— Отвечу, как есть, князь. Жизнь Крокодила длится недолго. Ты — смертник. Так что невозможность задушить твою Дуню Кулакову — это последнее, что должно тебя сейчас волновать. И да, не трогай особо девушек, лучше даже не смотри на них. Как известно, соблазн лучше останавливать, когда он только зарождается...
— Дерьмо! Блядь! Просто натуральное дерьмо! Это уже не жизнь, учитель... Ну а рыбу-то хотя бы жрать можно?
—
Я буйно и безумно расхохотался в истерике:
— Твою ж мать... У меня слов нет! Что я за Крокодил, если не могу есть мяса?
— Ты ешь магию, забыл? Так я напоминаю, князь. Просто пойми, что принятие себя — это отбрасывание всего лишнего, внешнего и наносного.
— Мда, но я не считаю секс лишним, по-моему он был вполне органичной частью моей жизни...
— ПРОШЛОЙ жизни, князь. Прошлой. Не цепляйся за старое и отжившее.
— Слушайте, учитель, а ведь мужчины, бывают, исторгают семя и во сне... Если мне, к примеру, приснится эротический сон — я типа взорвусь в собственной постели?
— Понятия не имею. Я вообще не уверен, что ты теперь будешь спать, князь. Ты изменишься. В том числе физически. Древосток заставит тебя мутировать, на генетическом уровне...
— Значит, я все-таки буквально стану чешуйчатым монстром? — вздохнул я, — Что ж. По крайней мере, это решит вопрос с девушками. Непонятно только, нахрена я тогда женился на троих, мда...
— Просто осознай, князь, что Древосток — воля магии. Твои хотелки больше ничего не значат. Забудь про них. Ты стал сверхчеловеком. Ты теперь переступаешь не только через себя, но и через магократию. Её социальные устои — теперь НИЧТО для тебя. Забудь про человеческое, забудь про социальное. Откройся божественному. Ну и... Теперь, я надеюсь, ты понимаешь, почему магократы не раскрывают свой Древосток, и почему он назван Запретным Меридианом?
— О, да, учитель. Теперь я понимаю. Блядь.
— Твой гнев понятен. Но реальность состоит в том, что ты теперь обрёл настоящую свободу. Просто постарайся это осознать.
— Ага, свободу. Мне ничего нельзя, плюс я теперь обречен на миссию...
— На свою миссию, князь. Ты наконец-то будешь жить своей жизнью, а не чужой. Может ли быть большая свобода?
— Плевать. Что я конкретно должен делать?
— Не знаю, — улыбнулся Словенов.
В принципе я даже не удивился. Я уже наверное вообще утратил способность удивляться.
— Моя Крокодильная сущность сама мне подскажет, так?
— Так. Или не так. Научись слушать свой Древосток. Сама магия говорит через него. А теперь пора окончить твою инициацию...
— Ага, пора. Инициация вышла просто отличной, учитель. И гейсы крутые.
Я печально вспомнил, как сам инициировал во второй ранг Шаманова в нашей ложе, вроде тогда я дал ему на несколько минут гейс «не есть мороженого». Сам я сейчас получил совсем другие гейсы, и получил их на всю оставшуюся жизнь...
Впрочем, большая МОЩЬ — большие жертвы, ничего не поделаешь. Не то чтобы ко мне вернулся мой оптимизм, не то чтобы я смирился со всем этим дерьмом, но я просто решил перестал ныть и начать действовать.
И будь там что будет.
— Начни со своей рябинки, — посоветовал Словенов, — Со своего Источника.
— Вы о чём?
— О том, что Источник — часть души мага. Твоя рябинка там, в кургане Рюрика. Просто установи с ней отношения, какие установил бы КРОКОДИЛ. Это окончит твою инициацию. И еще... Сегодня тебе было страшно. Я знаю. Но завтра на Микенских играх, куда тебя позвали твои друзья-либералы, тебе предстоит нечто еще более ужасное. Ибо Полётов задумал очень недоброе. Он надеется вскрыть грудину самой магии. А магия такого не любит. Но я не могу это предотвратить.
— А я могу?
Словенов усмехнулся:
— Кто я такой чтобы давать советы Крокодилу? Нет, мой мальчик, дальше ты сам.
Я кивнул:
— Мы еще поговорим?
— Не знаю, князь. Мой физический мозг истерзан, в своей материальной форме я утратил способность к речи и мышлению. А переместить нас сюда в Эмпирей я больше не смогу — ты ведь сейчас вернешься в мир живых и воскреснешь, кроме того, я потратил на это столько ауры, что в моём нынешнем виде мне её уже не восстановить. Так что наверное мы уже не побеседуем. А может и побеседуем. Когда-нибудь. В другой жизни...
— И еще вопрос, учитель, — у меня все не шла из головы моя сестра Таня, захваченная слугами Либератора, даже сейчас, — Мой дядя перед смертью сказал мне одно слово — «пилюля». А перед этим он еще успел сказать, что кто-то должен съесть какую-то пилюлю, иначе Тане конец. Я думаю, что речь идёт о Павле Стальном. Я сделал ему пилюлю из Перводрева, чтобы он исцелился от своей странной болезни, но ублюдок упорно отказывается жрать её, хотя умирает. Как вы считаете, мой дядя имел в виду это, учитель? Или я ошибаюсь? И как мне заставить Стального съесть пилюлю? И должен ли я вообще это делать?
— Увы, — произнёс Словенов, — Я правда не знаю. Я вообще ничего не знаю о радикальных масонах, я говорил. Могу сказать одно — не верь им, князь. Не верь даже предсмертным речам твоего родича. Ибо радикальный масон — лжец по своей сущности, как и сам Либератор.
— Мда, но зачем-то же дядя мне это сказал...
— Ты готов, князь?
Я зачем-то глянул вверх, в звездные небеса, как будто на нас со Словеновым оттуда смотрел кто-то третий — уж не знаю кто, магия или сам Бог...
— Я готов, учитель. Точнее говоря, вы просили меня не называть вас учителем, простите. Поэтому хоть один раз назову вас по имени — прощайте, Глеб Львович. И спасибо вам. Наверное.