Во все Имперские ТОМ 12. Финал
Шрифт:
— Он опять пил?
— Ни в коем случае, госпожа, — Исцеляевский тут же отвесил поклон, — Его Величество не пьет уже месяц. Ни капли. И ничего не употребляет. Я бы заметил, если бы он...
— Да ты даже пачку сигарет за зеркалом заметить не смог, тупой ты баран, — пробурчала Таня, потом обратилась к Рукоблудову, — Ты тоже хорош. Почему Его Величество до сих пор не одет?
— Так он не хочет, госпожа канцлер, — Рукоблудов растерянно завертел головой, как будто от этого движения одежда должна была сама запрыгнуть на тело Императора.
Таня метала свой взгляд по
Разве что Императрица Луиза Таню недолюбливала, и при её появлении неизменно надувала губки, становясь при этом надменным выражением личика похожей на древнеримскую статую.
— Что с моим братом? — продолжила Таня пытать Исцеляевского.
— Я уже два раза сказал, — обреченно сообщил Исцеляевский, — Он здоров. Он не пьян. Не под наркотой. Я лично полагаю, что у Его Величества депрессия. И экзистенциальный кризис. А я такое лечить не умею. Ему нужен психиатр. А то и священник.
— Хех, в прежние времена тебе бы вырвали язык за такие слова о Государе, — хохотнул Пушкин, — Подумать только, посылает в дурку самого Императора...
— Ты вообще заткнись, муж, — бросила Таня Пушкину, — Говорить будешь, когда я дозволю. Но раз уж ты решил открыть рот — то два вопроса к тебе. Во-первых, где триста миллиардов рублей?
— Триста миллиардов чего... — Пушкин побледнел.
Таня явно попала в точку своим вопросом.
— Триста миллиардов рублей, которые были выделены на реконструкцию Парижа после войны с Либератором, — безжалостно произнесла Таня, — Где они? В Париже денег не получили. А шли деньги по твоему ведомству.
— Так бюрократия... — Пушкин, казалось, был близок к тому, чтобы пасть на колени.
— Хуекратия, — перебила Таня, — Откуда у твоей любовницы новое алмазное колье? Имперская служба защиты Конституции все видит, муж. Не думай, что ты можешь спрятаться от неё или от меня!
— Колье Варваре Жаросветовой подарил вовсе не я...
— Я не про Варвару Жаросветову, — перебила Таня, в бешенстве вскакивая на ноги, — Я про другую твою любовницу — про ту негритяночку... В тебе взыграли африканские гены, муж? Потянуло к своему родному?
Пушкин растерянно осматривал помещение, как будто искал поддержки, но поддержки здесь получить было не от кого. Тут были только люди Тани, да еще Петя, который был в депрессии и на всех плевал.
А Петина жена Луиза так вообще тонко улыбалась, явно наслаждаясь сценой...
— Второй вопрос — ты вообще в курсе, что у нашей дочки жар? — поинтересовалась Таня, — С утра!
— Да, конечно, — Пушкин явно был рад смене темы, — Но с ней же целители, а еще у нас аж шестеро нянек...
— У нас было шестеро нянек, Пушкин, — елейным голоском доложила Таня, — Было. Но с завтрашнего дня я их всех увольняю. А ты, муж — под домашним арестом. На неделю. Будешь сидеть с нашей Василисой. А дальше посмотрим.
— А как же...
— Твои министерские обязанности пока будет исполнять Меченосцев. А ты посиди дома, подумай о своем поведении. Может наконец запомнишь, как зовут нашу дочку, кстати. Ну и да. Любовницы тебе отныне запрещаются. И русские магички, и негритянки, и даже китаянки... Я даю тебе слово магократа, муж — следующей твоей любовнице я просто отрублю голову. А тебе — твоё достоинство. И суну твоё отрубленное достоинство в пасть отрубленной головы твоей шлюхи! Ты совсем распоясался, Пушкин. Ты нуждаешься в воспитании.
— Мда, но ведь...
Но Таня уже подскочила к мужу, поцеловала Пушкина в губы, а потом подтолкнула к дверям.
— Всё. Пошёл вон, Пушкин. И все остальные тоже!
Танин муж сбежал первым, Исцеляевский и Рукоблудов вышли следом, недовольная Луиза замешкалась...
— Госпожа, у меня будет конфиденциальный разговор с братом, — Таня отвесила Императрице короткий поклон, — Прошу простить, но вам придется уйти. При всем моем уважении.
Луиза надула губки так сильно, что, казалось, они у неё сейчас лопнут. Потом едва слышно обругала Таню по-французски и вышла из покоев, утащив своего годовалого сынка — наследника престола Александра Александровича.
Дубовые двери хлопнули, теперь в отделанных мрамором покоях остались только Таня и Петя.
Таня вздохнула, снова села рядом с братом, потом положила ему руку на плечо...
— Петь, ты бы хотя бы сына постыдился. Какой пример ты подаешь наследнику?
— Этот мальчик не мой сын, — равнодушно ответил Петя, — Он сын военного министра Ростислава Буланова, как тебе отлично известно. А я не могу иметь детей.
Все сказанное было правдой.
Петя на самом деле не мог иметь детей, потому что был кастратом, свои половые органы он потерял еще во время Османской войны. Так что наследника Императрице сделал Ростислав Буланов. Таня лично подобрала отца наследника — в отличие от большинства Булановых, Ростислав был голубоглазым блондином, так что никто бы не заподозрил по внешности ребенка, что отец — не Петя.
Кроме того, Императрице Луизе Ростислав Буланов был весьма по нраву. В отличие от страдавшего одновременно аутизмом и депрессией мужа...
— Он твой сын по закону, — не согласилась Таня, — Он принц. А ты Император.
— Неправда, — холодно произнёс Петя, — Он — не мой сын. Луиза — не моя жена. Я с ней даже ни разу не спал, как ты сама понимаешь. Да мы с ней за три года и разговаривали-то пару раз... Я ничего не знаю об этой девушке. Всё это ложь, Таня. Твоя ложь. И я — не Саша. Я его брат. А Саша мертв. Солнце сожгло его...
— Господи, опять двадцать пять! — Таня всплеснула руками, — Петя, тебе самому не надоело? Скажи мне, братик, ты правда аутист что ли?
— Не знаю, — ответил Петя.
Его глаза были странно пустыми.
— Бедный мой братик... — Таня забралась на постель с ногами, подвинулась ближе к Пете и стала ворошить брату волосы на голове, — Бедный. Послушай, я же не дура, я отлично понимаю твои чувства. Но и ты пойми. Ты — наша единственная легитимность. Лишь благодаря тебе мы правим Империей. Ибо Александра Рюриковича все любят, это же он спас мир, это он сразил Либератора.