Шрифт:
Во всём виновата Маринка.
Повторяющийся сон.
На краю широкого луга, покрытого удивительно зелёной, прямо-таки изумрудной травой, которая бывает только весной, стояли мужчина и женщина. Марина отчётливо видела, что это Георгий, её муж, умерший год назад. Это его высокая рослая фигура, его яркие рыжие волосы, цвет которых он так не любил,
– - Он жив, Георгий жив!
– пронеслась радостная мысль в голове женщины.
– Но как может такое быть? Я сама сложила ему руки на груди. Его отпели в церкви, с ним попрощались. Я видела, как заколачивали гроб и опускали в землю. Я бросила в могилу горсть земли...Я сегодня была на кладбище.
Тем не менее, она пошла быстро к нему навстречу, почти что побежала. Стоящий на краю изумрудного поля мужчина резким движением руки остановил её.
– - Отпусти меня, - попросил муж, - мне давно пора быть там, (он кивнул на другую сторону поля), а я не могу уйти из-за тебя. Не держи меня! Мама и то меня отпустила, - он показал на Инессу.
– - Мы уйдем вместе, - женщина решительно шагнула вперёд.
– Ты же взял маму, возьми и меня.
– - Нет, - сказала Инесса, - тебя ждут там, - она показала назад, за спину Марины.
– Твоя жизнь там... Иди туда...
– - Мама, - прозвучал откуда-то детский голос.
Марина оглянулась и ... проснулась. Она неожиданно для самой себя задремала, сидя на диване.
– - Опять этот сон, все тот же и одновременно совсем другой, - грустно подумала женщина.
– Что бы это могло значить? Инесса с Георгием рядом, а я одна. Может, мне не дает покоя мысль, что я не вызвала родителей Гоши проститься с ним... Нет... Не это... Что же мне снится без конца одно и то же... А ничего он не означает, кроме одного - я страшно устала, что я страшно одинока, и мне очень плохо без мужа... Я не хочу жить... Я хочу к Георгию...Я хочу, чтобы меня хоть кто-нибудь пожалел...
Марина встала, подошла к окну, она была на своей даче. Одна. Совсем одна. Уже год длится её одиночество, уже год она живет воспоминаниями, и её преследует сон, где умерший муж просит женщину отпустить его. Сегодня сон несколько изменился: появилась Инесса, и звучал детский голос.
Стройная черноволосая и удивительно красивая женщина с печальным застывшим лицом казалась неживой. Не было не единой морщинки на её лице, ни в уголках рта, ни стрелочек возле глаз, лицо это, казалось, высек скульптор из мрамора, не допустив не единого огреха. Оно было совершенно и неподвижно. Взгляд красивых карих глаз, опушенных длинными стрельчатыми ресницами, не выражал никаких чувств. Если Марина улыбалась, окружающим становилась не по себе, хотелось отвернуться, спрятать глаза от её улыбки: она была чужой на этом печальном мраморном лице. Никакое выражение не оживляло его. Действительно, последний год женщина жила по инерции, без всякой цели, без интереса к чему-либо. Смысла в жизни она не видела. А ведь когда-то она была неугомонной заводилой в любой компании, все знала, все успевала, все её любили.
Марина задумчиво взглянула в окно. За стеклом стоял ноябрь, самая противная пора в году, когда еще не зима, но и не осень. А в этом году она затянулась: надо бы уже и первому бодрящему морозцу грянуть, подморозить размокшие дороги, высушить холодом грязь, выпасть первому снегу, но лил серый, занудный дождь. Казалось, никогда не перестанут уныло и тоскливо стекать струйки воды по стеклу, это будет вечно, потому что время остановилось. Погода вполне соответствовала осеннему настроению женщины. Таким же беспросветным казалось будущее. Завяла природа, завяла и Марина со смертью Георгия. Давно кончились слезы. Пришло равнодушие.
– - Мне лучше бы умереть, - думала Марина.
– Только самой. Не убить себя, а умереть. Чтобы я там с Георгием встретилась. Мы бы обязательно встретились и были бы вместе. Он в моих снах ждет меня. Но если смерть сама за мной не придет, а я её позову, то (батюшка в церкви сказал) моя душа вечно неприютной будет и никогда не найдет покоя, не встретится с мужем. Георгий там, а души самоубийц не находят пристанища. Господи, мне не нужен рай, я согласна на покой, на страдания даже, но только с Георгием. Ведь должен наступить конец света. Люди все ждут его. По последним предсказаниям, всего пять лет осталось. Я потерплю. А потом опять буду с Георгием.
Несмотря на мрачные мысли, здоровье Марины было исключительно крепким, она не болела даже гриппом. Её не брали никакие инфекции. Хочешь, не хочешь, а жить придется.
Наверное, женщине было бы легче, если бы она в своё время решилась родить. Сейчас бы у неё был маленький рыжий Гоша, бегал бы, не давал покоя. А когда он вырос, она рассказала бы ему про отца. Но... Все мы богаты задним умом. Нет маленького рыжего Гошки у женщины. Марине теперь остались только воспоминания и сны. Вернее, часто повторялся один и тот же сон. Она или идёт по улице, или еще куда спешит, иногда опаздывает, бежит, боится опоздать; подъезжает Георгий или просто ждет её, но всегда открывается дверца его машины, показывается его рыжая голова, женщина уже готова сесть с ним рядом, а муж говорит:
– - Я скучаю по тебе, Маринушка моя, очень скучаю, но меня ждут здесь. А ты осталась там. Тебе ко мне нельзя. Отпусти меня. Скажи, что отпускаешь... Живи один, мой Журчеек...живи...живи... живи...
Марина молчит. А Георгий уезжает, а она стоит и смотрит ему вслед. Только нет прежнего Журчейка, так ласково называл её муж, есть несчастная одинокая женщина...
Резкий телефонный звонок прервал печальные воспоминания Марины. Ирина и Тимофей её ждали. Надо идти. Она обещала, что обязательно сегодня вечером зайдет к ним.
Ирина и Тимофей Васильевы - лучшие друзья покойного мужа и соседи. Их загородные дома рядом. Оба двухэтажные, оба из красного кирпича, спрятались среди зелени деревьев. Но проекты разные, у Георгия дом широкий, основательный, прочно стоит на земле, (к сожалению, прочности этой не хватило самому Георгию), а у Тимофея более лёгкий, как будто рвётся ввысь. Оба участка обнесены прочным забором, вдоль забора, с наружной и внутренней стороны, заросли акации, жасмина и жимолости. Марина еще растила розы, но уже год никто за ними не ухаживал, кое-какие кусты погибли, вместо них вырос шиповник, какие-то, наоборот, разрослись. Никто не сажал этим летом цветы, никто не тронул небольшие грядки, все заросло сорной травой. Спасибо Тимофею, подстриг газонокосилкой, а иначе бы и не пройдешь. Между заборами, что разделяют участки, есть общая калитка - друзья не хотели ходить в обход. Раньше она всегда была нараспашку, а сейчас Марина даже не знала, открыта ли она. Старый деревянный дом и соседний участок с другой стороны, огороженный сеткой, тоже принадлежал Георгию...теперь ей, Марине. Как, впрочем, и сам дом, и пятьдесят процентов акций. В планы Тимофея и Георгия входил большой бассейн. Для этого и приобрёл умерший муж соседний участок со старым домом. Но не успел ничего сделать - заболел, а Марине без него ничего не надо. И эта громадная дача абсолютно не нужна. Завтра женщина уедет и не появится до тех пор, пока не пройдет боль. А она никогда не пройдет, не хочет проходить...
Мысли, воспоминания, Боже, как тяжело на душе. Уйдёт ли когда-нибудь эта тяжесть, что лежит в груди, что не разрешает улыбаться, веселиться, сможет ли когда-нибудь Марина радоваться жизни, смеяться по-прежнему? Или так и будут тянуться пустые однообразные дни, и никто никогда больше не назовет её Журчейком.
Телефонная трубка в руке напомнила женщине, что её ждут. Марина вздохнула, положила трубку. Надо идти. Она почти год не видела друзей Георгия.
Встреча спустя год.