Во всем виновата водка
Шрифт:
– Надеюсь, когда он был маленьким, - предположила я, смеясь.
– Хотелось бы, - простонала она.
– Это было прямо перед поступлением в колледж.
– Бабушка!
Остин закричал так, словно был возмущён.
Я уставилась широко раскрытыми глазами на очень серьезную женщину передо мной. Я пыталась сформировать слова, но сбивалась каждый раз, когда представляла себе взрослого Остина, бегающего голым по дому, будучи взрослым.
– Я шучу, - сказала Этель, со смехом похлопав меня по ноге.
– О, слава богу, - вздохнула я.
– Ему было около трех или четырех
– Ух ты. Имею в виду, я за то, чтобы дать волю чувствам и не держать все в себе, но бегать по ферме в таком виде...
– Я покачала головой с притворной искренностью.
– Бедные люди.
– Им бы повезло, если бы они увидели все это, - уверенно заявил Остин.
– О, боже, - простонал Сильвестр, закатывая глаза.
– Интересно, от кого у него такая самоуверенность, - спросила Этель, пристально глядя на Сильвестра.
Он поднял руки.
– Эй, я обычный, честный мужчина - никогда не бываю слишком самоуверенным.
– Ой, да ладно, - усмехнулась она.
– Эй, тебе повезло, - заявил он.
– На днях Дженис смотрела на меня так, словно я вода в пустыне. Я - ходовой товар.
– Мы женаты пятьдесят лет. Никто на тебя не смотрит, - невозмутимо ответила Этель.
– Просто говорю... словно вода в пустыне.
Остин фыркнул, и, посмотрев на него, я увидела, как он наблюдает за препирательствами бабушки и дедушки. По каждому слову и действию было видно, как сильно они любят друг друга. И по каждому движению было видно, как Остин боготворит то, что у них есть.
– Ого, пятьдесят лет - это очень долго, - сказала я.
Я наблюдала, в какой любви живут мои родители, но совместная жизнь на протяжении пятидесяти лет для меня непостижима. Трудно поверить в существование такой любви, когда в раннем детстве познаешь такое количеством разрушений, которые происходят от любви.
– Но все же недостаточно, - сказал Сильвестр Этель, положив руку на ее ногу, которую она крепко обхватила своей ладонью.
– Брак - это обязательство, - сказала Этель, глядя остекленевшими глазами между мной и Остином.
– Обязательство любить друг друга даже в трудные времена. Обязательство не сдаваться и бороться друг за друга, даже когда другой ведет себя так, словно не заслуживает этого.
– Я, конечно, не заслужил того, как за меня боролась твоя бабушка.
– Сильвестр улыбнулся нам.
– Уверен, что Остин никогда бы не женился на женщине, которая не будет бороться за него так же, как Этель боролась за меня, хотя уверен, что ему придется нелегко, - сказал он со смехом.
Я попыталась рассмеяться вместе с ним, но комок застрял у меня в горле, и я изо всех сил старалась не издать ни звука.
– Знаю, нам не удалось познакомиться до вашей внезапной свадьбы, - сказала Этель.
– Но даже за то короткое время, что я тебя знаю, вижу, какая ты замечательная женщина, и знаю, как Остин ценит брак.
– Он всегда утверждал, что женится только тогда, когда поймёт, что нашел ту единственную, с которой сможет провести всю жизнь, - добавил Сильвестр.
Каждое слово пробивало дыру в пузыре отрицания, который я создала за последнюю неделю. Мы проводили каждую минуту, наслаждаясь
Я вспомнила слова Остина, сказанные утром в Вегасе, его панику, когда пришло сообщение от бабушки. Вспомнила его разочарование и страсть. Все начало складываться. В то утро я не понимала его, сейчас, когда увидела тех, кто его воспитал, все стало понятно.
Очень жаль, что от этого знания не стало легче.
– Фух, - вздохнула Этель, вытирая глаза.
– Я, должно быть, устала. Я всегда становлюсь эмоциональной, когда устаю.
– И когда выпиваешь, - пробормотал Сильвестр, за что получил шлепок по руке.
– Не думаю, что один бокал вина заставит меня плакать.
– Слава богу. А то ты бы плакала каждую ночь, - пошутил он.
Она закатила глаза.
– Как я и сказала, люби их, даже когда они этого не заслуживают.
Каким-то образом мне удалось рассмеяться, несмотря на то, что чувство вины все туже и туже сжимало грудь.
– Ну, я оставлю вас двоих на ночь. Кофе будет готов утром, и я приготовлю завтрак.
– Вам нужна будет помощь?
– спросила я.
– Я не из тех женщин, которые отказываются от помощи, так что, если ты не против, я была бы рада. И после завтрака мы сможем заставить наших мужчин прибраться, - пошутила она.
– Мне нравится ход ваших мыслей, - сказала я, подмигнув.
Они попрощались и оставили нас с Остином наедине. Я изучала истертое дерево там, где оно не было прикрыто ковром. Все, что угодно, лишь бы не смотреть в глаза, которые, как я чувствовала, призывали меня поднять взгляд. Молчание тянулось так долго, что я подумала, может быть, Остин заснул. Но потом он прочистил горло, и я поняла, что он все еще ждет, когда я посмотрю на него.
– Рэй...
– Они потрясающие, - начала я прежде, чем он успел что-либо сказать.
Каким бы ужасным ни было молчание, уверена, что, что бы он ни планировал сказать дальше, будет еще хуже.
– Да, они замечательные. Мне с ними повезло.
Наконец, взяв себя в руки, я перестала пялиться в пол, обнаружив, что даже при тусклом освещении гостиной его ярко-зеленые глаза смотрят прямо на меня.
– Ты не рассказывал, что тебя воспитывали они.
«Ты никогда не спрашивала», - шептало мое подсознание, вбивая в голову, что я была дерьмовой подругой.
Остин тяжело выдохнул, раздувая щеки.
– Это довольно длинная история. Не знаю, с чего начать.
От него исходило напряжение, он провел рукой по волосам и отвернулся, избегая моего взгляда.
– Расскажи краткую версию, - предложила я.
– Ну, я никогда не видел свою маму. Она ушла, как только я родился, отец умер, когда мне было тринадцать. Вот тогда-то бабушка и дедушка взяли на себя ответственность.
– Мне жаль.
Слова были бесполезны, но я не могла ничего выдавить из себя, кроме этого, потому что в груди слишком сильно ныло. Представление о том, как много потерял Остин, вызвало физическую боль, словно тиски вокруг сердца.