Вобла в экстази, или Спецрейс для сумасшедшей Ники
Шрифт:
– Тихо, Ника. Мы не знакомы.
Я поняла, о чём он меня просит, но губы зашевелились сами собой:
– Я думала, ты принц… А ты бандит…
– О чём ты там шепчешься с ней, как заговорщик? – недовольно поинтересовался стоящий рядом мужик.
– Угомонись, Кувалда. Мы не шепчемся, – спокойно ответил «заговорщик», – просто дама в шоке и потеряла голос. Она спросила, бандиты ли мы и попросила пить. У нас есть вода? И помощь доктора нужна. Она вся в крови.
– Док в машине, Бригадир. И вода тоже. Поднимай бабу и пойдём… –
Бригадир поднял меня на руки и я услышала, как гулко и часто колотится его сердце.
Навстречу нам выскочил мужик без маски и возбуждённо протараторил:
– Надо срочно смываться, Бригадир! На подходе легавые. Этот буммер где-то засветился и за ним погоня.
– Так чего мы ждём? – с ледяной строгостью вопросил Бригадир. – Быстро по машинам! Ты, Вальтер, пересядешь к Тренеру. А в мой джип пришли Дока. Женщине нужна помощь. Она вся в крови.
Вальтер рванул передавать распоряжения и уже через пару минут к нам подбежал немолодой низкорослый крепыш, по-видимому, тот самый Док. Он влез в машину и меня усадили рядом с ним. Бригадир сел к водителю и дал команду трогаться.
Джип сорвался с места и помчал по не очень широкому, но гладкому шоссе. В хвост ему пристроился другой, такой же.
За двадцать минут быстрой езды я не произнесла ни слова. Потому что на самом деле была в шоке – но только вовсе не из-за пережитой смертельной опасности и стрельбы, а совсем, совсем от другого потрясения.
Док давно уже стёр кровь с моего лица и налепил пластырь на небольшую царапину на щеке, осмотрел мою голову, руки и ноги на предмет травм и переломов и сообщил, что я потеряла в потасовке одну туфлю. Он довольно мягко заговаривал со мной, но я упорно молчала и была недвижима и безучастна ко всему, что творилось в салоне.
Бригадир несколько раз оборачивался и тревожно взглядывал на меня, но я быстро отводила глаза лишь бы не видеть лица бандита. Бесконечно дорогого лица некогда любимого мною мужчины. Лучше бы он оставался в маске!
Мне хотелось выть и кричать, вцепиться в его плечи и искусать в кровь много раз целованные мною сладкие губы, а затем вытрясти из него внятный и правдивый ответ: почему?! Почему он тут с бандитами? Почему везёт меня к мафиози? Почему не обнимает и не целует свою принцессу после стольких лет разлуки? Что он скрывает? И что я скажу нашему сыну, когда он спросит меня об отце?!
Я уставилась в коротко стриженный затылок Бригадира и тот, видимо, почувствовав мой горячечный взгляд, забеспокоился, завертел головой и пригладил волосы…
Любимый, что я тебе сделала? Почему ты нанёс мне такой оглушающий удар? Прямо в сердце… Я откинулась на спинку кресла и застонала – и Док снова полез за нашатырём. Но я пришла в чувство заранее и, накрыв его руку своей, тихо, но внятно произнесла:
– Нет. Не надо больше вонять этой гадостью на весь салон. Мне уже лучше. Только холодно. Мы скоро приедем?
– Не знаю, – завертелся доктор и обратился к Бригадиру: – Куда мы едем, шеф?
– В сторожку, – не оборачиваясь ответил тот. – Такую её вести к Самбэку нельзя. Она не готова к встрече. Да и поздно уже.
Док кивнул и обратился ко мне:
– Ехать ещё с полчаса. Может быть, вы позволите мне обнять вас? Тогда вам будет не так холодно…
Я позволила. А почему бы нет? Ну не мёрзнуть же, как савраске, в самом-то деле? Тем более, что ко мне обращаются на вы. Как бы мне не было плохо, но, прильнув к почтительно замершему Доку, я мысленно хмыкнула: до чего ж ты докатилась, Татушка! Сидишь в обнимку с бандитом и хоть бы хны!
А пусть! Пусть Бригадир понервничает! Вон как весь извертелся…
Глава 10
Похоже, услужливому Доку удалось-таки меня отогреть, потому что к моменту прибытия на место шок прошёл и, хотя мне всё ещё было паршиво, я могла уже воспринимать происходящее и адекватно реагировать на него.
Мужики вышли из машины, а я, осторожно высунувшись из салона, огляделась: впереди возвышался глухой забор с запертыми воротами, а позади никого – сопровождавший нас джип укатил другой дорогой, Бог знает, куда и зачем.
«Сторожка» оказалась довольно приличным домом на окраине неопознанного мной посёлка и поначалу я удивилась её уничижительному названию – но всё стало понятным, едва я увидела предназначенное мне помещение.
По сути оно было камерой заключения со всем присущим тюрьме антуражем: нарами с тонким матрацем и суконным одеялом, небольшим грубо сколоченным столом возле лежбища, умывальником и унитазом за полиэтиленовой занавеской. И решёткой на окне.
В дом, и далее в камеру, меня внёс Док, справедливо посчитавший, что такой нежной девушке, как я, ходить босиком по зарослям ни к чему. Бригадир обмерил явно проникшегося ко мне подельника суровым взглядом и, позволив тому усадить меня на нары, отправил его обратно, в джип. Сам он молча оглядел мой скорбный приют и велел одному из хозяев дома по имени Горби сбегать на какую-то «точку» и принести мыло, чистые простыни, полотенце и бутылку минеральной воды.
Я дождалась, когда тот выйдет и дерзко съязвила, желая, чтобы Бригадир обнаружил свои истинные чувства ко мне:
– А чёрного хлеба?
И услышала почти безразличный вопрос:
– Ты хочешь есть?
– Ничего я не хочу! – обиделась я, – ничего, кроме как остаться одной и не видеть рожи бандитов и наркоманов! И чтобы весь сегодняшний день оказался всего лишь страшным сном… А ещё лучше: всё, что произошло со мной с девятого мая.
Бригадир посмотрел на меня долгим взглядом и, обронив: «Отдыхай. Рано или поздно всё встанет на свои места…», вышел. Не переварив как следует его загадочную фразу, я стала прислушиваться, как он даёт указания второму охраннику: