Шрифт:
I
В бедной хижине, уединенно стоящей на восточной окраине Александрии и освещаемой лишь двумя-тремя небольшими масляными лампами, на смертном ложе неподвижно лежал старик. Рядом сидел Элиазар, его верный ученик, когда-то богатый торговец сукном из Иудеи, бросивший свои дела, чтобы следовать за учителем.
Участников трагедии, разыгравшейся тридцать пять лет назад, уже не было в живых. Чуть более трех десятилетий прошло с тех пор, как Иисуса распяли на Голгофе. Двадцать четыре года назад Понтий Пилат, римский
Одиннадцать из двенадцати учеников, разделивших с Иисусом его последнюю трапезу на горе Сион, также умерли. Петра через год после этого по приказу Нерона распяли вниз головой в Риме. Варфоломей отправился в Азию, где разбойники заживо сняли с него кожу. Фому убили в одном из городов Индии. Матфей жил долго, распространял учение Христа в Эфиопии, Персии и Македонии. Он почил мирно. Иакова, следуя приказу верховного жреца Анании, сбросили со скалы. Андрей, брат Петра, был распят в греческих Патрах Иакову Старшему отрубили голову по приказанию Ирода Агриппы. Иоанна, брата Иакова, зажарили в кипящем масле по приказу Домициана. Филипп был распят в Гиераполисе по распоряжению римского проконсула. Иуда Фаддей скончался на севере Персии. Симон Зилот принял мученическую смерть на побережье Черного моря.
Старик хорошо помнил учителя, свой разговор с ним перед пасхальным ужином и то, что было после Тайной вечери. Учителя тогда задержали, а сам он едва не погиб от руки Симона Кананита, бывшего зилота, действовавшего по наущению Петра.
Последнему ученику Иисуса теперь было совершенно ясно, что Петр старался извести всех, кто мог соперничать с ним после смерти учителя. Он убедил остальных учеников в том, что именно этот человек, теперь лежавший на нищенской постели, выдал Христа храмовым священникам.
В редкие моменты просветления, наступающие между приступами лихорадки, умирающий вспоминал слова Симона Зилота. Тот уверял, что незадолго до вечери видел, как Петр недалеко от храма разговаривал с Ионафаном, начальником стражи. Но после того как учителя схватили в Гефсиманском саду, события закрутились настолько быстро, что никто не спрашивал Симона о таинственной встрече этих людей. Для старика, единственного из тринадцати сотрапезников, оставшегося в живых, этот разговор стал одной из мучительных загадок, не дававших ему покоя даже на смертном ложе.
Элиазар оторвал старика от воспоминаний. Он попытался приподнять его в постели, чтобы дать воды, но того душил кашель.
— Мой верный Элиазар, я передам тебе его слова, — прохрипел умирающий человек.
— Хорошо, учитель, но сейчас попробуйте выпить воды.
Старик резким движением отстранил сосуд от губ и обратился к ученику:
— Элиазар, возьми свиток и записывай за мной. Если я умру и не сообщу тебе того, что передал мне мой учитель до заключения под стражу, то наследники его учения никогда не узнают правды. Она умрет вместе со мной, — заключил он с загадочным видом.
— Хорошо, учитель, но вам нужно немного отдохнуть.
— Ни в коем случае. Скоро меня уже не будет в живых. Перед смертью я должен передать тебе доверенные мне слова, чтобы последователи учителя знали о порученной мне миссии. Записывай
Элиазар вышел из хижины и вскоре вернулся, неся папирусные свитки, пузырьки с чернилами и тростниковые палочки. Затем рядом с постелью учителя он поставил низенький деревянный столик, уселся на пол и приготовился записывать.
— Мое имя — Иуда. Я родился в Искариоте, в области Гхор, был апостолом Господа нашего и следовал за ним по равнинам Иудеи и Галилеи.
Сухой кашель время от времени заставлял старика прерываться, дышать ему было все труднее. Он отхлебнул воды и продолжил свой рассказ. Элиазар быстро покрывал папирус знаками арамейского письма.
Лабиринт из лавочек, внутренних двориков, террас и темных переулков по вечерам таил в себе бесчисленные ловушки. Даже римские солдаты не осмеливались соваться на гору Сион после захода солнца. Зилоты, боровшиеся против римского владычества, сузили некоторые улицы настолько, что римлянам приходилось пробираться по ним без доспехов.
Симон вошел в дом через узкий дворик, который просматривался через глазок в двери. Петр попросил его заняться приготовлениями к ужину на тринадцать человек, пока сам он будет выполнять некую миссию. Симон купил ягненка, убедился в том, что у животного не сломана ни одна кость, иначе оно не годилось бы для пасхальной жертвы, и поместил его в печь.
Иоанн, еще один из сотрапезников, занялся предназначенным для ужина помещением. Он приволок сюда большой стол, поставил на него тринадцать блюд, столько же чаш и подсвечник. Свечи следовало зажечь с началом седера — самой важной части еврейского пасхального действа.
Один за одним приходили приглашенные и первым делом направлялись к находящемуся посреди дворика колодцу, чтобы совершить омовение. Иоанн и Симон по очереди наблюдали за двориком через глазок. Ягненок в это время жарился в печи. Всякий раз, как раздавался стук в дверь, Симон глядел в глазок, убеждался в том, что за дверью стоит свой человек, затем отодвигал толстые засовы и впускал сотоварищей. Новоприбывшие радостно приветствовали тех, кто пришел раньше, и обнимались с ними. Наконец явились все, кроме Иисуса, Иуды Искариота и Петра, отсутствие которого слегка обеспокоило Матфея, служившего сборщиком налогов у римлян.
— Что с ним такое? Почему его нет? — тревожился он.
— Я видел его возле храма, когда покупал ягненка. Думаю, с ним ничего не случилось, — отозвался Симон.
Остальные ученики обратили внимание на эти слова. Симон даже стал объяснять всем собравшимся, что видел, как апостол разговаривал с Ионафаном, но тогда никто не придал этому большого значения.
В этот самый момент первосвященник Каиафа отсчитывал одному из учеников Иисуса тридцать сребреников. Этот человек обещал выдать своего учителя стражникам храма в том самом доме, где устраивался ужин, но Ионафан не хотел рисковать. На узких запутанных улочках горы Сион можно было угодить в засаду. Тогда предатель предложил выдать Иисуса там, где сотрапезники собирались молиться после вечери. Это был Гефсиманский сад, или, по-арамейски, Гат шамна — «масличный пресс». Первосвященник согласился, зная, что на открытом пространстве воины не попадут в ловушку.