Водопад грез
Шрифт:
Я еще раз окинул комнату взглядом, и среди старинных вещей и произведений искусства увидел предмет, никак не соответствовавший прочей обстановке: электронный коммуникатор. Он стоял в затененной нише, словно Хэньен пытался сделать как можно менее заметным этот символ его отношений с землянами. Но он стоял тут — чуждая дому вещь, — и его огонек мерцал в сумерках как искусственный глаз.
Хэньен проследил за моим взглядом, рассеянно сбрасывая пальто. В комнате было довольно холодно, так что я не стал снимать куртку. Покорно вздохнув, он пересек комнату, чтобы подключиться к доступу. Послания,
Хэньен стоял перед пустым, ожидающим экраном, не говорил ничего и не трогал его.
— Я должен подождать, когда вернется Совет, — пробормотал он.
— Ты знаешь, что ты единственный из них, у кого хватит мужества. Его достаточно сейчас…
Он опять повернулся к экрану — его лицо окаменело — и набрал код вызова.
В то же мгновение, как он закончил, в электронном окне появился Перримид. Должно быть, он ждал ответа, возможно, часами. Я рассматривал фон, окружающий его лицо, пытаясь понять, где он находится, один ли он. По тем мелким деталям, которые высмотрел, я решил, что это его дом, а не офис.
— Хэньен, — сказал он так, будто задерживал дыхание все это время. — Слава Господу. Я пытался добраться до тебя. Боросэйж…
— Я знаю, что он сделал, — ровным голосом сказал Хэньен. — Он разрушил священное место и убил невинных людей… детей… — Голос его сорвался.
Перримид закрыл лицо руками, словно свершилось самое страшное из того, что он предполагал, и ослепило его.
— Боже! Я хотел предупредить тебя, Хэньен. Проклятье, почему ты не ответил на мой первый звонок?
Я не видел лица Хэньена, когда он отпрянул всем телом.
— Ты в этом зверстве винишь нас? Вы сделали это — себя и вините!
Взгляд Перримида похолодел:
— Радикалы гидранов украли ребенка! Тау не позволит, чтобы им манипулировали террористы…
— Перримид, — сказал я, входя в поле его зрения. — Не трогай этого.
— Кот? — спросил он недоверчиво. — Какого черта ты там делаешь?
Интересно, представляет ли он себе, что произошло со мной с того момента, как он высадил меня перед отелем?
— Делай то, что я сказал тебе. Делай свою работу.
Он выглядел не удивленным резкостью моих слов, а смущенным.
— Ты говорил с Мийей?
— Но она больше не слушает вас. Я тоже.
— Не понимаю, — произнес он.
Я был уверен, посмотрев на его лицо, что поступок Боросэйжа вернул ему мужество.
— Я почти убедил ее, что Джеби лучше отдать. Но каждый раз, когда она начинала мне верить, Тау пытался убить нас. Проклятье, Боросэйж вышел из-под контроля! Он вызвал эту беду, и ему разрешено продолжать убийства. Правление Тау повернулось к нему спиной, потому что випы думают, что это спасет их, а Дракон повернулся спиной к Тау. Я не могу поговорить ни с кем на вашем берегу реки, кроме тебя. Если ты будешь сидеть здесь и позволишь свершиться этому, ты полетишь в пропасть вместе с ними. — Я замолчал, глядя на его лицо, пытаясь найти понимание. И не увидел его. — Если даже этого не произойдет, то я бы на твоем месте никогда больше не смог смотреть в зеркало.
Он опустил глаза, словно не мог выносить мой взгляд, взгляд Хэньена, посмотрел
— Кое-кто хочет поговорить с тобой, — сказал он. Он отодвинулся, предоставляя место другому человеку.
Я замер, ожидая увидеть Боросэйжа или одного из его легионеров, ожидая угроз, ожидая кого угодно, но не того, кто появился передо мной.
— Киссиндра?
Казалось, что она так же огорошена тем, как мы связались, как и я.
— Кот, — сказала она, запинаясь, — что ты делаешь?
— Почему ты не спросишь об этом своего дядюшку? — ответил я.
Она посмотрела на него, невидимого для нас, снова перевела взгляд на меня.
— Он рассказал мне… о Мийе, и о ДНО, и о собрании борта. — Она поморщилась, словно ей было больно от моих слов. — Что ты пытаешься сделать? — переспросила она, не зло, а смущенно.
— Не знаю. — Я покачал головой, потер глаза, так как вдруг мне стало больно смотреть на ее лицо, как если бы я смотрел на солнце… Или пытался бы сделать что-то невозможное. — Киссиндра… Просто чертовщина какая-то. Не знаю, как это получилось. Просто все произошло внезапно.
— Кот, возвращайся в Ривертон. Это сумасшествие. Возвращайся сейчас же, пока все не зашло слишком далеко и ты еще можешь… Чтобы потом не мучиться. Мой дядя может все уладить. Ты нужен мне в поле…
— Я не могу… Не могу вернуться.
— Но… — Она прикусила губу. — Это… Это не потому что… мы…
— Нет, — я опустил глаза, зная, что это в чем-то ложь. Но по сравнению с действительностью эта ложь была ничем. — Все зависело не от нас, а от Боросэйжа, от Тау в целом, от того, что они делают с гидранами. Бог мой, они сбросили плазменную бомбу на монастырь, полный детей! Твой дядя не сможет помочь мне, даже если захочет. Но он может остановить это… Ты слышишь меня, Перримид? — Он должен был слышать, хотя я его не видел. — Правление Тау не станет мешать Боросэйжу, а Дракон вышел из игры. Ты должен остановить его. Верни инспекторов и покажи им, что тут творится, пока еще не поздно.
Киссиндра смотрела на дядю.
— Киссиндра, — позвал я и подождал, когда она повернется ко мне. — Ты должна заставить его понять. Это насчет кейретсу. Он думает, что оно защищает тебя и его семью. Но тебе негде будет проводить исследования, у него не будет ни работы, ни дома, ни мира, если ты не заставишь его выслушать. Только смерть будет в его сознании. Много трупов. Возможно — возможно, — если он начнет действовать, пока еще не поздно, некоторых из них не будет. Но если он ничего не предпримет, они неизбежны. Черт возьми, неизбежны!
— Почему ты веришь, что ты такой специалист по кейретсу, сынок? — Перримид встал за спиной Киссиндры, лицо его было опять профессионально бесстрастным. — Ты прожил большую часть жизни без имени и без копейки в кармане на улицах свободной торговой зоны.
— Я верю в «чутье врага», — сказал я. Мои кулаки сжались.
Бешенство, гнев отразились на его лице. Неважно, что еще он почувствовал. Я знал этот взгляд, это слепое упрямство человека, который воздвиг в своем сознании карточный дом и боится разрушить его, если скажет что-то противоречащее, или хотя бы позволит себе подумать не так.