Водоворот чужих желаний
Шрифт:
— Кто они? — негромко спросил он. — Зинаида Яковлевна, кто они?
Женщина чуть шевельнула губами, и он наклонился к ней.
— Зачем тебе? — еле слышно проговорила она. — Столько лет прошло…
— Вы знаете, где они сейчас?
Она наконец открыла глаза. Из угла правого, ближнего к Макару, потекла мутная слеза.
— Не знаю, — обреченно выдохнула она. — Не видела никого из них. Я сама-то столько лет пряталась, дома отсиживалась. А семь лет назад не выдержала: чувствую, не могу больше, задыхаюсь в деревне. Вот и вернулась. А жить-то все равно страшно!
— Я
— Свидетель не соврал, а ошибся, — бросил он Бабкину с порога, вернувшись из больницы. — Ему показалось, что грабитель ударил Зинаиду Яковлевну ножом, и та начала падать. Однако видеть этого он не мог — Белова стояла к нему спиной. На самом деле ей стало плохо, когда она поняла, что произошло, и ее затащили в машину. Затем сказали, чтобы она убиралась из города, иначе убьют.
— И где она спряталась?
— Говорит, в родной деревне.
— Разумно. «От бандитов прячься в глуши, от ментов — в столице».
— Именно так. Но ей больше и некуда было ехать, а в деревне родственники. Девять лет назад у них случился большой пожар, и после него она соврала, что все ее документы в нем-то и сгорели. В суматохе-неразберихе ей выдали новые, на новую фамилию. Точнее, на старую — Белова она по покойному мужу. Зинаида Яковлевна осмелела и вернулась обратно, устроилась дворником. И до сих пор боится, что те трое ее найдут.
— Кто они, Белова сказала?
— Да. Поэтому исследовать ее биографию нам больше не нужно. Ищем вот этих людей. — И Макар положил на стол записную книжку, открытую на странице с одной-единственной фамилией.
Несколько дней Николай ходил, погруженный в себя. Со стороны он выглядел чуть более задумчивым, чем обычно, но в мыслях его возникали и рушились целые миры, в центре которых был он, простой тракторист Коля Хохлов. Николай опасался любопытных расспросов и внезапного пристального внимания жены, которая с недоверием поглядывала на русалку, а потому старался контролировать себя на людях. Ни к чему ему сейчас расспросы.
Словно человек, поймавший золотую рыбку и обдумывающий три желания, Николай прикидывал, о чем попросить русалку так, чтобы желание его устроило. Он боялся, хотя красавица из Марьиного омута об этом ничего не говорила, что количество желаний будет ограничено, и старался как можно полнее и лаконичнее сформулировать их в уме.
— Просто сказать — жизнь изменить, — бормотал он под шум работающего трактора. — Нужно еще объяснить, как именно менять. Значит, сначала надо самому понять.
После трех дней раздумий и примерок на себя разных судеб Николай решил окончательно: в Кудряшове он не останется. Поедет в Одессу. Почему именно в Одессу, он не мог бы толком объяснить, но знал, что хочет туда — к морю, чайкам, кораблям в порту и небрежно сплевывающим морячкам, видевшим полмира. Оставалось решить вопрос с родней и Фаиной. Николай не знал, может ли русалка сделать так, чтобы он исчез из их жизни, как будто его и не было, но предполагал, что не может. «Просто так исчезнуть — нельзя, не по-человечески это. Файка убиваться станет… да и родители. Что ж придумать-то такое?»
Он вспомнил Оксану, которую не видел с той ночи, и на миг прикрыл глаза. Эх, а может, не надо ему никакой Одессы? Загадать желание: пусть все устроится, чтобы Оксана стала его женой, а Фаина… А Фаина — Гришкиной. Пусть. Он бы даже и не ревновал, если б так все случилось. Нарожала бы ему Оксанка детишек, и жили бы они припеваючи. А то и в самом деле — в Одессу с ней вдвоем. Ох, елки, как же лучше-то придумать?
От мыслей его отвлек Колька Котик — прибежал, жестами заставил заглушить машину и проорал:
— Фаина просила тебя до магазина дойти — там, говорят, конфет привезли. А она сама не успевает!
— В обед дойду! — крикнул в ответ Николай. — Каких конфет-то?
— Я почем знаю?
В перерыве Николай вспомнил о просьбе жены и, чертыхаясь, поплелся к магазину. Солнце припекало, и по дороге он успел десять раз мысленно сказать Файке все, что думает об ее глупой просьбе: «Сладкого ей захотелось! Сейчас еще в очереди стоять, слушать, как старухи языки чешут…»
В магазине было не протолкнуться: Николай даже внутрь заходить не стал, присел в теньке на деревянные ступени. Из-за приоткрытых дверей слышались молодые женские голоса — девчонки стояли возле выхода, и от Николая их отделяла только стена. Голоса были незнакомые, и тракторист удивился: «Кто такие? Откуда?»
Насмешливо брошенная фраза заставила его вздрогнуть и прислушаться.
— Люба, как купалось-то ночью? Водяные за пятки не хватали?
— Зря вы со мной не пошли! В город вернемся — всем расскажу! А вы чем будете хвастаться? Как сорняки на колхозных полях пололи?
Дружный смех.
— Ну почему… — возразил другой голос, тоненький. — Вон, Верка себе красавца в селе приглядела!
— Так Любаша тоже красавца нашла, только молчит, как партизанка.
— Люб, признавайся, кого ночью выловила?
— Да ну вас! За очередью смотрите, а то без конфет останетесь! А ты, Верка, болтушка…
— Ну а что я? — снова смешки. — Разве нельзя говорить? Смешно же вышло с тем парнем, правда?
— Люба, расскажи!
— Расскажи, все равно делать нечего!
— Ой, краснеет! Девочки, вы посмотрите — краснеет!
И снова смех.
— Давайте я расскажу, раз Любка молчит. В общем, девчата, взбрело в голову нашей Любочке искупаться ночью. Между прочим, нагишом!
— Не может быть!
— Ну, Любовь Витальевна, ты даешь!
— Не перебивайте, слушайте дальше. И кого, вы думаете, она встретила на берегу?
— Корову!
— Водяного!
— Председателя сельсовета!
— Хи-хи-хи! И говорит Любка председателю сельсовета страшным голосом…
— Нет, лучше председатель говорит Любке страшным голосом: исполни три желания, золотая рыбка!
— Ладно, пусть дальше сама излагает.
— А что излагать-то? Подумаешь, рыбака немножко подурачила! Ой, у него такое лицо смешное было — вы бы видели! Только Володьке не говорите, хорошо?