Водоворот. Запальник. Малак
Шрифт:
– Благодарю вас за оценку. А если вам отдадут приказ вычистить этот мем, как вы поступите?
Элиас пожал плечами.
– Мы сможем выявить зараженные гели путем простого допроса, поскольку теперь знаем, что искать. Заменим поврежденные на свежие – мы и так по плану должны приступить к четвертой фазе, а новый урожай уже созрел.
– Хорошо, – сказала Роуэн. – Начинайте.
Мерфи уставился на нее.
– Вам что-то не нравится? – спросила Патриция.
– Мы можем это сделать, никаких проблем, но это будет просто потеря… о Господи, да ведь половина Тихоокеанского побережья рухнула в море, и у нас явно есть более…
– Не у вас, сэр. Вы получили задание.
Он отвернулся, вновь скрывшись за невидимой статистикой.
– О какого рода внешнем толчке вы говорили, доктор? – спросила она вслед.
Элиас остановился.
– Что?
– Вы сказали, что он исчезнет «при отсутствии внешнего толчка». Что вы имели в виду?
– Нечто, способное увеличить уровень репликации. Новые данные для усиления мема.
– Какого рода данные?
Он обратил лицо к ней.
– Таких нет, мисс Роуэн. В этом вся суть. Вы ведь вычистили записи, разрушили корреляции, устранили носителей, так?
Роуэн кивнула.
– Мы…
«…убили наших людей…»
– …устранили носителей.
– Вот и прекрасно.
Она намеренно смягчила тон голоса:
– Пожалуйста, выполните мои инструкции, доктор Мерфи. Я знаю, они кажутся вам несущественными, но лучше принять меры предосторожности, чем попусту рисковать.
На его лице четко отразилось то, что он думал об уже принятых ею «мерах предосторожности». Элиас кивнул и вышел, не произнеся ни слова.
Роуэн вздохнула и ссутулилась в кресле. Перед ее глазами скользнул очередной заголовок: еще четыреста «оводов» удачно реквизированы для очистки Ситэка. Таким образом, число маленьких телеопов между Ситэком и Гонкувером достигло пяти тысяч, и теперь они метались повсюду, пытаясь обнаружить тела, пока тиф и холера не утащат всех на самое дно.
Миллионы погибших. Триллионы ущерба. Она знала, эти потери – ничто по сравнению с альтернативой. Вот только эта мысль не утешала.
На спасении мира висел ярлык с немалой ценой.
Вольвокс [2]
Русалка
Тихий океан валился ей на спину. Она не обращала на него внимания.
Он раздавил тела ее друзей. Она забыла о них.
Он выпил свет, ослепив даже ее чудесные глаза. Бросал вызов, побуждал сдаться, включить головной фонарь, словно какому-нибудь инвалиду-сухопутнику.
2
Род подвижных колониальных организмов, относящихся к отделу зеленых водорослей. Они обитают в пресных стоячих водоемах и при массовом размножении окрашивают воду в зеленый цвет, вызывая ее цветение.
Она плыла дальше в полной темноте.
Со временем ложе океана поднялось крутым откосом, ведущим к свету. Дно изменилось. Ил исчез под липкими сгустками полупереваренной нефти: огромный всепланетный ковер, под который целое столетие заметали маслянистые разливы. Внизу призраками маячили поколения затонувших барж и рыболовных траулеров, каждый корабль – одновременно труп, склеп и эпитафия самому себе. Она исследовала первый, попавшийся ей на пути, проскользнула сквозь разбитые иллюминаторы, по перевернутым коридорам и как сквозь сон припомнила, что обычно в таких местах скапливалась рыба.
Давным-давно. Теперь остались только черви, задыхающиеся двустворчатые моллюски и женщина, ставшая амфибией по воли абстрактного слияния технологии и экономики.
Она не останавливалась.
Света уже хватало на то, чтобы видеть без линз. Океанское ложе подергивалось от движений вялых эвтрофилов [3] , созданий настолько черных от гемоглобина, что они могли выжать кислород даже из камней. Застигнутые нежданным сиянием, они кроваво блестели в краткой вспышке фонаря.
3
Искусственно выведенные придонные растения, борющиеся с антропогенной эвтрофией водоемов, когда в результате высокой концентрации биогенных веществ начинается активное развитие микрофлоры в верхних слоях воды, снижается ее прозрачность, начинается гибель придонных растений, а вместе с ними и гибель всех прочих организмов. На фоне выраженной гипоксии резко снижается количество кислорода в водоемах.
Женщина не останавливалась.
Вода стала настолько мутной, что временами беглянка едва видела собственные ладони. Скользкие скалы, проплывающие внизу, принимали угрожающие формы – скрюченных рук, изогнутых конечностей, зияющих провалами черепов с тварями, корчащимися в глазницах. Иногда слизь казалась на вид чуть ли не плотью.
Когда женщина почувствовала притяжение прибоя, дно сплошь покрывали тела. Они тоже как будто скапливались тут поколениями. Некоторые уже превратились в симметричные пятна водорослей. Другие же были достаточно свежими, мерзко раздулись, стремились подняться вверх, борясь с обломками, удерживающими их внизу.
Но ее беспокоили не тела. А свет. Даже отфильтрованный столетиями миазмов, висящих в воздухе, он казался ей слишком ярким.
Океан вытолкнул ее вверх, утянул вниз в ритме, который одновременно слышался и чувствовался. Мертвая чайка, вращаясь, проплыла мимо, влекомая течением, запутавшаяся в моноволокне. Вселенная ревела.
На краткий миг вода перед беглянкой исчезла. В первый раз за год она увидела небо. А потом огромная влажная рука шлепнула ее по затылку, снова ткнув носом в дно.
Она прекратила грести, не зная, что делать. Правда, ничего решать и не пришлось. Бурлящие волны, маршируя к берегу бесконечными серыми рядами, дотащили ее до самого финала.
Она лежала на животе, задыхаясь, вода вытекала из механизмов в груди: жабры отключались, кишки и воздушные протоки раздувались, пятьдесят миллионов лет эволюции позвоночных сжались в тридцать секунд с легкой руки биотехнологической промышленности. Желудок свело от хронической пустоты. Голод превратился в друга настолько преданного, что она с трудом могла представить его отсутствие. Стянула плавники с ног, поднялась, покачнувшись, когда заявила о себе гравитация. Сделала робкий шаг вперед.
Туманные силуэты охранных башен привалились к горизонту на востоке, сломанными шпилями напоминая челюсть с выбитыми зубами. Над ними парили жирные и, судя по пропорциям, огромные твари, похожие на клещей: подъемники, приглядывающие за останками границы, которая прежде осмотрительно разделяла беженцев и граждан. Теперь здесь не было беженцев. Не было граждан. Осталось только человекоподобное образование из грязи и нефти с машинами в сердце его, жуткого вида русалка, выкарабкавшаяся из бездны. Ее так и не смогли отбраковать.