Военкоры 1812 года
Шрифт:
Или устами одного из новейших наших стихотворцев, взывающаго к сынам России:
Под хладной северной звездоюРожденные на белый свет,Зимою строгою, седою,Взлелеянны от юных лет,Мы презрим роскошь иностранну,И даже более себяСвое отечество любя,Зря в нем страну обетованну,Млеко точащую и мед,На все природы южной негиНе променяем наши снеги,И наш отечественный лед.Так, конечно; гордость
Слово гордость имеет два значения, совершенно противныя между собою, или лучше сказать, человеку свойственны две гордости: одна есть торжество порока, другая торжество добродетели; одна чуждая всякой благости и любви, хочет главою коснуться небес, и все то, что под нею попрать и разтоптать ногами. Она любит брани, пожары, токи крови. Другая напротив, не завидующая никому и сама собою довольная, услаждается миром и тишиною. Она не превозносится уничижением других, но собственным своим достоинством величается. Она не ищет никого порабощать; но кто силою или коварством возмнит ее поработить, повергнуть в цепи, оковы; тогда только является она во всем своем могуществе и величии: могущество ея состоит в общем согласии сердец и умов, величие в твердости душ. Сия народная гордость и любовь к Отечеству суть две единокровныя, неразлучныя подруги, составляющия силу, крепость и благоденствие всякой державы.
Любовь к отечеству говорит человеку: неисповедимая премудрость Божия повелела тебе родиться от отца и матери, иметь братьев, сестр, родных, ближних; дала тебе отличное от животных свойство знать и помнить их от колыбели до гроба; обязала их пещися о твоем младенчестве, дышать тобою и любить тебя, даже за пределами твоей жизни. Поставила сердце твое посреди сладчайших чувствований к тем, от кого ты произошел, и к тем, которые от тебя бытие свое получили. Не благополучен ли ты посреди объятий родившаго тебя и рожденнаго тобою? Сим образом благость Создателя Вселенной назначила тебе дом, жилище, место пребывания. Повелела чтоб единое семейство посредством брака соединялось с другими: да течет во всех одна и та же кровь, да свяжут сии священныя узы весь народ, и да скрепят его единодушием, любовию, дружбою. Отсюду законы назвали тебя гражданином, единоземцы братом, отечество сыном. Ты пред лицем Бога и всего света дал торжественное обещание хранить сей союз, запечатленный волею Творца, вопиющим в тебе гласом природы, и общим всех благом, с которым и твое собственное неразлучно. Сие обещание основано на долге благодарности, чести, на правилах веры, на законах Божеских и человеческих. Можешь ли ты без содрогания и ужаса помыслить о нарушении она-го, каким бы то ни было образом собственным твоим ожесточением, или отсутствием благоразумия, или пагубными соблазнами других?
Тако вещает нам любовь к Отечеству, и глас ея священ и праведен. Он поселяет в нас чувство народной гордости; ибо где любовь к народу своему, там и желание видеть его процветающим, благополучным, сильным, превозносящимся над всеми другими Царствами. Там всякой словами и душою не сравняет имени Отечества своего ни с каким другим, пользуется чужими изобретениями, произведениями, хвалит их, но любит только свои. Без сей необходимо нужной гордости упадает дух честолюбия, сохнет корень надежды на самого себя, и величие души, рождающее все подвиги и доблести, подавляется уничижением. Естьли бы какой народ и вподлинну примечал в себе некоторые недостатки в искуствах украшать наружность, увеселять зрение, услаждать вкус роскоши, и тому подобных (ибо в душевных свойствах и добротах стыдно кому нибудь уступать); то и тогда благороднее и полезнее мыслить: я имею свой ум, свои руки, свои понятия, свои глаза; могу сам изобретать, творить, размышлять, действовать, и любовь к собственным моим произведениям увеличит мои способности, даст им блеск, приятность, славу; нежели думать: все мое собственное худо, и сам я не могу иначе быть хорош, как руководствуясь другим и делаясь во всем на него похожим. Таковое уничижительное о себе мнение, естьлиб оное в каком-нибудь народе укорениться могло, послужило бы к повреждению нравов, к упадку духа, и к разслаблению сил умственных и душевных. Когда один народ идет на другаго с мечем и пламенем в руках, откуду у сего последняго возмутся силы отвратить сию страшную тучу, сей громовый удар, естьли любовь к отечеству и народная гордость не дадут ему оных? Какой щит тверже единодушия граждан защищающих жен и детей своих? Какое оружие страшнее стыда уступить и пасть пред своим врагом идущим раззорять Отечество наше? Чтож когда сии две крепчайшия ограды заблаговременно ослаблены будут? Отсюду явствует, что не одно оружие и сила одного народа опасна бывает другому; тайное покушение прельстить умы, очаровать сердца, поколебать в них любовь к земле своей и гордость к имени своему, есть средство надежнейшее мечей и пушек. Средство сие медленно, однакоже верно в своих соображениях и ранее или позже, но всегда цели своей достигает. Мало по малу налагает оно нравственныя узы, дабы потом наложить и настоящия цепи, зная, что пленник в оковах может разорвать их, может еще быть горд и страшен победителю, но пленник умом и сердцем остается на всегда пленником.
Естьли бы какой народ различными путями дошел до того, чтоб сделался во всем образцом и путеводителем друга-го народа, так чтобы сей, прельстясь блеском мнимых его превосходств, не возлюбил ни страны своей, ни обычаев, ни языка, ни ремесл, ни забав, ни одежды, ни пищи, ни воздуха, и все сие казалось бы ему у себя не хорошо, а у других лучше: не впал ли бы он в достойное жалости уничижение?
Таковые примеры со всеми вредными их следствиями нередко находим мы в бытописаниях народов. Рим от сего лишился своего величия, многия сильныя державы явились от сего слабыми. Сама Россия некогда была тому подвержена. Хилков устами Хераскова говорит в Россияде:
В сии позорные в России временаПогасли Княжески почтенны имена;Чужие к нам пришли обычаи и нравы,И скрылися следы приобретенной славы.Но хотя бы и не можно было ни в ком предполагать толь великаго ослепления, то однакоже по сродной человеку слабости прельщаться и впадать в заблуждение (чему всяк больше или меньше подвержен), не надлежит предостерегающее о том напоминание почитать излишним и не надобным.
Что делает любовь к Отечеству? С благостию в очах, с прозорливостию в уме, с истинною и правосудием в сердце, печется о благоденствии народном. Она в одной руке держит законы, а в другой меч, и говорит народу: сии законы, начертанные мною на основании Божиих заповедей, суть ваша свобода; сей меч, держимый мною на поражение внешних и внутренних врагов, есть ваша безопасность: доколе сии законы свято будут храниться, до тех пор я с вами и вы свободны; доколе меч сей никому, кроме нарушителей законов, не будет страшен, до тех пор радость и спокойствие обитать будут в сердцах и жилищах ваших. Она говорит каждому сыну отечества: член великаго тела! Не отрывайся от онаго никогда, и поставленной от Бога над ним главе служи верою и правдою. Люби Царя и Отечество делами твоими, а не словами. Не надейся никогда быть щастлив угрызаемый совестию, и не бойся ничего похваляемый ею. Знай что я с гнушением отвращаю взоры мои от Глинских, которые лукавым языком говорят Иоанну:
«Ты Бог наш! естьли б мы могли нещастны стать,То нам ли на тебя отважиться роптать?»И с веселием об емлю выю Курбских вещающих ему чистосердечно:
«О Царь мой! властен ты мою пролити кровь,Однако в ней почти к отечеству любовь».Что делает народная гордость? не хочет никому уступать. Ревнует украшаться и блистать собственными своими достоинствами. Велит любить честь, велит уважать себя, иметь мужество, твердость, душу. Она не променяет имени, языка, нравов своих ни на что. Она покорствует единой главе Отечества своего, и больше никому. Она простирает руку помощи слабому, и смотрит на сильнаго без зависти и без боязни. Всяк чужеземец ей друг, но как скоро помыслит он властвовать над нею, с оружием в руках, или с лукавством в сердце, на силу ли свою надеясь, или на прельщение, тотчас увидит ее грозну как тучу; и страшну как молнию и гром. Между уничижением и погибелью избирает она погибель; между цепей и смертию кидается она в объятия смерти.
И так самое величайшее блаженство, самая сильнейшая ограда всякой державы, есть любовь к Отечеству и народная гордость. Посмотрим же какими средствами сии две добродетели, толь необходимыя для общаго блага, укрепляются в нас, и какими ослабевают.
Первейшая покровительница их есть святая провославная вера, сей единственный человеческаго благополучия источник, из котораго народоправитель почерпает мудрость, закон, силу, судия правду, полководец мужество, земледелец трудолюбие, воин храбрость и безстрашие. Она устами первосвященника говорит Иоанну:
«Не кровию алкать Монарха устремляю,Но Церковь защищать тебя благословляю».Таким образом вера, которая во всяком другом случае велит нам и малейшую каплю крови человеческой щадить, которая каждую слезу, каждый вздох, жестокостию нашею исторгнутый, изчисляет и взыскивает от нас; сей агнец смирения, сей Ангел кротости и милосердия, ополчает руки наши и повелевает нам проливать свою и чужую кровь, когда дело идет о защищении и спасении Церкви и Отечества. Она, поучающая нас, чтоб мы даже и неприятелей своих любили и за всякое сделанное нам зло платили им добром, в сем едином случае, возводя на небо очи, молит о победе и преодолении врагов. Из сего единаго не видим ли мы, какими тесными узами вера сопряжена с любовию к Отечеству, и что она не только ведет нас в блаженство будущей и вечной жизни, но и в сем кратком на земли пребывании нашем необходимо нужна для общаго всех спокойствия и безопасности. Кто ж приведет нас в сие благополучное состояние? Слово народ представляет нам такое же понятие, как морския волны: буря под емлет и вержет их; в нас страсти подобное же воздвигают треволнение, не меньше яростное не меньше лютое. Кто для усмирения сих бунтующих страстей, раздувающих в сердцах наших огнь вражды, междоусобия, искоренения друг друга; кто посреди сих буйств и ослеплений говорит сильному из нас: наблюдай правду, слабому: терпи, и обоим вместе: вот завтрешнее жилище ваше, гроб; за пределом же гроба судия дел ваших, Бог! Сей глас есть веры: глас сильный, праведный, миролюбивый, равно поучительный, равно полезный великому и малому, богатому и нищему. Кого послушает человек, естьли не послушает онаго? Законы наказуют уличеннаго преступника, но кто накажет тайнаго злодея? Законы казнят пойманнаго с ножем смертоубийцу, но кто казнит не меньше, чем он, жестокосердаго богача, который уделением оставшихся от тучнаго стола своего крупиц не хотел спасти умирающую от глада семью? Кто накажет в сердце человеческом лукавство, обман, лесть, зависть, злобу, и тысячи гнездящихся в нас пороков? Естьли бы законы восхотели присвоить себе право исправлять их наказаниями, они бы, не могши совладеть с числом виновных, умножили только зло и напоследок потеряли бы совсем власть свою и могущество. Когда же бы ничто сих пороков не обуздывало, тогда бы родилось из них столько злодейств и преступлений, что законы точно также не в состоянии были бы совладеть с ними, как с пороками, и следственно опять лишились бы силы и власти своей. Кто же, как не вера, кротким и купно страшным гласом своим способствует существовать законам, и что другое может нас лучше примирять и крепче сопрягать друг с другом и с Отечеством?