«Военная анархия» в Римской империи

Чрезвычайно важной проблемой всемирной истории является вопрос о переходе от одного общества к другому. Трудно найти другую проблему, которая так же важна для понимания самой сути исторического процесса. Частным, но для нашей цивилизации необыкновенно важным является переход от античности к Средневековью. Вся эта эпоха в ее целостности еще не была предметом специального комплексного исследования, хотя отдельные работы имеются как в нашей стране, так и за рубежом. Однако прежде чем говорить об эпохе в целом, необходимо тщательное исследование отдельных проблем на уровне современной науки. Так называемая военная анархия (235-285 гг.) открывает собой эту эпоху. Ее исследование можно в некоторой степени рассматривать как введение к изучению эпохи, которая сейчас известна под названием «поздней древности».

Кроме того, эпоха «военной анархии» чрезвычайно интересна, поскольку она насыщена самыми разнообразными событиями, конфликтами, деяниями, и эта тема дает возможность проследить не только исторический процесс, но и судьбы конкретных людей, а изложение событий порой может напоминать приключенческий роман. Именно в эту эпоху старинные ценности переживают кризис и христианство делает решающий шаг к превращению в универсальную религию Римской империи.

С тем, что в III в. произошел качественный перелом в римской истории, долгое время были согласны все исследователи. Этот период рассматривался как период кризиса Римской империи. Активная дискуссия велась по проблемам сути этого кризиса, его причин и результатов. Так, М. И. Ростовцев видел суть кризиса в борьбе грубого необразованного крестьянства и выражающих его настроения варваризованной армии и императоров против приверженных традиционным ценностям сенаторов и городской буржуазии, и эта борьба завершилась победой крестьянского мира над пришедшими в упадок

городами, что и привело в конечном итоге к падению античного мира1. Значение классовой борьбы в кризисе III в. подчеркивала и Е. М. Штаерман. По ее мнению, в основе всех событий лежал кризис самого рабовладельческого строя, который выражался в борьбе, с одной стороны, мелких и средних муниципальных землевладельцев и выражающей их интересы армии, а с другой — крупных землевладельцев, прежде всего сенаторов, представляющих элементы нового общественного строя; соответственно императоры делятся на сенатских и солдатских2. Ф. Альтхайм доказывал, что главной чертой всех этих событий являлась борьба различных этнических групп внутри романства, а в ходе этой борьбы новые группы все решительнее предъявляли свои права на господство3. По А. Демандту, главной причиной всех бед Римской империи стали варварские нападения: императоры не могли одновременно присутствовать на всех фронтах, что и вело к резкому ослаблению центральной власти, усилению зависимости императоров от армии, росту инфляции и другим внутренним трудностям4. Близко к этому взгляду мнение А. Циолковского, который полагает, что внешний фактор, особенно появление у римских границ агрессивных организмов, с которыми не могла справиться оборонительная система Империи, и вызвал глубокий внутренний кризис5. Г. Альфёльди считал, что причиной и сутью кризиса явилось сочетание варварских вторжений и внутреннего упадка; последний же определяли три фактора: нестабильность прежнего сложного строя Рима, ускоренная трансформация базовых структур этого строя и осознание (или, по крайней мере, ощущение) современниками хрупкости и изменчивости их времени в противоположность прежней более стабильной эпохе6. Разнообразие мнений не мешало принятию самого наличия острого кризиса, в результате которого оказались разрушенными все элементы предшествующего римского общества.

Однако в последнее время в мировой историографии все больше развивается тенденция к отрицанию существования этого кризиса как такового. Многие историки, опираясь в основном на археологические данные, отрицают радикальный слом римских экономиче

ского, социального и политического механизмов7. По их мнению, практически нет качественного различия между Ранней и Поздней империями, между принципатом и доминатом. Эти ученые полагают, что в III в. не произошло никаких катастрофических изменений и речь могла идти лишь о тех или иных региональных мутациях, которые не изменили или мало изменили общую картину8. В целом же имело место лишь развитие предшествующих тенденций, а то новое, что появилось в это время, было затем продолжено тетрархами и Константином. Таким образом, перед нами фактически сравнительно медленный эволюционный процесс. В связи с этим отрицается и понятие кризиса. Вместо этого говорится об изменениях (мутациях) в Римской империи, или же этот период римской истории называют просто «Римская империя в III в.»9. И если употребляется слово «кризис», то его ставят в кавычки10. Между тем сравнение двух эпох в истории Римской империи, на наш взгляд, показывает, что эти эпохи различаются именно качественно во всех своих аспектах — социальном, экономическом, политическом, психологическом, идеологическом. Поэтому мы стоим на старой точке зрения, согласно которой

в III в. произошел качественный скачок в развитии Рима11, и в его результате и начался тот период европейско-средиземноморской истории, который все чаще называют «поздней древностью».

Принимая эту традиционную точку зрения, мы, однако, сталкиваемся со многими дискуссионными проблемами. Даже те исследователи, которые признавали и признают существование «кризиса III в.», расходятся не только в сущностных, но даже и в хронологических вопросах. В отечественной, как советской, так и постсоветской, научной литературе под кризисом традиционно понимается период от убийства Коммода до воцарения Диоклетиана, т. е. 193-284 гг.12 Однако этот взгляд не является единственным. И в мировой,

и в отечественной науке все чаще под кризисом III в. подразумевается период 235-284 гг., в то время как предшествующий период считается эрой нарастания кризисных явлений, аккумуляции трудностей, которые затем уже переросли в полноценный кризис13. С другой стороны, под периодом кризиса иногда подразумевается огромный промежуток времени от Марка Аврелия (161-180 гг.) до восточного императора Анастасия (491-518 гг.)14. Выделение такого протяженного периода может быть оправдано с точки зрения всемирной истории, но едва ли подходит для конкретно римской истории. Чтобы приблизиться к решению этой хронологической проблемы, рассмотрим римские кризисы в целом.

Можно говорить о трех больших кризисах, являющихся межевыми столбами на пути истории Рима. Первый кризис был кризисом Римской республики. Его причиной было то, что приблизительно в середине II в. до н. э. в римском обществе сложился целый клубок противоречий: между рабами и свободными, между крестьянами и крупными землевладельцами, между всадниками и сенаторами, между различными группировками самих сенаторов. Рост городской клиентелы и «городской фамилии» усиливал паразитизм римского общества и создавал, правда, еще не очень-то ощущаемое, противоречие между его трудовой и паразитической частями. Все это резко ослабляло государство. Это ослабление особенно стало проявляться в армии. Римская армия формировалась преимущественно из средних слоев населения, в основном крестьянства. И размывание этих слоев вело к ослаблению войска. Эта опасность стала столь велика, что наиболее дальновидные представители нобилитета готовы были предпринять необходимые меры для уменьшения противоречий, что неизбежно должно было вести к земельной реформе. Но любая такая попытка вызывала резкое неприятие основной части знати, что еще больше усиливало напряжение в обществе. С другой стороны, увеличение клиентелы, в том числе провинциальной, усиливало не столько знать в целом, сколько отдельные группировки и семьи нобилей, что имело своим неизбежным результатом усиление личностного момента в римской политической жизни. Следствием было все более укореняющееся насилие, к которому прибегали противоборствующие политические группировки. Римское государство слабело, а отдельные

Le Glay M. Grandeza y caida del Imperio romano. Madrid, 2002. P. 243-361 ; Ziolkowski A. Op. cit. P. 400-423; Белкин M. В., Вержбицкий К. В. История Древнего Рима. СПб., 2008. С. 113-118, 133-138.

Remandoti R. La crise de i’Empire romain de Marc Aurele a Anastase. Paris, 1980.

фамилии и личности усиливались. Римская civitas как вид полиса теряла свои основные функции. А в общий клубок противоречий вплетались противоречия между римлянами и италиками и между римлянами и италиками, с одной стороны, и провинциалами — с другой. Собственно говоря, это был кризис полиса в его специфически римском варианте. Мощное восстание рабов на Сицилии и выступление Тиберия Гракха в самом Риме в 133 г. до н. э. вывели наружу подспудные тенденции, и этими событиями можно датировать начало кризиса Римской республики.

Итогом кризиса в значительной степени стала Союзническая война (90-88 гг. до н. э.). Внешне она завершилась победой Рима. Но на деле старые римские порядки, старые представления и вообще старые формы жизни Рима потерпели жесточайшее поражение. Рим по существу принял основное требование италиков — предоставление им римского гражданства. С распространением гражданства практически на всю Италию Римско-Италийская федерация, возглавляемая Римом, практически перестала существовать. Ее место стало занимать единое Италийское государство, а Рим из полиса, стоящего во главе сложной системы подчиненных италийских общин, превратился в столицу этого государства. Сами же италийские общины становились муниципиями, граждане которых обладали теми же правами, что и римляне. С этого времени, по словам Цицерона, италики приобрели две родины: природную, где они родились, и все Римское государство, гражданами которого они отныне являлись.

Конечно, это не означает, что в 89-88 гг. до н. э. произошло молниеносное превращение Римско-Италийской федерации в единое государство. Лишь начался процесс, продолжавшийся больше половины столетия. И все же главное было сделано. Была разрушена полисная исключительность Рима, отгороженность его граждан от остального мира и даже противопоставление ему. Теперь представление гражданских прав негражданам, осуществляемое в индивидуальном порядке в качестве награды за заслуги перед римским народом, превратилось в массовое действие, основанное на определенном законе. Барьер, отделяющий гражданский коллектив от остального мира, был отодвинут столь далеко, что его уже можно было почти нс принимать во внимание. Место Рима во главе Средиземноморской державы заняла (может быть, правильнее — начала занимать) Италия.

После Союзнической войны сначала в принципе, а затем и на практике создается новый гражданский коллектив, состоявший как из римлян, так и из граждан италийских муниципиев. Все вместе они стали обладать всей совокупностью гражданских прав, в том числе

и политических. Таким образом, государство меняет свою суть: будучи орудием власти римских граждан, оно превращается в орудие власти граждан итало-римских. Но форма этого государства осталась прежней. Прежней осталась и правящая элита Римской республики. Таким образом, в римской политической жизни сначала наметилось, а вскоре и довольно ясно выявилось новое противоречие: между сутью государства, теряющего свой полисный характер, и его формой, сохранявшей полисное, республиканское устройство. Союзнической войной завершился кризис Римской республики. Начался новый период — период крушения Римской республики.

88 г. стал «годом великого перелома». В этом году римская армия выступила против самого Рима. Началась эра гражданских войн. Именно армия стала материальным орудием разрушения республиканского строя. И это вполне естественно. Армия, как действующая, так и в лице ее ветеранов, являлась в то время единственной реальной силой, сплоченной и организованной. Поэтому вполне естественно, что претендентами на наследство республики выступают в первую очередь военные командиры. Именно они, упорно сражаясь друг с другом, время от времени захватывают верховную власть и устанавливают свою диктатуру. В последней гражданской войне победу одержал Г. Юлий Цезарь Октавиан, позже принявший имя Августа. В 31 г. до н. э. он разгромил своего последнего соперника Антония, который в следующем году покончил жизнь самоубийством, оставив Октавиана единственным повелителем государства. Менее чем через три года, в январе 27 г. до н. э., полномочия нового главы начали официально оформляться. В эти годы на смену Римской республике приходит Римская империя13.

Итак, в бурном периоде, охватывающем последнее столетие существования Римской республики, надо выделить два качественно различных этапа—собственно кризис республики (приблизительно 133-88 гг. до н. э.) и ее падение, время почти беспрерывных гражданских войн, приведших к замене республики империей (88-30/27 гг. до н. э.).

Обратимся теперь к третьему кризису, кризису Поздней империи. Обходя его рассмотрение, ибо оно является предметом специального исследования, отметим следующее. Кризисные явления в жизни позднеримского общества и государства стали появляться по крайней мере с 70-х гг. IV в. Их ярким проявлением стала катастрофа римской армии

под Адрианополем в 378 г. Однако кризис как таковой начался, пожалуй, с 395 г., когда после смерти императора Феодосия Римская империя фактически распалась на два государства. С этого времени европейско-средиземноморский мир более уже никогда не знал политического единства. Началась эпоха «после Рима»16. С течением времени кризис углублялся. Его внешними проявлениями были увеличивающиеся расхождения между западом и востоком римского мира, с одной стороны, и все более усиливавшийся натиск варваров и начало образования варварских королевств — с другой. Восточная империя сумела выйти из этого кризиса. В развитии же Западной Римской империи в 454-455 гг. произошел перелом. Свержение Валентиниана III и захват Рима вандалами ознаменовали начало нового периода, периода крушения этой империи14. Фактическими распорядителями западного трона становятся варвары. Территория государства съеживается как шагреневая кожа. Восточные императоры пытаются вмешаться в этот процесс, но они оказываются бессильными перед лицом варварских военных командиров. И все завершилось в 476 г., когда после свержения Ромула Августула восточный император Зенон был вынужден признать правителем Италии варвара Одоакра.

Таким образом, и в этом третьем большом кризисе выделяются две подобные эпохи: собственно кризис и пришедшее ему на смену крушение старого государства. А тот факт, что Восточная империя сумела выйти из этого кризиса, показывает, что само по себе крушение прежнего государства все-таки не было фатальным, что при сравнительно удачно сложившейся ситуации и умелых действиях правительства в такой ситуации гибели государства можно было избежать. Это, однако, не отменяет того факта, что и в данном случае вслед за собственно кризисом пришло (правда, не на всей территории) крушение существующего государства.

Если первый и третий большие кризисы в римской истории имели ту общую черту, что в них выделяются две эпохи — кризис и крушение, — то едва ли иначе обстояло дело и со вторым кризисом. По-видимому, это можно считать типологической чертой больших римских кризисов15. Такая констатация позволяет решить хронологическую проблему второго кризиса. В нем выделяются две эпохи — собственно кризис, начавшийся убийством Коммода и новой

гражданской войной, и крушение Ранней империи. Поскольку, как и в период гибели республики, главным орудием разрушения стала армия, этот период гибели можно вслед за М. И. Ростовцевым назвать «военной анархией»16. Рубежом между двумя эпохами стало убийство Александра Севера и приход к власти Максимина. Максимин стал первым императором, выдвинутым самой армией. Он не использовал армию как средство захвата трона, как это, например, сделал Септимий Север, а сам стал ставленником армии на троне. Это было качественно новое явление, до того времени не имевшее места в римской истории. Таким образом, принимая эту точку зрения, временем кризиса можно считать 193-235 гг., а «военную анархию» датировать, как это уже давно принято, 235-284 гг.

Ранняя Римская империя являлась хорошо сбалансированной системой, в которой различные элементы гармонично соответствовали друг другу. Во второй половине П в. в этой системе все яснее стали ощущаться признаки наступающего кризиса. Войн становилось все больше, а победы давались все труднее. Но это было не единственным признаком. Пустела казна, что вызывалось теперь не безумным мотовством императора, как это было в I в., а усиливающимися экономическими затруднениями. Стала портиться монета; в золотой становилось все больше серебра, в серебряной — меди. А это вело к инфляции и безудержному росту цен. Уже не все города могли самостоятельно справляться с растущими трудностями, и император стал все чаще назначать специальных кураторов из числа сенаторов. Они помогали городам, но зато вмешивались в городские дела. Поддержка узурпатора Авидия Кассия некоторыми городами свидетельствовала о недовольстве, по крайней мере, восточных городов императорской властью. Следовательно, кризис начал угрожать городам, т. е. основным ячейкам античного общества. При Коммоде эти кризисные явления усилились и стали дополняться кризисом «верхов».

Марк Аврелий поддерживал превосходные отношения с сенатом. Иначе сложились отношения с этим органом у его сына Коммода. Правда, императора, как правило, поддерживали выходцы из провинций, но в целом хорошие отношения, обычные при Антонинах, были нарушены. Некоторые сенаторы принимали участие в заговорах против императора, следствием чего явились репрессии, от которых сенат уже давно отвык. Ко времени Коммода и его преемников сенат в значительной степени был представлен муниципальной знатью Италии и провинций. И конфликт между императором и сенатом

оказывался конфликтом между государством и правящим слоем этого же государства. А это означает, что начинает меняться сама суть Римского государства.

Опорой императорской власти были все более увеличивающийся в размерах бюрократический аппарат и армия. Значение армии еще больше увеличилось с усилением опасности на границах. По мере увеличения нестабильности внутри государства росла роль армии и во внутренних делах Римской империи. Но сама армия в это время изменилась. В ней увеличивалась доля провинциалов, причем набирались в легионы в основном обитатели менее романизованных регионов, таких, как северная часть Балканского полуострова и дунайский регион, что вело к варваризации войска. Со времен Августа армия была профессиональной, а профессиональные воины мало связаны с обществом, у них формируются собственные традиции, ценности, представления. Пути гражданского общества и армии все более расходились.

Бюрократический государственный аппарат и армия имеют некоторые общие черты. Во-первых, дисциплина, без которой пи армия, ни чиновничество не могут выполнять свои обязанности. Во-вторых, пирамидальное построение: на каждом следующем этаже пирамиды находится все меньше людей, так что на вершине остается один человек — глава государства, главнокомандующий. Римский император был и тем, и другим. Использование своих полномочий в таком качестве при все большем удалении от общественных институтов вело не просто к личной власти (она была установлена еще Августом), а к безраздельности этой власти. В результате принципат себя все более изживал. Монархические элементы принципата становились столь сильными, что сенат, главный оплот республиканизма, все более оказывался лишь символом государства без реальных полномочий. Сенат всеми силами пытался сохранить прежнее положение, но силы были неравны17.

В результате одного из заговоров в ночь с 31 декабря 192 г. на 1 января 193 г. Коммод был убит. Его убийство пустил в ход механизм кризиса.

После убийства Коммода императором был провозглашен Пертинакс. Сенат тотчас одобрил это решение. Пертинакс был сыном вольноотпущенника и сделал блестящую карьеру благодаря своим

способностям. Став императором, он в первую очередь решил заняться финансовой системой, основательно расстроенной при Коммоде. Другой задачей было восстановление дисциплины воинов, особенно преторианцев, также весьма расшатавшейся. И то, и другое преторианцам не понравилось, и Пертинакс вскоре был ими убит. Преторианцы возвели на трон Дидия Юлиана, который пообещал им больший денежный подарок, чем его соперник, префект Города Сульпиций. Сенат, разумеется, тотчас принял соответствующее постановление, хотя большинство жителей Рима таким выбором было недовольно. В ответ на эти события свои претензии на трон предъявили наместники Паннонии Люций Септимий Север, Британии — Децим Клодий Альбин и Сирии — Гай Песцений Нигер. Ближе всех к Риму находился Север, и он воспользовался этим. Север договорился с Альбином, пообещав сделать его соправителем с титулом цезаря, привлек на свою сторону дунайские и рейнские легионы и затем выступил в Италию. Когда Дидий Юлиан осознал опасность, было уже поздно. Армия Севера перешла Альпы. Сенат по поручению императора объявил Севера «врагом отечества», но реально ничего сделать с ним не мог. Многие италийские города приветствовали Севера как мстителя за Пертинакса. На сторону Севера перешел флот. Не получив никакой поддержки, в том числе и от испуганных преторианцев, Дидий Юлиан был убит, и 9 июня 193 г. Север вступил в столицу. Сенат, естественно, признал его и дал ему все полагающиеся полномочия и титулы. Септимий Север был африканцем. Уже до этого начиная с Траяна на римском троне сидели выходцы из провинций, но они были потомками италийских колонистов. Север же происходил из местного берберского населения Африки. Он был настоящим провинциалом, и в его лице императором впервые становится бывший «варвар». Императорская власть окончательно отделяется от италийского происхождения не только в лице собственно италиков, но и потомков выходцев из Италии. Отныне стало ясно, что трона может достигнуть любой римский гражданин независимо от его точного этнического происхождения.

После захвата Рима Север выступил против Нигера. Решающее сражение произошло осенью 194 г. у Исса, где когда-то Александр Македонский разгромил Дария. И на этот раз победа осталась за Западом. Бежавший Нигер был убит, и вступившему в Антиохию Северу была поднесена голова его соперника. Через некоторое время были подавлены последние очаги сопротивления новому императору на Востоке. А затем Север обратился к Западу. Альбин сам дал повод для вмешательства Севера. В свое время он был признан цезарем,

т. е. помощником, частично соправителем и наследником. Теперь войска провозгласили его августом, т. е. полноправным императором. Альбин с армией переправился в Галлию, разбил стоявшие на стороне Севера рейнские легионы и был признан не только в Британии, но и в значительной части Галлии и Испании. В ответ Север объявил цезарем своего сына Бассиана, а Альбина — «врагом отечества». В начале 197 г. Север с армией перешел Альпы, армия Альбина была разгромлена около Лугдуна, а сам он убит. Оставив часть войска для расправы с еще сопротивлявшимися сторонниками Альбина, Север победителем вернулся в Рим.

Эта гражданская война имела большое значение. Нигера поддерживали преимущественно крупные города Востока, и последующий удар пришелся именно на них. На стороне Альбина оказались наиболее романизованные районы западных провинций, которые и стали объектом жестоких репрессий. Их результатом были не только казни, но и конфискации имуществ, перешедших в руки императора, его семьи и его сторонников. Вал казней и конфискаций прокатился и по Риму, где было много сторонников Альбина. Было казнено 64 сенатора, т. е. больше 10% всего состава сената. Репрессиям подверглись и многие другие реальные или потенциальные противники Септимия Севера. В результате произошло грандиозное перераспределение собственности за счет мелких и средних муниципальных собственников (и частично сенаторов) в пользу крупной собственности императора и его сторонников.

Уничтожив в сенате своих действительных или мнимых противников, Север не стал продолжать продуманную антисенатскую политику. Введя в сенат, как это часто делали и до него, многих своих сторонников, Север рассчитывал на сотрудничество с этим органом. Главными целями Септимия Севера являлись укрепление собственного положения как главы государства и обеспечение внешней и внутренней стабильности империи. Он пришел к власти в ходе гражданской войны и, хотя был юридически признан сенатом, понимал, что для полной легализации своей власти этого было недостаточно. В самом начале своего выступления Север выдвинул лозунг мести за Пертинакса и затем включил имя Пертинакса в набор своих имен. А, вернувшись в Рим после победы над Нигером, провернул юридическую фикцию — посмертное усыновление его Марком Аврелием. После этого он официально стал считаться братом Коммода, внуком Антонина, правнуком Адриана, праправнуком Траяна, прапраправнуком Нервы. Своего старшего сына Бассиана он переименовал в Марка Аврелия Антонина. Таким образом, Север и его семья

официально вошли в императорскую семью, правившую Римом уже почти сто лет, так что он в ходе и результате гражданской войны, как некогда Август, лишь «восстанавливал» государство, разгромив его врагов. Со стороны нового императора это было еще большим лицемерием, чем со стороны Августа: тот хотя бы реально (хоть и в завещании) был усыновлен Цезарем. Из всех Антонинов только Коммод не был обожествлен. Объявив себя «братом Коммода», Север заставил сенат обожествить этого ненавидимого им принцепса. Еще раньше он настоял на обожествлении Пертинакса, так что теперь все его фиктивные родственники были divi.

Этим Север не ограничился. Обожествление было распространено и на него самого, и на всю его семью, причем объектом обожествления являлись еще живые люди. В I в. обожествить себя при жизни пытались Калигула, Нерон, Домициан, но эти попытки рассматривались как яркие и несомненные признаки деспотизма и тирании, чуждых римскому сознанию, и, естественно, эти акты отменялись после устранения названных принцепсов (кстати, все они были убиты). Теперь же обожествляется не только сам живой император, но и вся семья. Возникает понятие domus divina — божественного дома, в котором объединяются правящий, т. е. еще живой, император, его умершие предки и все живые ближайшие родственники. В официальную титулатуру вводится слово dominus — господин, и жители империи обращаются к императору dominus noster — «наш господин».

Слово dominus всегда означало господина, что представляло противоположность рабу. Это в свое время подчеркнул Тиберий, говоря, что он для солдат — император, для рабов — господин (dominus), а для сената и народа — принцепс. И еще Август решительно отвергал всякие попытки назвать его «господином». В этом отношении Овидий противопоставлял Августа первому римскому царю Ромулу, говоря, что Ромул носит имя господина, а Август — принцепса. А позже Тацит, выражая традиционную точку зрения, ясно противопоставлял dominatio (господство) libertas (свободе). Libertas была одной из основных ценностей римского общества. Правда, и в это время можно было обратиться к какому-либо человеку «domine», но такое обращение являлось всего лишь вежливой формой, если имя человека, к которому обращались, было неизвестно. Не только богами, но и господами приказывали себя именовать Калигула и Домициан, а последний даже распространил такое наименование и на свою жену. Но и это воспринималось как проявление тирании, а Нерва и Траян подчеркивали возвращение к принципату от «господства». И все же уже тогда время от времени к принцепсу стали обращаться «госпо

дин», но, как утверждал Плиний Младший, не как рабы к господину, а как дети к отцу (отец семейства — pater familias — тоже издревле был господином своих домочадцев). Позже такое обращение становилось все более употребляемым. Особенно оно распространилось в восточной, греко-язычной части империи, где традиции монархизма были очень сильны. Включение в число приближенных Септимия Севера представителей Востока, о чем пойдет речь немного ниже, способствовало распространению восточных монархических традиций и в верхах римского общества, особенно в самой императорской семье. Теперь использование слова dominus при обращении к императору в отличие от времен Калигулы и Домициана не вызывает отторжения в римской среде.

Таким образом, ставя себя над обществом и наделяя не только себя, но и своих близких божественным ореолом, Септимий Север стремился укрепить свою власть, идеологически ее обосновать и в известной степени обезопасить от покушения других претендентов.

Будучи прагматичным политиком, Север отдавал себе отчет, что одной идеологической базы для власти мало, что нужны еще и реальные шаги по ее укреплению. Здесь Север во многом шел по пути, уже проложенном его предшественниками. Сохраняя сенат как официального партнера по власти, он все же не доверял ему, а его аппарат счел неэффективным. Были ликвидированы должности эдилов и народных трибунов, избираемых сенатом, а консулов и преторов император стал назначать сам, только сообщая сенату об этом. Старая государственная казна — эрарий, которой управлял сенат, была превращена в городскую казну самого Рима; так сенат оказался окончательно отрезанным от всякого влияния на финансовую политику государства. Даже управление сенатскими провинциями осуществляли лица, назначаемые императором по жребию. Все это привело к тому, что сенат, несмотря на свое внешнее почетное положение, все более превращался в городской совет Рима. Место сената фактически занял совет принцепса. Север продолжил линию на использование в качестве советников юристов, которых он назначал и на должность префекта претория. Среди них был крупнейший юрист того времени Эмилий Папиниан. И префекты претория, и другие члены совета принцепса были преимущественно юристами, и надобность в советниках из числа сенаторов отпадает, так что эти последние вовсе исчезают.

Основная тяжесть непосредственного управления государством падает на императорский бюрократический аппарат. Создается большое количество разнообразных управлений (scrinia), в том числе департаментов императорской канцелярии, руководимых прокура-

торами из числа всадников, и резко увеличивается число работающих в них чиновников (scrinarii). Север и его наследники создали 50 новых прокураторских постов, причем если при Коммоде только один прокуратор получал в год 300 тысяч сестерциев, то теперь таковых стало трое. Созданная Севером провинция Месопотамия, очень важная в стратегическом отношении, управляется, как и Египет, префектом из числа всадников. Создав три новых легиона, он поставил во главе их не легатов из числа сенаторов, как это было с незапамятных времен, а всаднических префектов. При Севере роль бюрократии резко увеличилась.

Как это обычно бывает при господстве бюрократической системы, значение личных связей становится непомерно большим. Огромную роль в управлении государством играет сама императорская семья. Септимий Север провозгласил августами своих сыновей — сначала старшего, Бассиана (Антонина), а затем младшего, Гету. Так что официально во главе государства встали три равноправных императора. Конечно, сыновья полностью подчинялись отцу и даже не пытались играть самостоятельную роль, но само их провозглашение подчеркивало роль семьи как высшего органа власти, стоявшего и над сенатом, и над всеми другими органами управления. Важное место в семье и соответственно в управлении занимала жена Севера Юлия Домна. Она имела титул не только августы, как это было у прежних императриц, но и «матери августов», «матери отечества» (как сам Север — «отца отечества»), «благочестивой», «счастливой» и даже «матери сената» и «матери лагерей». Все эти титулы приравнивали ее к высшим носителям власти, и это подчеркивало, что во главе империи стоит вся семья Северов — сам Септимий Север, его два сына и жена.

«Второй круг» властвующих образовывали личные друзья императора и люди, которым он особенно доверял. И это были прежде всего земляки его и его жены. Сам Септимий Север происходил из Африки, а Юлия Домна — из Сирии. И именно оттуда вышло большинство ближайших соратников Септимия Севера. Из 76 высших постов в государстве 35 занимали африканцы, а 15 — выходцы с Востока, в основном сирийцы, т. е. 2/3 всех людей, занимавших высшие должности в империи, были земляками императора и императрицы. Африканцев и сирийцев Север охотно включал и в сенат. При нем впервые в сенате доля выходцев из провинций превысила долю уроженцев Италии, и среди новых сенаторов большинство было африканцами.

Другой силой, на которую Септимий Север опирался, которая обеспечивала защиту империи от внешних врагов и которую он мог бы в случае необходимости противопоставить своим врагам внутри,

была армия18. Он пришел к власти, опираясь на легионы, и всегда помнил об этом. Недаром, умирая, он завещал сыновьям заботиться о солдатах и не обращать внимания на остальных. И сам он действительно проявлял такую заботу.

Север увеличил армию на три легиона, увеличена была и численность вспомогательных частей, так что общее количество воинов составило более 400 тысяч человек. Сама по себе эта цифра не очень-то большая, составляя не более 5% всего взрослого мужского населения Империи. Но это явилось еще одним шагом к милитаризации государства. А с другой стороны, эти 400 тысяч солдат представляли собой огромную организованную силу, чей общественный вес оказывался гораздо большим, чем процент в населении. Один легион был расквартирован в Италии недалеко от Рима. И это была его постоянная квартира, а не временное местопребывание, связанное с гражданской войной. Такой поступок Севера рвал с традицией империи. Официально этот легион рассматривался как подкрепление преторианцев и, как и те, находился под командованием префекта претория. Император принял полномочия проконсула не только по отношению к провинциям, как это было со времен Августа, но и по отношению к Италии, что давало ему возможность командовать войсками и в этой стране. Этим был сделан первый шаг к уравнению Италии и провинций. Преторианская гвардия была реорганизована и увеличена, впредь она должна была образовываться из наиболее отличившихся воинов провинциальных легионов, и такой принцип ее пополнения уничтожил привилегии италиков и давал возможность воинам легионов провести часть службы не на далеких границах, а в благодатных условиях столицы. Естественно, что первыми новыми преторианцами стали солдаты самого Севера, отличившиеся в гражданской войне. Увеличил Север и солдатское жалование, не увеличивавшееся со времени Домициана, несмотря на то, что стоимость жизни за это время значительно выросла.

Север стал активно привлекать профессиональных военных к службе в гражданских учреждениях. Важным шагом Севера была легализация солдатского брака. До этого времени связь солдата с женщиной считалась простым сожительством, не дававшим сторонам никаких прав, а дети — незаконными. Теперь эта связь была легализована, солдатские жены получали все необходимые права, а сыновья становились наследниками отцов и римскими гражданами, особенно если

они вступали в военную службу. Семейным солдатам император разрешил жить не в казармах, а в особых поселках — канабах — и арендовать участки на лагерной земле. Это привело к возникновению солдатских средних хозяйств размером до 400 югеров, т. е. 100 га. Армия стала более оседлой и менее зависимой от центра, усилились ее экономические связи с окружающим населением. В общеисторическом плане создание солдатских поселений на принципах, близких к античным, должно было помочь выйти из кризиса путем распространения античных структур на легионные земли, ранее изъятые из социально-экономических связей. В том же направлении должны были идти такие мероприятия Севера, как продажа на льготных условиях земельных участков из государственного фонда.

Из верхушки всадничества, из армейских верхов и личных друзей и земляков Север фактически формирует новую знать, оттесняющую старую, сенатскую.

Септимий Север положил начало созданию res privata. Под этим термином подразумевалось личное имущество императора, отделенное от государственного. Оно формировалось из имуществ, конфискованных Севером после победы над своими соперниками. Создавалась специальная служба для управления этим имуществом. Тем самым имущество принцепса как государя отделялось от имущества того же принцепса как частного собственника. Принципат, таким образом, получал собственную экономическую базу, не зависящую от личности самого императора.

Септимий Север умер 4 февраля 211г. Он оставил своими наследниками

сыновей Бассиана и Гету, которые уже считались августами. Умирая, он завещал им жить дружно и править совместно, но они ненавидели друг друга, и в следующем году Бассиан убил Гету, а матери даже запретил носить траур по погибшему сыну. Во всей империи было казнено до 20 тысяч человек, которых Бассиан считал сторонниками брата. Бассиан был прозван Каракаллой по названию плаща с капюшоном, который он любил носить. Человек не без способностей, он был в то же время жестоким, мстительным и капризным. Его правление ознаменовалось изданием знаменитого эдикта 212 г., предоставившего римское гражданство почти всем свободным жителям империи (constitutio Antoniana de civitate). Вне действия этого эдикта остались только так называемые дедитиции. Ученые до сих пор спорят, кто же они такие, но в любом случае ясно, что они составляли незначительное меньшинство населения империи. Трудно сказать, каковы были конкретные мотивы, побудившие Каракаллу издать этот эдикт. Как бы то ни было, его изданием завершается дол-

гий процесс уравнивания в правах практически всего населения государства. Отныне понятие «римлянин» стало означать почти любого свободного жителя империи, а понятие «римский народ» практически (или почти) полностью совпало с подданными римского императора. Можно говорить об официальном завершении романизации провинций. На деле до него было еще довольно далеко, но в данном случае формальность тоже была очень важна. Глубинной целью издания эдикта, явно не осознаваемой самим императором, был выход из кризиса путем расширения сферы античного уклада на территории внутри Империи, ранее находившиеся вне этой сферы. Но этой цели эдикт, конечно, не достиг, ибо в социальном отношении многие окраинные народы, такие, как испанские васконы или африканские берберы, были очень далеки от античного общества. И все же значение этого эдикта трудно переоценить. Сколь широко бы ни распространилось римское гражданство, римские граждане теоретически и, что не менее важно, эмоционально считались элитой государства и противопоставлялись и перегринам, и латинским гражданам. Теперь же римский народ окончательно перестал быть элитой Римского государства и стал его населением. Внутри него исчезли различные юридические категории, относившиеся к наличию или отсутствию гражданства либо его объему. Почти все свободные люди в пределах Римской империи стали римлянами.

Правление Каракаллы было отмечено не только изданием этого эдикта, но также жестокими преследованиями подлинных и мнимых врагов и бессмысленными военными походами. Во время похода против Парфии в 217 г. он был убит в результате заговора, организованного префектом претория М. Опеллием Макрином. Макрин происходил из африканской провинции Мавретании, был прокуратором Плавтиана, но пережил его падение и даже сделал после этого неплохую карьеру, став в 212 г. префектом претория. После убийства Каракаллы Макрин был провозглашен императором.

Макрин стал первым императором, не принадлежавшим к сенаторскому сословию. Тем не менее сенат покорно признал его. Но положение Макрина было трудным. Сенат его ненавидел. Скудость средств заставила Макрина сократить различные раздачи, что вызвало недовольство населения и, что было еще важнее, солдат, а его попытки укрепить дисциплину в армии еще более озлобили легионеров. Этим воспользовалась родственница Септимия Севера (сестра его жены), сириянка Юлия Меса, которая развернула пропаганду в сирийских войсках, поднявших в 218 г. мятеж в пользу ее внука Эла-габала. Макрин был разбит, и Элагабал был признан императором.

Новому императору было всего 14 лет, и бразды правления сосредоточились в руках бабки и нескольких его любимцев. Элагабал был наследственным жрецом восточного солнечного бога Эл-Гебала и в Риме чувствовал себя больше им, чем принцепсом. Исполняемые им восточные обряды вызывали недовольство римлян, приписывавших императору разные грехи, в том числе утонченный разврат. Популярность правительства быстро падала, и, чтобы спасти династию, Юлия Меса возбудила преторианцев, которые в 222 г. убили Элагабала и сделали императором ее другого внука, Александра Севера.

Александр был образованным юношей, обладал мягким и добрым характером, но был безволен и охотно подчинялся другим. Сначала это была бабка Юлия Меса, а затем его мать Мамея. Правительство пыталось провести ряд реформ, снова поднять престиж сената, оздоровить финансы, восстановить частную торговлю, упорядочить законодательство. Однако все попытки были безуспешны. Неудачной была и внешняя политика правительства Александра. И в 235 г. он был убит в результате военного мятежа.

Правление династии Северов явилось важным этапом в истории Римской империи. С одной стороны, оно продолжало тот путь, которым шли предшествующие императоры. Сравнительно немного было совершенно новых мероприятий Северов по сравнению с тем, что делалось раньше. Такими абсолютными нововведениями можно считать, пожалуй, только военную реформу Септимия Севера и эдикт Каракаллы. Но шаги Септимия Севера и его сына были столь решительны и многообразны, что в своей совокупности создавали новое качество политического устройства Империи. И это новое качество отразилось уже в признании всадника Макрина императором. Элагабал стремился сделать то же самое в идеологической области, но неудачно. Александр Север попытался вернуться к старинному качеству принципата, основанного на партнерстве. Однако в реальности дело свелось лишь к некоторой «косметике», не изменив общий характер власти. И поэтому, с другой стороны, Северы в своей деятельности открывали новый этап политической истории Рима, являлись предшественниками последующих акций, приведших к фактическому появлению нового типа государства в виде Поздней империи. Уже при их правлении Империя все больше приобретает характер автократического, бюрократического и милитаристского государства19. Но говорить, что уже тогда Империя стала

таковой, еще, пожалуй, рано. Для этого понадобились горькие уроки «военной анархии» и те изменения, которые она с собой принесла.

Процесс, проходивший в 235-285 гг., был разнообразен. Темой данной работы является политический аспект этого процесса. Этот выбор в значительной степени определен современной историографической ситуацией. В последнее время проблема власти и конкретно империй снова стала весьма актуальной, занимая чуть ли не центральное место в различных исторических и вообще гуманитарных исследованиях. И эти исследования очень часто обращаются к опыту именно Римской империи20. В этом контексте изучение «военной анархии» показывает, как конкретно происходил слом одной политической системы и вызревание другой, в большой степени ей противоположной, хотя обе системы существовали в рамках одного государства.

Прежде чем говорить непосредственно о событиях «военной анархии», необходимо кратко остановиться на основных источниках наших знаний об этом периоде. Как отмечает А. Демандт, это время столь же богато событиями, сколько бедно источниками21. От этого времени сохранилось довольно большое количество надписей и папирусов; еще больше дошло монет. Все они дают сведения о различных аспектах этого времени, включая знание об определенных политических событиях. Археологические раскопки дополняют эти сведения. Наконец, чрезвычайно важными являются законы императоров этого времени, собранные более поздними кодексами, особенно Кодексом Юстиниана22. Однако ни археология, ни эпиграфика, ни нумизматика при всей их значимости не могут дать связное изложение политической истории «военной анархии». Да и выводы, вытекающие только из этих материалов, по своей природе односторонни и ограничены. Что касается юридических-памятников, то надо учесть, что в кодексы более позднего времени включены только те документы, которые были по тем или иным причинам действенны для времени составления кодексов, так что многие законодательные акты III в. вполне могли исчезнуть23. Для политической истории 235-285 гг.

решающее значение имеют нарративные источники, которых у нас, к сожалению, не так уж много.

Первые годы «военной анархии» были предметом описания Геро-диана, который сам был современником этих событий. Геродиан — автор «Истории после Марка в восьми книгах». Его произведение описывает события, начавшиеся со смертью Марка Аврелия в 180 г. и завершившиеся убийством Пупиена и Бальбина и провозглашением Гордиана III в 238 г. В конце VI книги автор рассказывает об убийстве Александра Севера (с чего и началась «военная анархия»), а последующим событиям посвящены VII и VIII книги. Геродиана упрекают в риторичности, в неглубоком понимании эпохи, в обилии ненужных и опускании важных деталей. В целом его сочинение оценивают не очень высоко. Однако важно, что это — произведение современника. Несмотря на все свои недостатки, Геродиан —добросовестный историк, и он стремится честно рассказать о событиях, которые описывает24.

Более поздним автором, но тоже современником событий, был Киприан. Знатный карфагенянин, Тасций Цецилий Киприан в 245 г. стал христианином и очень скоро занял пост карфагенского епископа. Прекрасно образованный, обладающий хорошим четким слогом и в то же время убежденный христианин, он в своих различных трактатах и обширной корреспонденции дает ясную картину событий середины III в. Правда, занят он преимущественно Африкой, но в ряде случаев выходит за пределы своей провинции. Кроме того, в корреспонденции Киприана сохранились и письма, адресованные ему, и они рассказывают уже о событиях за пределами Африки, в том числе в самом Риме. Конечно, его сочинения в высшей степени пристрастны, но это делает их хорошим противовесом официальной пропаганде, какую, например, можно видеть в многочисленных надписях и монетах25. Современником Киприана был александрийский епископ Дионисий, чьи послания сохранились в «Церковной истории» Евсевия. Они расширяют картину взаимоотношений христиан и Империи, рассказывая о восточной ее части, особенно Египте и Александрии.

Среди историков — современников событий 235-285 гг. — надо назвать также П. Геренния Дексиппа. Он принадлежал к знатной, но не сенаторской, афинской семье, был высокообразованным чело-

веком, сам активно участвовал в политической и культурной жизни родного города и в частности являлся организатором его защиты от нападения варваров в 267 г. Войны с германцами начиная с 238 г. он описал в своем сочинении «Скифика» в четырех книгах. Дексипп был также автором «Хроники» в двенадцати книгах, в которой дал обзор истории от мифических времен до 269/70 гг., располагая события по годам афинских архонтов и римских консулов26. «Хронику» Дексип-па продолжил Евнапий, написавший уже в начале V в. «Всемирную историю», в которой описывал события 270-404 гг.27 Греческие авторы, естественно, большее внимание уделяли событиям, происходившим в восточной части Империи. К сожалению, от всех этих произведений дошли лишь отрывки. Однако их активно использовали историки более позднего времени.

С некоторой натяжкой к современникам можно отнести часто авторов так называемых Латинских панегириков. Они были произнесены различными риторами и обращены уже к императорам тетрархии Максимиану и Констанцию, а затем к Константину. Однако порой эти авторы вспоминают о более ранних событиях, свидетелями которых они тоже были или могли быть, и это дает возможность использовать их сведения (учитывая, разумеется, полностью официальную окраску описаний) для дополнения знаний о времени «военной анархии», но только лишь для Галлии28.

Остальные литературные источники — произведения авторов более позднего времени. Период «военной анархии», несомненно, был описан Аммианом Марцеллином, создавшим свои «Деяния» как прямое продолжение «Истории» Тацита. К сожалению, сохранившийся текст его произведения начинается только с XIV книги, описывающей события 353 г. Лишь некоторые случайные сведения о событиях предшествующего столетия можно встретить в труде этого историка. Огромное, состоящее из 31 книги произведение Аммиана Марцеллина составляло исключение в исторической литературе IV в.29 В моде были тогда более краткие компендии, дающие

самые, как казалось авторам, необходимые сведения об истории30. Евтропий так и назвал свое сочинение — «Breviarium historiae Romanae» (Сокращенное изложение римской истории). Написанное, как сообщает сам автор, по указанию императора Валента, это произведение в очень краткой, но достаточно емкой и ясной форме излагает всю историю Рима от его основания Ромулом до смерти императора Иовиана в 364 г. Большая часть IX книги (20 параграфов из 28) относится к событиям 235-285 гт. Несмотря на чрезвычайную краткость, рассказ Евтропия дает связное изложение событий этого грозного времени. Хотя его труд носил вполне официальный характер, он старается быть более или менее объективным историком31. В произведении Евтропия порой встречаются сведения, не упоминаемые другими авторами. И все же в целом оно предстает как конспект истории Рима.

Более подробно о событиях 235-285 гг. рассказывает С. Аврелий Виктор, который был современником (может быть, старшим) Евтропия. Его перу принадлежит сочинение «Книга о цезарях» (Liber de Caesaribus), в котором он дает биографии императоров от Августа до Констанция II и Юлиана32, и в их числе законных принцепсов времени «военной анархии» (25-38 гг.). В отличие от Евтропия Аврелий Виктор не просто называет события, но и дает связный рассказ, а главное — он имеет свою точку зрения на эти события33. Во многом примыкая к традиции биографов более раннего времени, особенно Светония34, он продолжает и идеологическую традицию авторов эпохи Ранней империи. Это сказывается на его оценке деятельности тех или иных императоров. Ко времени Аврелия Виктора проблема взаимоотношений императора и сената давно ушла в прошлое, но историк откровенно примыкает к просенатской традиции римской историографии. Однако в ликвидации политической роли сената он винит не только деспотизм конкретного императора, но и самих сенаторов, которые предпочли лень и комфортное существование своим государственным обязанностям. Перу Аврелия Виктора приписывается также «Эпитома»— «Извлечение» (libellus... breviatus)

о жизни и смерти императоров, в котором даны еще более краткие биографии императоров от Августа до Феодосия. Однако признано, что это произведение Аврелию Виктору не принадлежит35.

Теперь необходимо обратиться к самому спорному литературному источнику —так называемым Писателям истории августов (Scriptores historiae Augustae). Это сборник биографий императоров от Адриана до Кара и его сыновей, авторами которого были шесть писателей. В некоторых биографиях содержатся обращения к императорам Диоклетиану и Константину, так что создание этого сборника или по крайней мере написание отдельных жизнеописаний должно было бы относиться к первой трети IV в. Однако во второй половине XIX в. изучение сборника привело к выводу, что перед нами грандиозная фальшивка, что в действительности все биографии написаны одним автором во второй половине IV в. Сходство некоторых сообщений автора биографий с данными Аврелия Виктора, Евтропия и автора «Эпитомы» объяснялось использованием всеми тремя не дошедшей до нас «Истории императоров» (Kaisergeschichte)36. С этого времени весь сборник находится под самым глубоким подозрением. Сразу же надо отметить, что мнение, согласно которому античные авторы использовали преимущественно один источник, чуть ли не переписывая его, которое господствовало в XIX и в начале XX в., в настоящее время не поддерживается. Евтропий занимал пост magister memoriae, т. е. был фактически личным секретарем Валента. Аврелий Виктор, о котором известно больше, чем о Евтропии, занимал ряд еще более важных постов, в том числе консула и префекта Рима. Это означает, что оба писателя были довольно образованны и имели доступ и к государственным архивам, и к значительной литературе. Поэтому постулировать существование некоей Kaisergeschichte нет никаких оснований37. В настоящее время взгляд на «Писателей истории августов» более нюансированный. Не отказываясь от мысли о более позднем происхождении всего сборника (некоторые ученые относят написание биографий даже к VI в.) и даже от идеи об одном авторе, исследователи находят все же возможность извлечь из рассказов биографа ценные данные, особенно тогда, когда он использует

таких авторов III в., как Геродиан или Дексипп, которые прямо упоминаются в некоторых жизнеописаниях38.

Между тем существует и мнение, согласно которому подвергать сомнению данные и о шести различных авторах, и о написании биографий действительно во времена Диоклетиана и Константина нет никаких реальных оснований. Согласно этому взгляду, не позже 330 г. неизвестный редактор объединил биографии (может быть, произведя какой-то предварительный отбор) в сборник, большая часть которого до нас дошла39. Действительно, есть случаи, когда об одном и том же событии говорят авторы разных биографий, и эти описания отличаются друг от друга. В некоторых биографиях приводятся несомненно исторические детали, как, например, одно из имен Бальбина, которые у других историков не упоминаются. Порой то, что ранее считалось анахронизмом (например, пост дукса или именование императора dominus) и соответственно доказательством позднего происхождения биографий, теперь признается относящимся и к III в. В текст жизнеописания обильно включены различные письма, речи, документы, которые рассматриваются как несомненные фальшивки. Во многих случаях это действительно так, но надо иметь в виду, что подобные приемы применялись и другими античными авторами, чье существование сомнений не вызывает. К сожалению, просопография Рима нам известно далеко не полностью, и тот факт, что имена шести авторов этого сборника не упоминаются в других источниках, не дает основания сомневаться в их существовании. Одним словом, мы присоединяемся к тем исследователям, которые признают подлинность сборника и его авторов, и считаем вполне возможным широко пользоваться содержащимися в нем данными. Разумеется, как и всякий нарративный источник, этот сборник требует критического анализа при рассмотрении того или иного конкретного события40. Во вся-

ком случае сейчас признано, что биографы (или биограф) в целом пользовались довольно доброкачественными источниками41.

В целом авторы сборника придерживаются просенатской традиции, со времени Тацита почти укоренившейся в римской историографии42. Идеальными фигурами для них являются те императоры, которые поддерживали хорошие отношения с сенатом или даже, по мнению авторов, правили в полном с ним согласии (например, Александр Север). А такие принцепсы, как Максимин или Галлиен, которые порвали добрые отношения с этим органом, вызывают нескрываемую антипатию. Узурпаторы, непризнанные сенатом в качестве законных императоров, именуются тиранами, несмотря порой на явную к ним симпатию. К сожалению, в этом сборнике имеется большая лакуна, в которую вошел период от смерти Гордиана III в 244 г. до катас гро-фы Валериана в 260 г.

Павел Орозий, христианский историк начала V в., написал всемирную историю, тенденция которой видна уже из ее заглавия — «История против язычников». Написанная вскоре после того как в 410 г. Рим был захвачен вестготами, эта история должна была опровергнуть распространившийся в языческой среде взгляд, что причиной этой катастрофы явилась измена отеческим богам. Вся история, начиная с сотворения мира и грехопадения и кончая уходом вестготов из Испании в 418 г., рассматривается с христианской точки зрения, и в частности все катастрофические события толкуются как наказание за преследование христиан. История Римской империи излагается по правлениям императоров, и императорам времени «военной анархии» посвящено несколько параграфов последней VII книги. Орозий описывает правление императоров довольно кратко, но сообщает порой сведения, не встречающиеся у других писателей43.

Чрезвычайно важным источником знаний о политической истории «военной анархии» является произведение Зосима. Свою «Новую историю» он написал около 500 г. или немногим позже. И хотя в это время христианство уже давно было не только чрезвычайно распространенной, но и официальной государственной религией, Зосим оставался язычником. Это сказалось на его оценках деятельности христианских императоров, но для описания событий III в. его религиозная принадлежность не играла никакой роли. В целом произведение Зосима оценивается не очень высоко, но при отсутствии или

немногочисленности параллельных источников его труд имеет очень большое значение. Полагают, что источники Зосима не очень-то разнообразны и для изложения событий времени «военной анархии» он использовал в основном Дексиппа (для событий до 270 г.) и Ев-напия (для более позднего времени)44. Однако, поскольку Зосим не пренебрегает и тем, что происходило на Западе, можно думать, что он пользовался более разнообразным материалом.

Среди врагов Рима в III в. значительную роль играли готы. Истории готов и их войнам с Римской империей посвятил свой труд автор первой половины VI в. Иордан. Он использовал данные своего старшего современника Кассиодора и других еще более ранних историков. Его труд является важным источником не только о войнах готов и римлян, но и вообще о положении на Балканах и частично в Малой Азии45.

Некоторые сведения, иногда весьма существенно дополняющие наши знания о «военной анархии», дают еще более поздние византийские авторы, такие, например, как Георгий Синкелл, Иоанн Малала и особенно Иоанн Зонара, написавший «Сокращенную историю». Это его произведение представляло собой краткое изложение всемирной истории от сотворения мира до смерти императора Алексея I Комнина. Хотя Зонара жил уже в XII в., он использовал многочисленные и весьма достоверные источники гораздо более раннего времени. Поэтому он прекрасно дополняет сведения позднеримских и ранневизантийских авторов. В XII книге Зонара повествует о событиях, происшедших в период от смерти Адриана до времени Константина, а также ее значительная часть посвящена периоду «военной анархии». Он использовал различные источники, в том числе ныне потерянные, например труд историка VI в. Петра Патриция46. Сочинение Зонары дает хорошую картину «военной анархии», приводя порой детали, отсутствующие у других авторов, достоверность которых, однако, сомнений, как правило, не вызывает.

Все указанные (и неуказанные) источники при всей их краткости и недостаточности дают возможность (хотя и далеко не полную) проследить политическую историю «военной анархии» и сделать из этой истории некоторые выводы, которые будут сформулированы в Заключении.