Военные действия

Клэнси Том

Дальнейшая проверка его исполненных героизма и мужества поступков не принесет чести нации и государству".

Президент кивнул и рассеянно постучал пальцами по бумаге. Затем взглянул на стоящего слева от стола лысеющего Роналда Рицци.

— Хорошо, Ролло.

— Спасибо, мистер президент.

— Более того, — улыбнулся он, — я в это верю. Не часто приходится говорить такое о бумагах, которые мне приносят на подпись.

Марта и Ванзалд засмеялись.

— Убитый был гражданином Сирии, — сказал президент. — И погиб в Ливане.

— Совершенно верно, сэр.

— Если

все-таки они начнут на нас давить, какие юридические соглашения действуют на этот счет между Дамаском и Бейрутом?

— Теоретически, — произнес Рицци, — они могут потребовать выдачи генерала Роджерса.

— Мы, разумеется, на это никогда не пойдем.

— Сирия укрывает больше террористов, чем любая страна в мире, — проворчал Берков. — Я бы даже хотел, чтобы они потребовали его выдачи, а мы смогли им отказать. В грубой форме.

— Смогут ли они навредить нам через прессу? — спросил президент.

— Для этого им потребуются доказательства, сэр — сказал Рицци. — Равно как и для выдачи генерала Роджерса.

— Кстати о доказательствах, — сказал президент. — Где тело убитого курда?

— В пещере, которая служила им штаб-квартирой, — сказал Боб Херберт. — Прежде чем покинуть район, десантники подорвали в ней боеголовку «томагавка».

— Наша пресс-служба сообщила, что он погиб при взрыве, — сказала Марта. — Ни у кого не возникло никаких сомнений, в том числе и у курдов.

— Это хорошо, — произнес президент и вытащил черную шариковую ручку.

В самый последний момент он задумался и произнес:

— Есть ли уверенность в том, что генерал Роджерс поддержит нашу игру? Не хотелось бы, чтобы он сел за мемуары или обратился в прессу.

— Я за него ручаюсь, — сказал Ванзалд. — Это человек команды.

— Ловлю вас на слове, — кивнул президент и подписал бумагу.

Рицци взял подписанное помилование. Президент поднялся, все двинулись к выходу. Рицци подошел к Херберту и вручил ему ручку. Начальник разведки стиснул ее между пальцами, потом торжественно засунул в карман.

— Напомните генералу Роджерсу, что все, что он теперь сделает, повлияет не только на его судьбу, но и на карьеру поверивших в него людей.

— Майку не надо об этом напоминать, — сказал Херберт.

— Он прошел через настоящий ад, — добавил Рицци, — Обеспечьте ему полноценный отдых.

— Мы позаботимся об этом, — сказала Марта. — Спасибо вам, Роналд.

В коридоре Херберт еще раз подумал о том, что Майк Роджерс никогда не подведет людей, выступивших в его защиту. Но и Рицци прав: Майк прошел через ужасные испытания. И речь идет не просто о пытке. Генерала угнетала мысль, что РОЦ был захвачен во время его дежурства. Виноват он или нет, но дорогостоящее оборудование едва не досталось врагу, а люди претерпели ужасные мучения. Теперь ему предстоит жить, сознавая, что из-за его просчета отряд десантников едва не попал под удар своей же ракеты. Как объяснила психолог Оп-центра Лиз Гордон, это в конечном итоге может оказаться самым тяжелым испытанием.

— Хуже всего, — сказала она, — что не существует способа избавить его от чувства вины. Есть люди, которых можно убедить в том, что

они физически ничего не могли сделать в данной ситуации. Есть люди, которых можно успокоить тем, что они достойно выполнили свой долг. Для Майка существует только черное и белое.

Либо он виноват, либо нет. Сюда же надо добавить жестокое ущемление человеческого достоинства, которое перенесли Роджерс и команда РОЦа. В результате возникают все основания говорить о серьезном психозе.

Херберт понимал это очень хорошо. Он служил агентом ЦРУ в Бейруте в 1983 году, когда было взорвано американское посольство. Среди убитых оказалась и его жена. Ни один день не проходил без того, чтобы он не задавал себе вопрос, что было бы, если...

Херберт и Марта вышли из Белого дома и сели в специально экипированный автомобиль, на котором Херберт ездил по Вашингтону. Закатывая кресло в машину, Херберт с надеждой подумал о том, что время, расстояние и дружба помогут Майку преодолеть этот кризис. Он так и сказал Лиз: «Самое сложное в школе жизни то, что с каждым классом учиться становится все труднее». «Зато как легко потом поступать», — отшутилась тогда психолог.

И это было правдой, думал Херберт, в то время как водитель Марты пробивался через плотный транспортный поток. В течение последующих нескольких дней, недель, а может, и лет его задачей будет убедить в этом Майка Роджерса.

Глава 61

Среда, одиннадцать часов тридцать четыре минуты вечера

Дамаск, Сирия

Ибрагим-аль-Рашид открыл глаза и увидел перед собой грязное окно тюремной больничной палаты. В ноздри ударил запах лекарств.

Ибрагим знал, что находится в Дамаске под охраной сирийской службы безопасности. Он знал также, что получил серьезные ранения, хотя и не мог оценить их тяжести. Он знал все это, потому что подслушал разговор медбратьев и охраны, которые думали, что он все еще без сознания. Через намотанные на голову бинты звуки казались далекими и приглушенными.

В короткие минуты просветления Ибрагим видел разные вещи. Видел какого-то человека в форме, слышал вопросы, на которые не имел сил ответить. Ему казалось, что губы его застыли, а язык не шевелится. Он помнил, как его относили в ванную, где размотали бинты и помыли отдельные части тела. Кожа отваливалась похожими на застывший свечной воск кусками. Потом его снова забинтовали и принесли обратно.

Во сне молодой курд видел все гораздо четче. Он снова видел себя рядом с командиром Сиринером. Он слышал слова командира: «Они не сделают по нашей штаб-квартире ни единого выстрела». Он помнил, как стоял рядом с ним плечом к плечу и стрелял по врагам, не давая им войти в бункер. Помнил, как выкрикивал боевой клич, ожидая атаки... после чего был огонь. Пылающее море пролилось на их головы. Тогда Ибрагим и полевой командир Аркын своими телами закрыли командира Сиринера от огня. Ибрагим помнил, как его вытащили из бункера, засыпали землей, потом куда-то тащили, помнил небо над головой, тишину и неожиданный выстрел...