Военные пацаны
Шрифт:
«Глаз боязлив, рука храбра».
До чего же мерзкая погода: низко висящие из-за своей тяжести и мрачно разлохмаченные тучи, с ночи моросит мелкий дождь, чувствуется — совсем скоро он уже растопит весь снег, глинистая грязюка начнёт прилипать к обуви мешая при ходьбе, одежда насквозь промокнет и начнёт противно липнуть к телу. Снег останется только на высотах, которые находятся гораздо выше расположения группировки.
Судя по всему, дождь обещает быть затяжным и совсем уже скоро превратится в сплошной ливень. Со временем ливни
Для того чтобы не мешать изредка проезжающим по серпантину машинам, спецгруппа выбрала место где дорога пошире, БМП поставили у обочины. До обеда не проехало ни одного автомобиля. Все сидят в бэхе [1] , лясы точат. Из-за поворота показался знакомый райотделовский УАЗ с ингушскими сотрудниками, тормознул.
— Здогово, мужики! — сильно картавя, приветствует Владислав милиционеров.
— Салям, Вахид, как дела?
— Тоска, ёпти… — Влад протиснулся в битком набитую машину, — какие новости, мужики?
1
Бэха — БМП, боевая машина пехоты (жарг).
— По телеку минус три обещают. Когда эта зима кончится?
— Вам виднее… а ещё что нового?
— В Назрани стреляют.
— А где ж не ст`еляют…
Пока ничего не происходит можно и посидеть в тишине, от нечего делать подумать о жизни. Хизир сидит на ступеньке крыльца едва ли не единственного в этом районе чудом «уцелевшего» полуразрушенного дома на окраине города, забора давно уже нет — это самый крайний дом, метров за пятьсот дальше проходит дорога. Если смотреть со стороны дороги, окраина города представляет собой бесконечную полосу какого-то хлама состоящего из нагромождений переломанного кирпича, блоков, покорёженных железобетонных конструкций. Куски сломанной горелой мебели, штукатурки и цемента — вот что напоминает о том, что эти завалы были когда-то жилыми домами. Будто с гигантской стройки навезли огромные кучи строительного мусора. Но если через эти наворачивания пройти немного дальше или просто взобраться повыше, на какую-нибудь кучу, то откроется вид и на сам город, где мрачно зияют пустыми, просвечивающими насквозь оконными проёмами, многоэтажные скелеты мёртвых домов.
По дороге проехал старенький «москвич». Сидящие в нём люди никому не интересны и не нужны, тем не менее, они всё-равно куда-то спешат. Счастливые люди: в этом хаосе у них есть какие-то житейские дела — может это семья? Машина притормозила перед невидимой отсюда рытвиной, аккуратно объехала, двинулась дальше. Появилась женщина с тяжёлой матерчатой сумкой в одной руке, за другую уцепилась маленькая девочка, наверное — дочь. У Хизира тоскливо сжалось сердце: вспомнил свою семью…
Вот и то что нужно: ГАЗ-66 с брезентовым верхом, — движется быстро, будто спешит. Хизир вынул из кармана маленькую, размером с полтора спичечных коробка, китайскую игрушку — маломощную детскую радиостанцию; повернув колёсико выключателя, положил большой палец на кнопку передатчика. Как только военный грузовик поравнялся с ориентиром — небольшим придорожным бетонным столбиком, Хизир вдавил кнопку тонального вызова в корпус игрушки.
Удачно получилось: минный заряд был настолько мощным, что машина даже не успела выскочить по инерции, как это часто бывало до того, из клуба объявшего его пламени и смолистого чёрного дыма. Чудовищной силы взрыв унёс жизни двадцати трёх человек.
Отбросив уже ненужную «игрушку» в сторону, Хизир встал, накинул на голову капюшон плаща, поправив на плече ремень автомата, развернулся, и, не оглядываясь, зашагал через руины в сторону города.
Видеокамера
«Переселение — разорение».
Расплескав на узкой речушке радугу, в посёлок стремительно врезался БМП с солдатами на броне. Тут же, с трёх сторон, на машинах, омоновцы со спецназом батальона внутренних войск. Сама же глухая горная деревушка заранее оцеплена по периметру гвардейцами-десантниками. Рассадник ваххабизма уже заранее распределён по секторам и участкам, все участники операции досконально, в мельчайших деталях, знают свои задачи и проверяемую территорию. Подразделения действуют чётко и слаженно, как хорошо смазанный механизм. Кажется, даже команд командиров не слышно.
Проверяется каждый дом, подвал, чердак. Задерживаются все, не успевшие скрыться, подозрительные лица, которые сразу же передаются из рук в руки сотрудникам ФСБ. Ещё немного и они, под давлением неопровержимых улик и прочих, подобающих случаю, воздействий, предъявленных в момент истины, признаются во всех своих грехах. Особо опешившие, от неожиданности, не отходя от кассы, вернее от кровати, указывают на местонахождение своих схронов с оружием. Один из задержанных бандюков, как выяснилось чуть позже, даже оказался причастным к похищению московских журналистов.
Во дворе одного из домов стоит, внушающий подозрение большущий стог сена, бойцы — парни шустрые, работы не страшатся: стог, с помощью подобранных тут же, на месте, палок, быстро разлохмачивается, после чего группа продвигается дальше. Через ров, по бревну, в соседний двор. Прямо посреди двора находится пчелиная пасека в двадцать ульев. Но воинам и пчёлы не помеха, для экономии драгоценного времени калитка не ищется: просто пробивается пролом в, и без того, шаткой изгороди. Работа оказалась напрасной: ни пчёл, ни бандитов, на месте не оказывается. Мёда — и того нет, даже не намазано, но это к делу не относится.
Дети низовьев, непривычные к высокогорным условиям, от нехватки кислорода и быстрого ритма начала операции задыхаются, но, тем не менее, целеустремлённо продвигаются к зданию поселковой администрации. Некоторое время отдыхают те, которые в прикрытии. Метров через пятнадцать-двадцать, группы меняются ролями, прикрывавшие становятся авангардом, авангард — прикрытием.
Разбившись на двойки-тройки зачищаются кабинеты.
Центр сельской бюрократии оказывается пустующим но, судя по основательной загаженности, пустует он не всегда, и видно, что жизнь там, иной раз, всё-таки бурлит, клокочет.