"Военные приключения-2". Компиляция. Книги 1-18
Шрифт:
Она многое узнала за эти месяцы. Как и все молодые сотрудники, стремясь попасть на оперативную работу, она исподволь готовилась к ней. Присматривалась к разведчикам, даже книжки кое-какие почитывала из тех, что сохранились у Юрия со студенческих времен. Но этого ей показалось мало…
Работал в Харьковской губчека помощником уполномоченного Шурка Грошев, белобрысый, веселый и смелый до лихости человек. Едва Галина появилась в губчека, Грошев стал проявлять к ней особое внимание. В свободное время он часами просиживал в комнате, где стоял ее стол, балагуря и рассказывая такие истории из своей биографии, что
О его необыкновенной удачливости ходили анекдоты.
Рассказывали, например, что однажды на вокзале Шурка зашел по нужде в отхожее место, занял кабинку, револьвер для удобства вытащил из кармана и держал в руке. В это время в уборную заскочил какой-то вокзальный вор с большим чемоданом, который он только что «увел» у зазевавшегося пассажира. Желая ознакомиться с содержимым чемодана, вор ткнулся в кабинку, где восседал Грошев, распахнул дверь и увидел направленный на него револьвер. Если бы вор спокойно прикрыл дверь и отошел, тем бы все и кончилось. Но у него оказались плохие нервы. Не раздумывая, он бросил чемодан и поднял руки. Шурке оставалось только привести в порядок свой туалет и доставить незадачливого ворюгу в уголовный розыск.
Таких историй существовало множество. Трудно сказать, что было в них правдой, что выдумкой, — сам Шурка ни от чего не отказывался.
Популярность среди сотрудников не портила его. За это Шурку любили. Несмотря на балагурство, был он по-своему скромен и не лез в начальство, хотя по заслугам давно уже мог стать уполномоченным губчека.
— Я в начальство негодный, — говорил он, — по причине легкого и веселого характера. Вот состарюсь или, например, оженюсь, тогда другое дело!
Но до старости было далеко, а жениться Грошев не спешил. Что касается успеха у женщин, то и здесь он был не из последних, хотя нос имел вздернутый, а лицо конопатое: недостаток красоты с лихвой восполнялся его боевой славой.
К Галине на первых порах Грошев тоже подкатился с ухватками неотразимого кавалера, уверенный, что и она, новый в губчека человек, не устоит перед обаянием его служебной репутации. Однако Галину не проняло даже самое наглядное свидетельство его успехов — маузер с золотой дощечкой на рукоятке, на которой была выгравирована надпись: «Александру Терентьевичу Грошеву за беззаветную отвагу». Была в девушке какая-то непонятная Шурке сосредоточенная целеустремленность, неколебимая, почти монашеская строгость. Шурка так и окрестил ее про себя — «монашка», Когда она смотрела на него в упор темными и, как Шурке казалось, загадочными глазами, он почему-то тушевался и даже самые выигрышные приключения описывал без необходимого блеска.
Однажды она сказала ему:
— Чем хвастать, научил бы лучше чему-нибудь полезному.
— Чему? — удивился Шурка.
— Стрелять хотя бы.
Шурка с радостью согласился. Он решил, что просьба Галины — только предлог, что его труды в конце концов не пропали даром.
Под стрельбище Грошев облюбовал укромный пустырь на окраине Харькова. На первом же занятии он попытался обнять девушку. И тут же горько пожалел об этом, Галина наотмашь ударила его по щеке кулаком.
— Ты что?… — опешил он.
— М-мерзавец! — Галина так побледнела, что Шурка испугался. — Какой мерзавец!… — и побежала с пустыря.
Как и многие сотрудники Галины, Шурка знал ее историю. Он догнал девушку, долго молча шел рядом, потом тихонько попросил:
— Галь, прости… Гад я, убить меня мало!…
Галина ничего не ответила ему. Вся она будто окаменела, в глазах стояли слезы. И Грошев, спотыкаясь, плелся за нею, растеряв всю свою уверенность и чувствуя себя последней сволочью на земле.
Спустя несколько дней он подкараулил девушку в коридоре.
— Либо бей меня в морду и счетам конец, либо мне всю жизнь в гадах ходить! — заявил он. — Не будь вредной: вдарь!
И такой кроткий вид был у хитрого Шурки, что у Галины всю злость как рукой сняло.
— Вот еще, руки пачкать! — сказала она.
И мир был восстановлен.
Грошев научил ее стрелять и ездить верхом. Об ухаживании он больше не помышлял.
Ее испытали как разведчицу в операции, получившей название «Дело военспецов».
Началось оно с того, что в школе красных курсантов неожиданно покончил с собой начальник — комдив и краснознаменец Николай Устименко, Расследование ничего не дало, причины самоубийства остались невыясненными, однако в ходе расследования у чекистов возникло подозрение, что с преподавательским составом в школе не все обстоит благополучно.
Галину направили работать в библиотеку школы. У хорошенькой библиотекарши очень скоро появилось множество поклонников, среди которых оказался и военспец из бывших кадровых военных Гурий Спиридонович Сайгатов. Он увлекался поэзией и сам писал вирши в стиле Игоря Северянина. Галина разрешала ему провожать себя домой, проявила недюжинную эрудицию (вот когда пригодился опыт чтеца-декламатора) и вскоре совсем вскружила голову поэтически настроенному военспецу. Он считал ее девушкой из интеллигентной семьи, потерявшей родителей во время эпидемии холеры, которая разразилась в Харькове накануне революции.
Однажды в разговоре он намекнул ей, что жизнь его делится на «видимую и невидимую». Галина не стала расспрашивать, что это за «невидимая» сторона его жизни. Чутье подсказало ей, что спокойствие и равнодушие сделают больше, чем откровенное любопытство.
Так оно и случилось. Спустя некоторое время Сайгатов прямо сказал ей, что скоро в Харькове произойдут некие значительные события, которые, возможно, изменят не только его жизнь, но и ее… А еще через несколько дней, провожая Галину домой, посмотрел девушке в глаза и. заметил с многозначительной торжественностью:
— Перемены грядут, Галина Сергеевна! Сегодня многое решится…
Галина переждала в подъезде, пока он свернул за угол, и пошла следом.
Она шла за Сайгатовым до самой дальней окраины Харькова и потом до глубокой ночи не спускала глаз с небольшого домишки, в котором скрылся военспец. В дом по одному сошлось человек пятнадцать, и среди них еще два военспеца из школы красных курсантов…
На том, в сущности, и закончилось ее участие в операции. Остальное довершили товарищи. За домиком на окраине было установлено наблюдение, выяснены лица, посещавшие его, и через пять дней все были накрыты скопом накануне большого мятежа, затевавшегося в харьковском гарнизоне.