Военные приключения. Выпуск 4
Шрифт:
— Значит, надо, по-вашему, готовить из русских солдат куклы военные?
— Нет, не надо. Вот, — он взял оказавшийся на повозке кленовый листок, — с одной стороны — темнее, с другой — светлее. Так и мои слова. Если к смелости и разумной осмотрительности нашего солдата добавить еще и прочное владение им воинской наукой — его никто не победит. А пока он воюет и добивается побед слишком большими жертвами, большой кровью.
— Разумно.
— Как разумно и то, что кровь эта льется не токмо из-за солдатской неумелости, но и — даже больше — из-за неумелости командиров. Наши генералы — я не вас, разумеется, ваше превосходительство, имею в виду…
— Да уж конечно…
— Наши
— Сие справедливо.
— А ведь полководец-то должен быть ярым мыслителем. Ведь на войне все может смениться за миг, и сие должно уловить и использовать к своей выгоде, Звание, разум, острое чувствование — вот что такое водитель полков. А у нас? Вот вы, ваше сиятельство, ведь у Егерсдорфа поступили так — и победа. А ведь правила-то нарушили!
— Нарушил. Но ведь, поручик, они — правила — европейские. Как же без них-то?
— А вот так, как вы делали. Я ведь не зову все иноземное копировать. Я хочу, чтобы, свою силу сохранив, мы все доброе и за морями взяли — ведь целые фолианты в Европе написаны о полководцах — вот бы изучить. Изучить, но не заучить, знать, но не слепо копировать. У них — свое, у нас — свое. И если мы начнем у них брать что ни попадя, то мы возьмем себе и их поражения.
— Значит, брать не будем?
— Плохого не будем. Токмо хорошее бы. У Фридриха его военачальники как волки натасканы — они еще накажут нас.
— За что такая пагуба?
— А за то, что если из своих поражений мы еще умеем извлекать уроки, то из побед — никогда.
— Хорошо сказано. Но, подмечая в своем народе столько дурного, не грозим ли мы ему и себе вместе с ним жалким прозябанием?
— Я хулю лишь то, что должно. И не нахожу в этом приятности. Достойное же хвалю. Невозможно излечение больного без определения его болезни.
— А не опустит больной руки, вызнав все? Не лучше ли приоткрыть ему истину не целиком, а частично?
— Ложь во спасение? Она хороша, как вы мудро подметили, для больных. Народ же наш, пока он есть, в основе своей здоров. И для него необходимо знать правду.
Глава II
Военная кампания 1758 года совершалась русской армией уже без фельдмаршала Апраксина, отстраненного от командования. Опального полководца вызвали в Россию и взяли под стражу. Там, в заточении, он и умер от апоплексического удара на одном из первых допросов.
Столь немилостиво судьба обошлась с недавним победителем гросс-егерсдорфским все из-за его очень уж поспешного отступления с места баталии, вызвавшего подозрение в Петербурге, ибо циркулировали слухи, что сие столь не характерное для медлительного по натуре фельдмаршала лихорадочно-быстрое движение не токмо акция военная, но и сугубо политическая. Поскольку в это время, именно в это, императрицын двор пребывал в неустойчивой лихорадке ожидания — Елизавета всерьез занемогла, надежд на выздоровление было мало, стало быть, вставал вопрос о преемнике. Или преемнице — канцлер Бестужев-Рюмин, ненавидя официального наследника трона — великого князя Петра Федоровича, намеревался способствовать воцарению супруги Петра — Екатерины.
Канцлер отписал о сей болезни фельдмаршалу. После чего началось движение русской армии к своим границам, возможно для того, чтобы в нужный момент бросить тяжесть ее штыков на неустойчивую чашу весов выбора преемника умирающей ныне императрицы. Но Елизавета выздоровела. Канцлер за пессимистические намеки в переписке был приговорен
На следствии ему инкриминировали поспешность и необъяснимость отступления. Его объяснения — провианта, мол, не было — вызывали вроде бы резонный вопрос:
— Почему отступал к границе, а не повел войско к Кенигсбергу?
— Так ведь там пруссаки! — наивно-испуганно оправдывался Апраксин.
— А ты на что, фельдмаршал хренов? Тебе на что войско было дадено? — грозно вопрошал подозреваемого допрашивающий член «Конференции» Александр Иванович Шувалов.
— Так ведь осада дело долгое, а провианта нету!
Эта сказка про белого бычка, как ей и положено, шла по кругу. Вслух не произносилось главное — думал или не думал полководец подправить штыками престол. Но в воздухе это главное постоянно витало. Как-то не учитывалось — наверное, от страха перед положительным ответом, — что решение об отступлении принимал не Апраксин единолично, а военный совет, собиравшийся трижды.
Итак, на допросах «да» и «нет» не говорили. Не пыткой Апраксину грозили, чего он и не перенес. Дело — за отсутствием главного виновника — закрыли. Главнокомандующим был назначен генерал-аншеф В. В. Фермор, англичанин по происхождению, бывший некогда начальником штаба у Миниха, а последнее время служивший главным директором императрициных построек.
Армия под командованием Фермора по первому зимнему пути снова двинулась в Восточную Пруссию и в короткое время, в январе 1758 года, заняла ее. Благо, Левальда там уже не было — его корпус был переброшен в Померанию против шведов. В этом походе Петр Румянцев командовал одной из двух наступающих колонн и занял Тильзит. Затем во главе своих частей он вместе с войсками генерала И. Салтыкова вступил в Кенигсберг и Эльбинг. Вступил уже генерал-поручиком — сей чин был пожалован ему на Рождество.
Из Кенигсберга вновь испеченный генерал-поручик был отправлен в Столбцы, что около Минска, — переформировывать кавалерию. Здесь учли его опыт 1756 года, когда он формировал новые гренадерские полки. Через три месяца Румянцев привел в Мариенвердер 18 эскадронов, оставив на месте кадры для дальнейшего пополнения. Это вместе с переформированными им же кирасирами дало до семи тысяч регулярной конницы. С частью ее он и маневрировал до последовавшей в августе осады Кюстрина.
Ох, Кюстрин, Кюстрин! Несчастливый для русских городок. Как ни крути, а несчастливый. Ведь с него все началось, а уж как закончилось-то!
Вообще-то, Кюстрин после занятия Восточной Пруссии стал главной стратегической целью военного плана «Конференции». Эта крепость была узлом дорог в переправ при слиянии Варты с Одером на правом берегу последнего. «Через то король прусский лишился бы всей Померании и части Бранденбургии», — отмечалось в плане. «Конференция» считала, что, «овладев Кюстрином, можно по справедливости удовольствоваться тем почти на всю кампанию нам и нашим союзникам». Это был типичный подход западноевропейской стратегии. Стратегия эта проявилась и в том, что сформированные в западных областях России пополнения были организованы, вместо того чтобы влиться свежей кровью в поредевшие полки ветеранов, в отдельную группу, названную Обсервационным корпусом и двигавшуюся из района формирования с отставанием от главных сил армии, шедшей из Нижней Вислы. Фактическое разделение армии на две группы имело своим следствием ошибочную мысль «Конференции» и Фермора решать различные самостоятельные задачи каждой из этих групп. Планировалось направить Обсервационный корпус к крепости Глогау и Франкфурту-на-Одере с целью овладения ими только силами этой группы.