Военные приключения
Шрифт:
Бежать не только потому, что там могла потребоваться их помощь, что там были свои, с которыми было легче и надежней. Обоим было страшно, и Вася с надеждой смотрел то в сторону моста, то на бледное лицо Губкина. В зеленом небе блистали редкие звезды, плыл молодой легкомысленный месяц. Горное эхо затихло, и наступила удивительная, тревожная и какая-то неживая тишина, от которой становилось еще страшней.
— Неужели… — робко сказал Вася и посмотрел на Губкина.
Он не произнес страшного слова «война», но Саша понял товарища. На какую-то долю секунды ему опять стало страшно, хотя это слово и этот страх были, по Сашиным понятиям, несовместимы.
— Линия!
Все мысли, все невзгоды и опасности сразу отошли куда-то далеко и не то что пропали, а резко уменьшились, стали неглавными. Главным было дело, к которому они были приставлены, и это дело повело их за собой.
Ни комсомолец Александр Губкин, ни пионер Василий Лазарев не знали, что произошло за ближайшими сопками. Оба понимали, что произошло что-то необыкновенное и, возможно, угрожающее Родине, и они, не сговариваясь, вместе и каждый отдельно приготовились и к бою, и к смерти, и еще к чему-то, что, может быть, страшнее смерти. Все это не было не только не произнесено, а даже не продумано как следует. Это было само собой разумеющимся. Потому что главным было все-таки дело.
Они бросились к ближайшему столбу, к которому был подключен молчащий теперь аппарат, и увидели покачивающиеся обрывки проводов.
— Так я и знал! — воскликнул Саша. — Давай когти!
— Они же у тебя за плечами.
— Ах да, верно!
Пока Саша надевал когти и лез на столб, он решил, что будет восстанавливать не оба подвешенных на столбах провода, а только один. Кто его знает, какие повреждения могут быть дальше. И еще, почему-то с затаенной грустью, он подумал, что восстановление нужно вести в сторону восьмого поста — там должен быть командир. Грусть сейчас же ушла, а решение осталось. Сняв обрывок одного провода, Саша слез вниз и рассказал о своем решении Васе. Тот вздохнул и несмело спросил:
— Значит, от своих?
Губкин нахмурился. Паренек явно говорил не то, что требовало дело, и это настораживало. Вася опять вздохнул и уже твердо, как человек, который все обдумал, сказал:
— Что ж… Правильно! Ведь если на нашем посту что-нибудь и случилось, так мы вдвоем мало чем поможем. А тут от нас зависят все посты, а может быть, и побережье.
Теплея сердцем, Губкин спросил:
— Что ты? Сам додумался?
Вася не ответил. То, что еще мешало ему и мучило, отрезалось и пропало. Теперь имело значение только дело. И чем больше он думал о нем, тем быстрее вспоминались мелкие и мельчайшие подробности последних дней. Главным было одно — тревога. Значит, все, что происходит и будет происходить, не случайно. Оно предвиделось. О нем знали и его ждали. А раз так, значит, они не одни. И пост не одинок. Все связаны общим делом, и они должны думать о других, как другие думали о них. И Вася, сматывая обрывки провода, сказал:
— А старшина, наверное, на пост тянет.
Губкин быстро взглянул на паренька и подумал почти то же, что только что думал Вася, и уже совсем решительно приказал:
— Пошли.
Торопким шагом и перебежками они двигались от столба к столбу, до боли в шее всматривались в едва заметные на фоне темнеющего неба провода,
Было тихо. Взбудораженные нервы успокаивались. Тело и сознание уже втянулись в работу, и она шла быстро. Чем дальше продвигались связисты к границе своего участка, тем меньше было обрывов, и наконец через часа полтора они наткнулись на уцелевший отрезок линии. Саша подсоединил к ней аппарат. Чей-то усталый голос твердил нараспев одно и то же:
— Седьмой пост! Седьмой пост! Отвечай! Старшина Пряхин! Отвечай!
На глаза почему-то сразу навернулись слезы — ведь, конечно, другие думают о них, — но Губкин сразу же совладал с собой и доложил:
— Линейный надсмотрщик седьмого поста рядовой Губкин…
— Живы?! — крикнули в трубку.
— Обо всех еще не знаю, — хмуро сознался Саша. Ему не понравился этот вопрос, не так бы нужно было спросить о том, о чем он старался не думать. Он рассказал, что с ним произошло и что он видел, а потом спросил: — А вы что видели?
— Да то же, что и вы.
И вдруг издалека донесся голос капитана Кукушкина:
— Линия повреждена сильно?
— Сильно. Тянем только один провод.
— Правильно! Так и держите.
Голос капитана звучал уверенно, спокойно, словно он давно, заранее знал, что может произойти и как в этом случае нужно поступать. Это спокойствие передалось Губкину, и он подумал, что капитан сможет ответить ему на вопрос, который по-настоящему волновал связистов.
— А что, это такое было, товарищ капитан? — осторожно спросил Саша.
Кукушкин ответил уклончиво:
— Самолеты на разведку вылетели. Скоро узнаем. Вы с кем в паре, Губкин?
— С Васей Лазаревым. Это племянник… ученик тот. — Губкин сбился и смолк.
— Понятно. А как этот самый племянник? — уже весело спросил капитан, и Губкину показалось, что он подмигнул: — Ничего?
— Замечательный, товарищ капитан!
— Ну вот и хорошо. Молодцы. Теперь так, Губкин. Один провод восстанавливайте прямо до поста. А о втором не беспокойтесь. Сейчас в вашу сторону выйдут надсмотрщики с восьмого поста, а на восьмой — с девятого. Так что в случае чего подмога будет. Понятно?
— Так точно!
— Ну вот и хорошо. Действуйте. И главное, бдительность не теряйте. Чаще докладывайте обо всем замеченном.
Теперь после этого, в сущности, очень веселого разговора последние остатки страха пропали. Все идет так, как должно было идти. Да, конечно, и бдительность нужна, и поработать нужно, но они не одни. С ними — все, и они — для всех.
Губкин и Вася собрали свое имущество и побежали обратно. Самым главным теперь было то, что было главным и вначале — пост, товарищи. Добраться до них, помочь, может быть, спасти…
Вокруг было так тихо, словно вся жизнь была убита тем страшным фиолетово-мертвенным светом, который пронесся над тайгой. И чем дальше они бежали, освещенные рассеянными лучами молодого месяца, тем неспокойней было у них на душе: молчаливость тайги, неизвестность положения угнетали все сильней и сильней. И один и другой старательно скрывали друг от друга свои страхи, говорить стали почему-то шепотом.