Военспец. Чужое лицо
Шрифт:
Пришлось встать, взять деньги – в сарае выспаться не дадут.
Андрей прошёл в дом, в свою комнату, стянул пыльные сапоги и в одежде рухнул на постель.
Проснулся он к обеду. Умывшись, он утёрся куском льняного полотна, висевшего тут же, возле умывальника, и прошёл в трапезную. Наум уже сидел за столом весёлый, улыбающийся и разливал вино по кружкам – себе и Андрею.
После неспешного обеда домашние по традиции улеглись отдыхать. В доме было тихо, думалось хорошо, никто не мешал.
Деньжата, пусть и невеликие, у него теперь есть – надо же с чего-то начинать. По подсказке князей ходить по польским заставам и считать наёмников он не собирался. Все события, если до этого дойдёт, будут в центре, в Кремле – где самозванец сидит. А коли до воинства дойдёт, конная сотня ратников любую заставу в полчаса сомнёт. Застава – она больше для простых горожан.
Андрей сильно сомневался, что застава способна выявить и изловить лазутчика, если таковой появится. Да и откуда ему взяться? Новгород – и Великий и Нижний – присягнул, как и другие города, и явных очагов сопротивления в них нет. Стало быть, самому шевелиться надо.
Глава 3. Юродивый
Для начала он попросил у Наума одежду похуже, поистрёпанней и такую же обувку.
– Похуже? – переспросил купец, полагая, что ослышался.
– Ну да. Такую, какую нищие да юродивые носят. Какую выкинуть не жаль.
– Тебе-то зачем? Али попрошайничать на паперти хочешь?
– Можно и так сказать.
Наум удивился:
– Странен ты зело. У тебя денег на избу хватит, пусть и не на каменную, а ты – попрошайничать… Полагаю – неспроста. Иль задумал чего?
– Задумал, но что – сказать не могу. Меньше знаешь – крепче спишь.
– Это верно. Пойдём в сарай. Там вроде тряпьё висело, если супружница не выбросила.
После долгих поисков они нашли драные штаны, истёртую до дыр на локтях рубаху и пыльный колпак на голову, а на ноги – поршни заячьи.
– В них в походе удобно, нога не устаёт, – виновато улыбнулся купец. – В городе по мостовой в них ходить опасно. Лошади гвозди из подков теряют, ногу пропороть можно.
– Сгодятся, попробую.
– Тогда я супружнице скажу, пусть постирает – пыльная одежонка-то.
– Ни в коем разе, мне такая нужна.
– Как хочешь, – пожал плечами купец. Но покрутил удивлённо головой.
С дальнего конца улицы донеслись вопли и стенания.
– Что случилось?
Купец обеспокоился, выскочил на улицу – на дальнем конце её собирался народ.
– Наум, это убитых обнаружили. Сходи, полюбопытствуй, поохай – соседа же убили. Порасспрашивай, посочувствуй. Распустились-де тати, никакой управы на них нет.
– Ну да, разумно. Вроде я и не знаю ничего.
Купец ушёл. Не было его довольно долго, а вернувшись, утирал настоящие слёзы:
– Ох, погубили душегубы соседей!
Однако, подойдя к Андрею, он вытер слёзы рукавом и улыбнулся:
– Бают, что хозяин с гостем напились да и подрались, не поделив чего-то.
И лукаво подмигнул Андрею. Ну артист! Ему бы в театре лицедействовать.
Наум вновь скорчил скорбную гримасу и вошёл в дом – известить о печальной новости домашних.
Утром Андрей направился к церкви на Болотной. Были храмы и ближе, но он опасался – могут местные увидеть, узнать. Ведь обычно посещают тот храм, который ближе. Бывают и исключения: храм какой-то особый, или священник нравится, либо церковный хор отменно хорош.
Сначала он стоял на паперти, вызывая неприязнь и даже ненавистные взгляды других попрошаек. А когда народ со службы выходить начал, заблажил:
– Ой, берегите свою душу, люди добрые! Угроза большая истинной вере грядёт! Царевич-то ненастоящий! С собой в Первопрестольную католиков проклятых привёл и в Кремле их до поры до времени укрывает! Видение мне было, звезда с неба упала. Большие потрясения народ наш горемычный ожидают. Звезда беду предвещает! Царевич-то на иноземке жениться схочет, а та веры латинянской. Ой, быть беде!
Народ слушал, ухмылялся. Но в колпак, лежащий у ног Андрея, монеты кидал.
Поскольку народ стал расходиться, Андрей монеты в тряпицу узелком связал и за пазуху сунул. Теперь до вечерней службы народу почти не будет. Он хотел пойти на торг, где скоморохи представление дают, там немного покричать, заронить в их души зерно сомнения. Юродивым часто верили больше, чем кому-либо – тем же князьям или боярам. Но едва он успел отойти от церкви на полсотни шагов, как его окружили попрошайки:
– Ты кто таков?
– Григорий.
– Шёл бы ты отсюда, Григорий, восвояси. Тут наше место.
– А мне тут нравится. – Андрей скорчил дебиловатую физиономию.
– Эй, придурок! Ежели не понял, проучим. Это мы на первый раз добрые.
Андрей заметил, что говорил в основном один. Как он понял, это был предводитель попрошаек, которые кормились у этой церкви.
– Ага, ага, понял. – Андрей улыбнулся, растянув рот едва не до ушей, и пустил слюну.
– Тьфу, едрит твою, малахольный!
Попрошайки сочли, что новичка предупредили, и стали расходиться.
Андрей постоял на месте, потоптался, а когда предводитель отошёл на приличное расстояние, двинулся за ним. Тот не оборачивался, свернув пару раз в переулки. Андрей догнал его в глухом месте, схватил за плечо и развернул лицом к себе:
– Ты, блоха навозная! Если ты ещё раз ко мне подойдёшь или людишек своих науськаешь – язык отрежу.
С этими словами Андрей приставил к горлу предводителя нож, который до того держал в рукаве.