Военспец. Чужое лицо
Шрифт:
– Ещё что?
– Не знаю. Нам, козакам, поляки не очень доверяют. Балакают по-своему, а как подходим – замолкают. Случайно разговор подслушал.
– Спасибо, сведения полезные. Похоже, события начинают разворачиваться. Где тебя можно найти в случае нужды?
Есаул помялся:
– У Арбатских ворот – у нас там застава. Но только в крайнем случае.
– Думаю, такой случай вскорости представится. Постарайся после приезда Мнишеков надолго с заставы не отлучаться.
– Мне ведь приказать могут,
– Понял.
Мужчины пожали друг другу руки. Теперь, в эту встречу, есаул вёл себя просто и естественно, без гордыни. Небось от поляков нахватался дурных манер.
Сразу после встречи Андрей направился к Голицыну.
На этот раз князь оказался во дворце, однако слуга проводил Андрея только до кабинета.
– Сейчас князь занят, обождём.
– Не князья ли у него?
– Допустим. – Слуга посмотрел подозрительно. И в самом деле, откуда Андрею знать? Коней с богатой упряжью или колясок на переднем дворе не было.
– А ты скажи князю, мол, Григорий пришёл с важными известиями. Глядишь – и войти позволит.
– Тебе – к князьям? Да меня выпорют на конюшне!
– Так если не скажешь, тоже выпорют.
Слуга потоптался, потом обречённо махнул рукой, постучался и вошёл. Послышались голоса, и слуга тут же вышел, вытирая рукавом вмиг вспотевший лоб:
– Заходи! И чем ты люб князю?
Андрей не ответил – он уже вошёл и закрыл за собою дверь.
Как он и ожидал, все трое заговорщиков были здесь, восседая вокруг стола в креслах. На столе стояли кувшин вина и три серебряных кубка.
– Здравствуйте, князья!
– Хм, Григорий! Давненько тебя видно не было. Садись. Али важное что узнал?
Андрей сел на скамью у стены.
– Обоз с обоими Мнишеками уже в пути, к концу апреля будет в Москве. С ними – несколько сот воинов. Сколько – сказать не могу, не знаю.
Князья переглянулись.
– Только что об этом говорили. Похоже, самозванец всерьёз решил жениться. Только нам, дворянству и народу, царица иной веры не нужна. Ты знаешь, что невеста требует провести обряд по католическому канону?
– Пока не ведаю.
– Нам это на руку, народ православный и Церковь сей манир не примут.
Голицын обратился к Шуйскому:
– Тебе не кажется, князь, что надо силы к Москве выдвигать?
– К Первопрестольной идут псковичи и новгородцы. Правда, самозванец хотел их на Крым направить. Через две недели они будут здесь. Только он строго-настрого приказал в город их не вводить, видать, боится. Требует, чтобы в окрестных деревнях для отдыха разместились.
– Их и используем, – вставил Куракин.
– Э! Ведь заставы на всех дорогах! Тропинками пройти можно, но они узкие, не для войска.
– Разве такую силу заставы удержат? Сомнём!
– Шумно получится. Да пока драться будут, гонца к наёмникам послать успеют.
– Князья, позвольте слово молвить.
Похоже, об Андрее князья забыли.
– У меня есаул козачий есть, надо с ним переговорить. Он главный на заставе. Если согласится, пропустит войско.
– Наш пострел везде поспел! Продолжай.
– Денег я ему не обещал, но жизнь сохранить – это обязательно.
– Условие принимаем – так ему и передай. Он пропустит наших и пусть сразу уходит верхами от беды. Мы-то его не тронем, но представляешь, что будет, когда народ за поляков возьмётся? Он же будет всех без разбора на вилы и ножи поднимать – и ляхов, и козаков. Объясни ему это.
– Завтра же переговорю.
– И нам одной заботой меньше. О деталях переговорим позднее.
– Подождите, – подал голос Шуйский. – А если этот есаул нас продаст? Начнут Григория пытать – что за войска и зачем в Москву входят? Григорий же пыток не выдержит, а нас на плаху положат, головы полетят.
Наступила тишина – князья осмысливали сказанное. Класть голову на плаху никому не хотелось.
– Не схватят, – заверил Андрей. – Отбиваться буду, лучше в бою погибну!
– Можно подумать, что других не брали! Набросятся внезапно, руки скрутят – что тогда?
– Не выдам, – твёрдо ответил Андрей.
И боязно князьям было, и войска в город желательно ввести тихо, без боя, чтобы поляки да прочие наёмники к отпору приготовиться не успели. Врасплох-то застать куда лучше, потерь меньше. Только и жизнь свою вверять Андрею и неизвестному им есаулу не хотелось. Есаул при всём желании их выдать не сможет – он их не знает. Вот батюшку Матвея может – как и его, Андрея.
Хорошенько поразмыслив, князья дали согласие – тут уж Андрей на их решение повлиять не мог. Сам бы захватил Кремль и самозванца, только войска у него нет. Как говорится – бодливой корове Бог рога не дал.
Следующим же днём Андрей отправился к Арбатским воротам. Улица была перегорожена деревянными рогатками, рядом с ними – пешие козаки, слева – изба для самой заставы.
Андрей подошёл смело.
– Мне бы есаула вашего увидеть.
– Не есаула, а пана есаула!
– Прошу прощения – конечно же, пана!
Что-то быстро козаки переняли обращение на польский манер…
– Иди в избу. Только пан есаул не в духе с утра. Не хочешь под горячую руку попасть – лучше не ходи.
Но Андрей всё-таки пошёл. В полутёмных сенях взвёл курки у обоих пистолетов и прикрыл их полами кафтана.
Причина плохого настроения есаула сразу стала ему понятна, как только он вошёл.
На деревянном столе стояла бутыль мутного самогона, лежал крупно нарезанный кусок сала и краюха пшеничного хлеба. Слышал Андрей, что козаки ржаным хлебом брезгуют – де для смердов он.