Военспец. Чужое лицо
Шрифт:
Но купец, схватив Андрея за плечо, неосторожно перевернул локтем кувшин с пивом. Это уже было оскорблением. Такого спускать нельзя, иначе уважать потом не будут.
Андрей поднялся из-за стола:
– Я тебя, Филипп Антонович, обидел чем? Дорогу перешёл, товар отбил?
– Ещё чего!
– Так зачем ты мне беседу портишь? Извинись!
– А на-кася, выкуси! – Купец едва ли не в лицо Андрею ткнул кукиш.
Андрей спокойно отправил бы купца в нокаут, но вокруг людей полно, и ударить купца – значит стать зачинщиком драки.
– Пойди
Но вино ударило купцу в голову:
– А, слаб против меня, боишься?
– В тебе хмель говорит. Хочешь – разорю тебя, а хочешь – бока намну.
– Ты? Мне? Да я тебя одной левой…
– Тогда идём во двор. Вы двое видаками будете, не я первый начал.
Купец, покачиваясь, направился во двор. За ним кинулись все, кто был в трактире, предвкушая весёлое зрелище. Как же, бесплатное развлечение!
Только цирка не получилось.
Андрей встал напротив Киселёва. Тот, поплевав на ладони, сжал их в кулаки и попытался ударить Андрея. Андрей от удара уклонился, купец потерял равновесие и упал. Неловко поднявшись, кинулся снова.
Андрей снова отклонился и подставил Киселёву ногу. Тот упал ещё раз. Вскочил уже злой – хмель выветриваться стал. Набычился, видя, что народ вокруг уже откровенно смеётся, и не просто холопы, а такие же купцы, только рангом пониже. Несмотря на то что в сравнении с ними Киселёв удачливее был, богаче, для них – удобный случай посмеяться, позубоскалить. А уж сколько разговоров потом будет!
Киселёв это тоже понял. Ему теперь отступать нельзя, обязательно Андрея свалить надо. Купец был выше и плотнее его, имел превосходство в весе. Для кулачного боя – преимущество изрядное. Он снова взмахнул рукой.
Андрей решил, что пора бой заканчивать. Он перехватил купцу руку захватом и завернул за спину. От боли купец взвыл.
– Проси прощения, не то руку сломаю. Косоруким дни доживать будешь.
Купец скрипел зубами от боли, дёргался, но молчал. Самолюбие играло, гордыня!
Андрей завёл руку выше.
Купец согнулся, уже едва не доставая головой до земли.
– Филипп Антонович, на каждую силу всегда другая сила найдётся. А к силе, кроме того, ум нужен, умение. Проси прощения при всех, громко проси. – Андрей надавил пальцем на нерв у локтя.
От нестерпимой боли купец заорал:
– А-а-а!
– Продолжай.
– Прошу прощения… – сиплым от боли голосом выдавил из себя купец.
– Вот так лучше будет. Ступай и больше не попадайся, сотру, – честно предупредил его Андрей. И сказал так, что все окружающие поняли – выполнит обещание, сотрёт.
Купец схватился за руку и пристыженно пошёл прочь со двора.
Тут же с крыльца слетел половой:
– А денежки, сударь? Кто вино, еду оплачивать будет? Нехорошо!
Купец достал мошну, вынул и дал половому серебряный рубль.
Его проводили ухмылками. Невоздержан в питии да на обидные слова скор был купец. Но сегодня он достойный ответ получил. Раньше многие связываться с ним боялись, понимали: богат купец, от него подальше держаться надобно, невзлюбит – разорит. Так у Андрея денег побольше, он не боялся.
Андрею казалось, что после инцидента купечество города будет настроено против него, все-таки пришлый, но получилось наоборот. Самодуров, подобных Киселёву, нигде не любили, только отпор боялись давать. Но слух о прилюдном извинении Киселёва перед чужаком мгновенно прошёл по городу – ведь свидетелей было много. И уже на следующий день с ним вежливо здоровались до того незнакомые ему люди. Шуя – город невеликий, почти все знали друг друга в лицо. Андрею только не хотелось, чтобы война разгорелась между ними. Не в прямом смысле – с кулачными или иными боями, а торговая. Денег у обоих хватает, только Киселёв не знает истинного положения дел.
Андрей на самом деле имел возможность скупить на корню или разорить Киселёва, перекупив его поставщиков. Даст выше цену за сырьё – и всё, через месяц-два Киселёв будет повержен. Но зачем ему это?
Временами Андрей заходил в церковь – не принято было обходить стороной богоугодное заведение, иначе смотрели косо: не чужой ли веры человек, а то может, и вовсе безбожник? Десятину с доходов лавки отдавал, на паперти попрошайкам раздавал милостыню – он помнил, как сам в Москве стоял так же, с протянутой рукой. Для какого-нибудь нищего, убогого и калечного это единственный способ выжить, а для таких, как Андрей, – своего рода благотворительность для инвалидов и стариков. Он даже в Свято-Николо-Шартомский монастырь заходил, пожертвование сделал. Его монахи при нападении поляков в 1609 году достойно защищали свою обитель, где укрывались многие жители.
После короткой и дождливой осени как-то быстро наступила зима. Проснувшись утром, Андрей вдруг увидел, что за окном светло. Подумал – не проспал ли? Выглянул в слюдяное окно, а на дворе, на крышах соседних домов лежит снег. Ослепительно-белый, не успевший посереть от копоти печных труб. Всё, закончилась навигация, а с ней – и поступления крупных партий товара. Ещё несколько дней суда будут приходить, торопясь прийти по снежной шуге в свои порты до ледостава.
Для купцов сейчас каждый день ценен. Те, кто на берегу, в лавках, стараются набрать побольше товаров впрок, а те, кто на судах, – распродать товар и успеть вытащить суда на берег до весны.
А для Андрея это означает, что его выходы с грузом к омуту прекращаются. На снегу следы видны, да и сам омут через несколько дней льдом затянет. А прорубь долбить нельзя, уж очень заметно. Только и останется, что торговля. В лавке – приказчик, делать там Андрею особенно нечего.
И он стал подумывать, чем бы себя занять. Не спеша позавтракал. Похоже, на торг идти надо. Как-то упустил он из вида, что зимняя одежда нужна – тулуп или шуба, а также валенки и шапка. В Шуе зимой иногда морозы такие трещат, что деревья в лесу лопаются, в кафтане и в сапогах не походишь.