ВоенТур 2
Шрифт:
— И это при том, что пока мы не затронули вопрос прорыва через корпусные тылы, а это как минимум от 6 до 8 километров. И противник не будет сидеть сложа руки… Пока мы будем преодолевать корпусной тыл, в полосе немецкой дивизии нас уже будут ждать!
— Как же тогда нам быть, товарищ командир? — почти растерянно произнес один из комбатов из отряда Климовского.
— Думать прежде всего! Для этого мы тут и собрались. Объявляю перерыв на четверть часа, для обмена мнениями, ну и покурить…
Отойдя с начальником штаба на несколько шагов в сторону, негромко произнес:
— Вы все время молчали, мне
— Молчал, потому что, к тому что вы озвучили, мне особо добавить нечего. У нас не рота людей налегке, которая при огромной удаче и счастливом стечении обстоятельств может тихо, поздним вечером или ночью, бесшумно снимая посты ножами или лопатками подойти к первой линии окопов. И то при условии, что в карауле целое отделение стоять не будет.Необходимо искать место, где фронт разрежен, но это скорее всего такое место, где техника не пройдет, а у нас накопился огромный обоз, вон даже медсанбат с ранеными и все накопленное неусыпными трудами, в грузовиках, да с прицепами… — высказав это все это на одном дыхании, он глубоко вздохнул и замолчал, глядя при этом на меня из-подлобья.
— Хотите еще что-то добавить Василий Георгиевич?
— Пожалуй… — и тут он снова замолчал, взяв почти мхатовскую паузу.
— Пожалуй да, или пожалуй нет?
— Конечно «да»! Я хотел сказать, что бриада должна разделится на боевую часть, обеспечивающую все это и ту ее часть, которая просто проедет линию фронта, за ней замыкающей снимется часть артиллерии, которая уже со своей стороны занимает позиции и готовиться к подавлению противника, когда остальные подразделения войдут в разрыв последними.
— Неожиданно… Но тогда получается парадокс — нам нужно идти в тыл группировке, изготовившейся к прорыву, потому что она компактно собралась и открыто — без окопов и блиндажей, то есть удобна для поражения артиллерией… Я правильно вас понял, товарищ майор?
— Да!
—… а с обоих сторон обычный разреженный фронт. — Сделал я промежуточный вывод из предложения Климовского. — И тут появляется вопрос — сколько смог изготовить своих войск в наступление первым эшелоном в полосе 8–10 километров, противник?
— В бригаде мощная разведка, как я уже не один раз убедился…
— Есть такое, но даже она не в состоянии вскрыть абсолютно всю обстановку… К сожалению. Отставим пока этот момент в сторону…
— Допустим три или четыре… — тут я капитально подвис, лихорадочно вспоминая как в этом времени назывались аналоги батальонных тактических групп. Наконец в памяти всплыл нужный термин, и я с облегчение продолжил: — передовых отряда, в составе пехотного батальона с легкими танками и легкой артиллерией, идут впереди бригады, а все тяжелые и средние танки с крупнокалиберной артиллерией, обеспечивающие собственно прорыв, должны быть сразу за этими группами, но тоже компактно…
— Если все по минутам распланировать, да под раннее утро, а еще лучше практически в сумерках пройти корпусные тылы незаметно или хотя бы без большой стрельбы, то снести тяжелой артиллерией эти места дислокации — осколочными и шрапнелью через раз, или еще лучше крупному калибру бить только осколочно-фугасными, а среднему только шрапнелью и пройти прямо по оглушенному противнику! — тут майор, так увлекся что даже рубанул рукой воздух.
— Заманчивую картину вы тут нарисовали Василий Георгиевич! — Приняв последнюю мою фразу как поощрение, он с задором продолжил:
— Тут непонятное место — это разведка мест сосредоточения перед самым прорывом, но у нас есть трофейный «Шторх»…
— Считайте что его нет, у него особое задание!
— Зато есть три У-2! Они вполне могут фотографировать вечером вдоль фронта — рискованно конечно, но противник еще не пуганый, может и не отреагировать, тем более что самолет залетит с тыла. Разбираться конечно будут, но утром будет уже поздно.
— Ладно… Уже многие по второму разу курят, давайте продолжим совещание.
Мы еще около часа обсуждали предложения всех без исключения командиров, раскладывая их по полочками. Наконец подошло время мне сказать свое командирское слово.
— Мы тут с вами советовались и я решил: прорваться на восток через порядки изготовившегося к наступлению противника мы не будем. Там собралась вся танковая группа Гудериана, которая ломится по старому варшавскому шоссе через Бобруйск на Москву.
— Это предательство! — завелся с полоборота один из командиров отряда Климовского.
— И в чем оно заключается старший лейтенант?
— В самый ответственный момент, мы ненаносил удар по тылам немцев!
— Слышь мальчик, ты глухой? Я ясно и четко сказал, что там ВСЯ ТАНКОВАЯ ГРУППА ГУДЕРИАНА!
— Я не боюсь в отличии от вас умереть за Родину!
— А вот тут ты не прав парень. В корне не прав! Наша задача не самим умереть за нашу Родину, А ЗАСТАВИТЬ УМЕРЕТЬ ЗА СВОЙ ФАТЕРЛЯНД СОЛДАТ ПРОТИВНИКА! Я доходчиво объяснил? Не факт, что пойдя в прорыв на восток, мы сможем разменять свои жизни хотя бы один к одному… Просто потому, что при таком варианте мы НАСТУПАЮЩАЯ СТОРОНА… Ее состав не менее десяти дивизий, а это минимум стопятьдесят тысяч личного состава. Наступать при соотношении сил почти сорок к одному — это предумышленное самоубийство! Поэтому порядок движения бригады следующий: В дневное время проводится тщательная разведка маршрута для каждого дивизиона и батальона, определяются районы будущих стоянок. С наступлением темноты, бригада организованно совершает марш в выбранный район, занимает оборону и маскируется. При ведении разведки в бой с противником не ввязываться. При столкновении с противником во время марша, боковые дозоры ударом во фланг и тыл обнаруженного противника, связывают его боем, давая возможность оторваться от преследования, а так же стараются увести противника в сторону от основных сил бригады.
Глава 17
Через день, после памятного многим командирам бригады штабного совещания, мы поняли что такокое не везет… Противник смог обнаружить одну из наших колонн во время совершения ночного марша. Кто ему «наворожил» мы не успели разобраться. Развесив предварительно вдоль дороги осветительные авиабомбы, несколько его истребителей, раз за разом, с хватающим за душу воем и пулеметной дробью пролетали над нашими головами. Только насыщенность нашей колонны ЗСУ, которая кратно, в разы превышает все принятые на этот момент нормы и наши и немецкие, спасала наше положение. И все равно после каждого захода — стоны, крики и что самое неприятное это легкая паника у личного состава.