Воевода Шеин
Шрифт:
— Ну слава Богу. А что в Кремле? Волки из леса не сбегаются? Знать-то они давно о себе дают.
— Худо, батюшка. Вернулись, как ты говоришь, волки. Князья Борис и Михаил Салтыковы уже близ царя увиваются, и все мы живём во граде под страхом опальной поры.
— И что же, смещения в приказах пошли?
— Пока Бог миловал. Все, поставленные святителем, на местах.
— Пусть Господь хранит их.
— Ты-то как, батюшка, здесь?
— Тяжко, сынок, мне. Вериги Москва на ноги повесила, и тянут они меня в омут. Ведь ежели бы всё было путём, так мы Смоленск ещё в прошлом году освободили бы. Теперь и конца войне не видно. А ежели и прорезается что-то в видениях, то срам на
— Я вижу тому причины, батюшка. Понаторели уже в Посольском приказе разгадывать происки. И я знаю, кто чинит их.
— Спасибо, сынок, что понимаешь меня. Только не ходи с открытой душой — зальют отравным зельем.
— И это знаю, батюшка. Земно кланяюсь я дьяку Елизару Вылузгину. Он хоть и стар, но всё питает меня умом-разумом.
— Поклон ему низкий от меня.
— Передам. Он часто вспоминает тебя и за сына чтит. Да, забыл передать тебе поклон от Анисима. Он днюет и ночует в Пушкарском приказе. Все артели, что пушки и ядра льют, под его рукой.
— Славный муж Анисим. Дай Бог ему здоровья, и от меня поклон.
Пришёл Артемий со стременным. Они принесли корзину с кувшином и съестным. Артемий всё выставил на стол из плах, разлил хмельное по кружкам. Как взяли кружки, Михаил тихо сказал:
— Вечная память отцу нашему Филарету. Пусть земля ему будет пухом.
И все выпили. Потом долго стояли молча. Прокатилась вечность. И Михаил произнёс то, что родилось в душе:
На Руси ты один был великий воитель, Мощно вёл за собою народ. И в русскую нашу обитель Никогда не входил при тебе враг-ирод!Удивились сын Михаила и Артемий песенному слову воеводы. И поспешил Артемий налить в кружки хмельного, и сказал:
— Вместе с патриархом тебе, воевода, честь и хвала за то, что твёрдо стоишь за Русь.
Помянув ещё дважды Филарета, Михаил и Артемий рассказали Ивану о том, как воевали лето. Но больше просвещал Ивана Артемий, а Михаил погрузился в грусть.
— Мы, Ваня, увязли в этой войне по грудь и теперь стараемся выбраться из трясины из последних сил. Всё лето до сентября мы бились с поляками не за Смоленск, а за то, чтобы уцелеть и удержаться под Смоленском. Есть тут на правой стороне Днепра гора, Покровской называется. Так вот за лето на этой горе случилось четырнадцать сражений. Да каких! Мы за минувший год под Смоленском потеряли меньше ратников, чем за Покровскую гору. А почему мы держимся за эту гору? Да потому, что, ежели поляки захватят её, то они над нами будут господствовать и всех из пушек побьют. Сейчас мы острог на горе поставили, и там целый полк иноземный полковника Маттисона обороняется.
— А Смоленск вы воевали за лето? — спросил Иван Шеин.
— Бились за него смертно, Ваня. В июне сделали мощный подкоп, взорвали сажен двадцать стены, но за ними поляки по примеру твоего батюшки клети из брёвен воздвигли, землёй заполнили. Мы двумя полками пошли на приступ, потеряв больше полка, пока преодолевали клети. Мы ворвались в город. Но воевода Соколинский в два раза больше нашего сил выставил. Да пушками с картечью нас встретили. Бились полный день. И ежели бы вовремя подошёл полк рейтаров Самуила Шарля Деберта, мы бы из города не ушли. Всему виной московская медлительность. К этому времени у нас не было к пушкам ни свинца, ни зелья, ни фитилей. И у стрельцов зарядов не было.
Михаил Шеин поднял отяжелевшую голову.
— Ты скажи посланнику о главном — о том, как в бега уходят, — сказал он гневно.
— Это
— Но ведь причина должна быть. Есть ли она? — спросил Иван Шеин.
— Есть. Дошли до нас слухи, что на южные окраинные земли Руси напал с ордой крымский царевич Мумарак-Гирей. Имения свои и добро побежали спасать.
— А имена беглецов у вас записаны? — спросил Иван.
— Имён мы не помним, — ответил Шеин-старший.
И Иван понял ответ отца и согласился с ним. Сказал своё:
— Я слышал, что король Владислав и королевич Казимир сейчас под Смоленском. Это правда?
— К нашему несчастью, правда. Совсем недавно они подошли к Смоленску с большим войском, — повёл рассказ Михаил Шеин, — и с ходу попытались захватить Покровскую гору. Артемий тогда с большим конным отрядом прискакал на помощь полковнику Маттисону, и стали отбиваться вместе. Королю помогли поляки, что в городе: они сделали отчаянную вылазку и соединились с войском короля. На Покровской горе всё было на грани её захвата. Пришлось драться в окружении. Сражение продолжалось с утра до позднего вечера. Наши уже в темноте вышли из острога и ударили по полякам. Они бежали. Но мы сумели захватить семьдесят двух пленных...
Воевода Шеин замолчал. Он восстанавливал события тех дней. Две недели после августовского сражения поляки не давали о себе знать, но одиннадцатого сентября вновь навязали россиянам сражение. Оказалось, что Владислав получил два конных полка подкрепления. Воевода Шеин был вынужден вновь помочь полку Маттисона. Он снял с осадной позиции больше двух тысяч воинов и сам повёл их на Покровскую гору. Сражение продолжалось два дня. Полк Маттисона за эти дни был почти полностью уничтожен. В ночь на третий день сражения Михаил Шеин посоветовался с Артемием и князем Василием Прозоровским и в ночную пору повёл своих воинов на прорыв окружения полка Маттисона. Остатки полка были выведены из острожка на позиции под Смоленск. Покровская гора оказалась в руках поляков.
На донесение Шеина о сражении за Покровскую гору было получено послание от царя Михаила: «Мы всё это дело полагаем на судьбы Божии и на Его праведные щедроты. Много того в ратном деле бывает. И вы сделали хорошо, что теперь со всеми нашими людьми встали вместе. И вы бы всем ратным людям сказали, — заканчивалась грамота, — чтобы они были надёжны, ожидали себе помощи вскоре, против врагов стояли крепко и мужественно». Помощи, однако, ни вскоре, ни в последующие месяцы Шеин не получил.
Проводив сына и наказав ему, чтобы передал всем близким не поминать его лихом, воевода опять с головой ушёл в военные заботы, забыв об отдыхе, о сне. Его сильно беспокоило поведение короля Владислава: оно было непредсказуемым. Лазутчики донесли Артемию, что король Владислав тайно в ночное время покинул с войском Покровскую гору. Встретившись с Шеиным, Измайлов сказал:
— Король Владислав задумал некую мерзость. Матвей Гребнев доложил, что поляки спрятались за Покровской горой в лесу и стоят недвижно.
— Пусть твои парни следят за поляками. Надо разгадать замысел Владислава.
Но разгадывать не хватило времени. К вечеру другого дня, когда лазутчики Измайлова ещё сидели в норах за горой, поляки снялись из стана и в ночь на седьмое октября «оседлали» Московскую дорогу, перекрыв проезд в стольный град и из него. Теперь Владислав встал позади острога Шеина, в котором было сосредоточено всё русское войско. К тому же король захватил Жаворонкову гору, что стояла в версте от русского стана, и ядра из тяжёлых пушек могли достать до самого центра стана.