Воевода Шеин
Шрифт:
— Мог бы ты её увидеть, — отвечал Артемий, — но моя матушка на твоём пути встанет. Она уже выговаривала мне: «И кто это моей племяннице покой смутил?»
— Да кто ей мог смутить, ежели она из светлицы не выходила? — удивился Михаил.
— В Святки же ты видел её, — с намёком сказал Артемий. — И она тебя...
У Михаила от этого намёка в груди стало жарко. Выходило, что не только он потерял покой, но и Маша. Отчего бы это?
Встретились Михаил и Артемий за неделю до Масленицы, и, вспомнив об этом весёлом празднике, Михаил загорелся:
— Слушай, Артёмка, а что ежели тебе на Масленой неделе привести Машу в царский дворец? Кто тебе, стременному
— Вот и будет она белой вороной среди придворных, — возразил Артемий.
— Да нет же, нет! Я ведь о чём? Да о том, чтобы Машу увидела царица Ирина. А как увидит, ей-ей на службу возьмёт.
— Полно, Миша, не тешь себя напрасно. Да чтобы попасть к царице в услужение, княжны годами часа ждут.
— Ты уж приведи, а там посмотрим, — убеждал друга Михаил. — Я и приглашение у дворецкого выхлопочу. Знаешь же, что дядюшка Григорий добрый человек.
Артемий и сам знал, что на Масленицу и другие весёлые праздники легче было попасть во дворец, чем в будни. И он внял совету Михаила.
— Ладно уж, добывай приглашение. Только зачем тебе всё это? — с лукавством посмотрев на друга, спросил Артемий.
— Сам не знаю, — прикинувшись простачком, ответил Михаил.
Артемий засмеялся. Он всё понял, ушёл с песней:
Через реченьку мосточек, Там Мишутка переходит, Он Марусеньку переводит. — Ты иди, Маруся, не шатайся, За меня, молодца, хватайся!Вот и Масленица наступила. Михаил целыми днями во дворце колесом крутился. Загонял его старший чашник Иван Матвеич. Всё подавай да подавай вина на столы. А во дворце веселье гудит. Гости все знатные: бояре, князья, думные дьяки — все с жёнами, с чадами. В большой Столовой палате тесно. Сам царь с царицей Ириной украшают застолье. На царицу Ирину, на её прекрасное лицо лишь слепые не засматриваются.
Хор за спинами царя и царицы песню поёт:
Пришла Масленица годовая, Гостья наша дорогая. Она пешей к нам не ходит, Все на конях приезжает, У ней кони вороные, Слуги — молодцы удалые.Песни на Масленой неделе звучат всюду с утра до вечера. Так и в царском дворце. Но Михаил слушает вполуха. Его волнует другое: почему не пришли к званому застолью Измайловы? Ведь обещал же Артемий уговорить матушку прийти вместе с Машей. День уже на исходе, к окнам подступили синие февральские сумерки, а Измайловых всё нет.
И вдруг, когда Михаил уже смирился с тем, что не увидит сестрицу Артемия, в дверях трапезной появилась сперва боярыня Авдотья Щербачёва, известная всей Москве сваха и мало кому ведомая коварная ворожея. Те, кто хорошо знал боярыню, звали её просто колдуньей, Щербачихой. За нею вошла мать Артемия, вдова Анна. Она держала за руку Машу. Артемия с ними не было. Щербачиха подозвала дворецкого Григория Годунова и сказала:
— Любезный кум, проводи-ка нас к царю и царице. Надо же нам поклониться им.
Михаил стоял недалеко от входа в трапезную, но так, что Щербачиха не видела его. Он не понимал, какую роль принялась играть боярыня-сваха при матери Артемия и при её племяннице. Но несколько мгновений спустя Михаил всё понял: Щербачиха была в роли свахи и делала это дерзко. Едва Григорий Годунов повёл Щербачиху и Измайловых к царскому месту, как следом за ними в трапезную вошёл князь Димитрий Черкасский. Он догнал Измайловых и пошёл позади них. Группа подошла к царю и царице. Все низко поклонились государям.
Потом Авдотья важно выпрямилась и повела речь:
— Ты, царь-батюшка, помнишь, что я была твоей свашенькой и нашла тебе невестушку, лучшую в державе. Теперь угоди и ты мне, свашеньке. Привела я к тебе красного молодца, князя Димитрия Черкасского, твоего слугу. Время князю семеюшку обрести и приглянулась ему боярская дочь, красна девица Мария Измайлова, которая без батюшки возросла, державы защитника верного. Дай же ей, батюшка, в защитники слугу своего исправного. Любит он её, в храмах глаз не спускает, от разных проныр оберегает. Сколько их зарится на девицу красы неописанной! Она после твоей матушки, у царицы Ирины, лучшая во всей державе. Лестно мне было стоять свахой на твоей свадьбе, а теперь вот хочу быть вместе с тобою на свадьбе князя Черкасского. Благослови же его, царь-батюшка.
Царь Фёдор вспомнил, что и в помине не было свахи Щербачихи во время сватовства к Ирине Годуновой, но по мягкости своего нрава не собрался с духом дать «своей свахе» отповедь. Он склонился к царице Ирине и стал ей что-то шептать. Та сначала кивала согласно головой, но, присмотревшись к побледневшей, как полотно, девице, названной невестой, поняла, что здесь что-то нечисто, и сама торопливо принялась шептать нечто царю.
Щербачиха была не промах, почувствовала, что её затея может лопнуть, как мыльный пузырь, и взмолилась:
— Царь-батюшка и ты, царица-матушка, вижу я, заметили вы, что невестушка бледна. Так ведь от страху! Боится она, что не благословите её на супружество с князем Черкасским. Но и она любит его. Вот и тётушка подтвердит...
Молодой боярин Михаил Шеин, слушая Щербачиху, остолбенел. Разум его замутился. Он никак не мог понять, почему Щербачиха выступает свахой от князя Димитрия Черкасского? Почему поёт, что князь видел Марию многажды? Где? Когда? Он и видел-то её всего один раз. Шеин не знал, что делать, как остановить это жестокое сватовство. Помнил он, что Маша сказала в тот вечер после кулачного боя с Черкасским: «Как ты мог с ним драться, ведь он похож на волка!» Но этот «волк» тогда видел Машу, и «белочка» ему понравилась — вот и решил её засватать. Но как он заставил Машу идти к царю? Может быть, запугал? Да запугал же! Вон как гордо смотрит вокруг. И царь ему улыбается. Уж не готов ли он благословить Черкасского на брак с Машей? Благословит — и всё пропало. Не пойдёшь же царю поперёк, чтобы он изменил свою волю. Нет, так не бывает. И теперь Михаилу оставалось одно: подбежать к трону царя и заявить о себе, о том, что Маша ему люба, что он люб ей — пусть спросит её, и просить благословения.
У Михаила были лишь мгновения до невозвратного царского слова, и он успел-таки.
— Царь-батюшка, выслушай раба своего! — крикнул Михаил чуть ли не с другого конца трапезной и при полном молчании сидящих за столами, подбежал к царю и царице.
— Как смеешь, чашник! — попытался остановить Михаила дворецкий Григорий Годунов.
Но Михаил пробежал мимо него со словами:
— Царь-батюшка, тебя обманывают! И девица бледна оттого, что её запугали. Она не хочет быть женою князя Черкасского! Спроси её, батюшка, кто ей люб!