Воевода
Шрифт:
Иоанн Васильевич от этих слов аж вздрогнул.
— Как это?
— А вот так. Отцу Афанасию, когда он посещал вотчину и принимал исповедь ее обитателей, один из подручных Андрей о том проговорился. Он посчитал, что это вздор, но мне сообщил, дескать, новые байки пошли. А я проверил. Отправил своего человека. Он нанялся к кузнецу. Выкрал материал. И доставил его мне. И действительно. Уклад. Да такой ладный…
— Но откуда?! — выпалил Царь.
Уклад был в целом дороже обычного кричного железа. Не так, чтобы кошмарно, но дороже. Раз в десять примерно. Причем персидский уклад стоил еще дороже, но не в том беда, ибо товаром он был
— Откуда мне знать? — пожал плечами Сильвестр. — Это тебе сей чародей служит. Тебе его и спрашивать. Вдруг краску и уклад ему черти таскают откуда-то?
— Черти? Ты опять за старое?
— Всеслав был чародеем? Так ведь.
— Так.
— Мнишь ли ты, что ведовство свое древнее он забыл? Молчишь? Вот я и думаю, что нет. Но раз в храм вхож и святой воды не боится, то зловредного ничего не делает. Я долго размышлял над тем. И я не понимаю. Просто не понимаю. Краска берется из неоткуда. Теперь еще и уклад персидский. Тут либо он секреты какие ведает о том, как их получать чародейством, либо он как-то чертей подчинил себе и с их помощью ворует и уклад, и краску у магометан. Хотя я, конечно, больше склоняюсь к каким-то тайным знаниям. Вряд ли богопротивным.
— Получать сию краску? Из редкого же самоцвета ее делают. Да каким-то хитрым образом. Как ее сделать иначе? Самоцвет то тот и сам дорог да редок весьма.
— Про философский камень, Государь, ты не слыхал?
— Слыхал. Но разве это не сказки? Разве у кого есть такой?
— У кого-то может и есть. Но дело в другом. Сие чародейство зовется трансмутацией и оно, как мне сказали, бывает разным. Им больше алхимики балуются или рудознатцы. Так что я не удивлюсь, если Всеслав, проведя в Аду многие века, набрался тайных знаний. И ныне творит свои чародейства.
— Отчего так думаешь?
— Масло светильное из дерева он ведь делает. Как узнал о нем? А еще соду добрую продает. Очень добрую. Немного правда. Но такой у немцев или персов не купить. Сказывают — какие-то хитрости творит. Никто толком ничего не понял, сколько не подсматривал.
Царь помолчал. Обдумывая.
— Врал он мне значит?
— Врал или нет — не важно. Важно то, что бросать все, что он тут поставил глупо и расточительно. Там одна крепость чего стоит. Он скорее горло всем своим злопыхателем перегрызет, чем все это добро бросит.
— А монеты, что с торга брал для продавцов краски, где?
— А ты думаешь, что крепость бесплатно строится? — криво усмехнулся Сильвестр. — И торг его люди ведут по всей Руси. Оживление от этого великое. В Касимове шерсти скупил, к примеру, великое множество по этой весне.
— Это еще зачем?
— В Туле, на выделенной тобой земле, он большие цеха ткацкие собирается ставить. Чтобы много ткани делать. Агафон, купец его доверенный, ведь не только шерсть скупил. Он по округе приокской всем раструбил о желании купить пряжу льняную, конопляную и крапивную. Кое где даже задатки оставил. Можешь мне не верить, но дело Андрей в Туле затеял большое и зело выгодное. Такое бросать? Ради чего? Ради этой пустой болтовни злопыхателей? Смешно. С его знаниями он всех этих злодеев, если осерчает, перетравить как мышей в амбаре. Или перебьет. Или еще чего худое учинит. Помнишь же о том, как он на католиков нечисть спустил? Вот. Не
Царь поблагодарил Сильвестра. И вернувшись в свои палаты отменил приказ о выступлении Калужского и Серпуховского полков. Да и сборы остальных полков, кроме Московского, также отменил.
— Остыл? — тихо спросила жена, после долгого молчания.
Он рассказал все, что узнал от Сильвестра.
— А я говорила! — патетично воскликнула она.
— Что ты говорила? — раздраженно фыркнул Царь
— То, что не может он все бросить и уйти. Не тот он человек. Столько дел. Столько трудов. Столько имущества ценного. Да и ради своего человека он бы не просил, намереваясь бежать. Зачем?
Иоанн Васильевич промолчал. Лишь начал жевать губы, в волнительных размышлениях. Сложная ситуация. Сложный выбор. Курбский ведь и кое-какие бояре уже успели с ним переговорить и подкинули «аргументов» на чашу своей версии.
***
Тем временем Андрей уверенно вел свой полк на юг — юго-восток, методично прижимая отряд ногайцев. Они пока успевали вырваться. Но с каждым днем им становилось все хуже и хуже. Лошади и люди не успевали отдохнуть. Есть приходилось на ходу, спать урывками.
Воевода же, используя маршевое преимущество, связанное с нормальным обозом и централизованным питанием полка, сохранил относительную свежесть. И все сильнее загонял, как зайцев, своих противников.
Он бы уже сегодня их прижал.
Вон ведь — в двух километрах «упали» лагерем. Его бойцы все еще свежие. А ногаи — нет. Даже костров особо не разводят. Разгрузили коней. Попадали. И спят без задних ног.
Бери голыми руками.
А тульский полк относительно бодр. Выставили охранение. Люди готовились к приему пищи, которую централизованно готовили. И пока проверяли состояние свое снаряжение и коней. Осматривая все.
Это ногайцы почти весь день были вынуждены драпать практически без остановок. А полк сумел и отобедать. И на пятиминутные привалы вставать. И на четвертьчасовые. И вообще — не сильно умаялся. Нет, конечно, дневка бы не помешала. Но запаса сил еще хватало. С избытком хватало.
Чего хотел Андрей?
Воспользоваться моментом и потренировать своих людей. Чтобы в непосредственной близости от врага отработать элементы боевого охранения и слаженного взаимодействия на марше. Боевые действия ведь — только часть войны. И хорошо, если это пять процентов от всего объема. Основа же — маневры и марши. Марши и маневры. Изо дня в день. Из недели в неделю. Из месяца в месяц. Иные кампании заканчиваются вообще без пролития крови. Зато пота льется всегда великое множество…
***
Тем временем второй отряд ногайцев подошел к вотчине Андрея. Однако их своевременно заметили. Марфа сильно переживала и мучала Петра своей паранойей. Правда ее пугали не татары, однако с ними это тоже помогло. И когда они подошли к крепости, люди уже укрылись в ней. И мост подъемный подняли.
После прошлого нападения строители активизировались и сумели ввести надвратную башню в эксплуатацию. Пусть минимально, но ввести. Решетки подъемные и ворота еще не работали. Да и не стояло их. Однако подъемный мост уже действовал. Пусть и с временным механизмом подъема. Чего хватало за глаза. Раз. И все. Не войти не въехать.