Воевода
Шрифт:
— Да, это копьё с очень широким, в две ладони, жалом.
— Однако действительно не каждый смельчак решится на такое!
— Тем более что медведя несколько дней не кормят и специально дразнят перед боем, чтобы привести в ярость.
— Как в кровожадном Риме, — пробормотал Маржере.
— Что ж, правители, как правило, любят жестокие шутки, — покачал головой Власьев, впрочем, тут же спохватился и добавил: — Однако наш нынешний царь Борис медвежьи забавы не одобряет.
Слуги тем временем принесли из обоза скамейку, обитую красным сукном, отороченным по краям серебряным шитьём. Дьяк грузно сел, а старший слуга налил из сулейки [8] ,
Маржере, чтобы не мешать, отступил на несколько шагов и, увидев, что дьяк, вкушая прохладный напиток, не склонен продолжать далее беседу, повернул к своим ландскнехтам.
Они расположились чуть поодаль весьма живописной группой на свежей весенней травке. Это были славные ребята, рыцари без страха и упрёка, всегда готовые прийти на помощь тому, кто, естественно, больше заплатит. Несмотря на благородное происхождение, большинство этих рыцарей не брезговали и разбоем Впрочем, в то время война и разбой мало чем отличались друг от друга: в том и другом случае больше всего страдало ни в чём не повинное мирное население.
8
Старинная фляга.
— Что узнал нового, Якоб? — спросил Маржере краснощёкий шотландец Роберт Думбар, говоривший, как и все ландскнехты, на чудовищной смеси языков, которые все перепутались у них в головах за время скитаний по Европе в поисках наживы. — Скоро мы получим звонкие русские монеты?
Думбар прочно, как в кресле, сидел на рослом, как раз подходящем ему по весу, голландском битюге и многозначительно подбрасывал в огромной ручище пустой кожаный кошелёк.
Маржере широко улыбнулся, показав ряд желтоватых, но ещё крепких зубов.
— Что, спешишь расплатиться с той паненкой, с которой возился вчера вечером в стоге сена у трактира? — насмешливо произнёс он.
Вся ватага загоготала, а Думбар с показным благочестием сложил ладони под пышным двойным подбородком:
— Видит Бог, я отдал этой прекрасной даме свой последний талер.
И в знак доказательства он снова подбросил пустой кошель.
— Брось трепаться! — воскликнул, хохоча, англичанин Давид Гилберт. — Ты же свой последний талер пропил ещё в Ливорно! Так что ничего не досталось бедной шлюхе, кроме твоих пощёчин!
Думбар, выпучив глаза, схватился за шпагу:
— Как ты смеешь оскорблять прекрасную даму!
Гилберт в ответ тоже потянул шпагу из ножен.
— А ну прекратите! — прикрикнул на них Маржере. — Вы же знаете, поединки в России строжайше запрещены, даже между иностранцами! Наш дьяк об этом предупреждал ещё в Праге, когда подписывали контракт.
— Мы ещё не в России, так что я бы успел покрутить этого жирного каплуна на своём вертеле! — проворчал Гилберт, отходя в сторону.
Видно, ландскнехты побаивались своего капитана. Высокого роста, с длинными жилистыми руками, Жак Маржере в остальном, казалось, не выделялся среди своих товарищей. Во всяком случае, по одежде. Тот же испанский вамс [9] из потёртого серого бархата, украшенный жёстким кружевным воротником, на который падали длинные волосы, широкие, под цвет вамса, штаны, присборенные у колен голубыми лентами, высокие сапоги со шпорами, сверху — тёмно-синий суконный плащ подбитый мехом.
9
Куртка.
Впрочем, капитан, как и всякий вспыльчивый человек, был отходчив. Вот и сейчас его улыбка вновь сделалась добродушной. Он продолжал подтрунивать над Думбаром:
— Должен тебе сказать, Роберт, что мой друг Мишель Монтень, с которым я имел удовольствие сражаться за нашего Генриха Наваррского [10] , писал в своей замечательной книге «Опыты» о таких, как ты, забияках: «Поглядите, из-за какого вздора такой-то вверяет свою честь и самую жизнь своей шпаге или кинжалу; пусть он поведает вам, что повело к этой ссоре; ему не сделать этого, не покрывшись краской стыда, до того всё это выеденного яйца на стоит...»
10
...имел удовольствие сражаться за нашего Генриха Наваррского... — Речь идёт о Генрихе IV (1553—1610), французском короле с 1589 г. (фактически с 1594-го) из династии Бурбонов. С 1562 г. король Наварры. Во время религиозных войн глава гугенотов. После его перехода в 1593 г. в католицизм Париж признал его королём. Убит католиком-фанатиком.
— Я тоже читал Монтеня и восхищаюсь его мудростью! — раздался ломающийся басок подошедшего к ландскнехтам студента Мартина Вера.
— О, наш учёный собрат! — насмешливо произнёс Маржере. — Вы и сейчас не расстаётесь с книгой?
— Это тетрадь. Мне её дал наш юный друг Исаак Масса. Здесь русские слова, которые необходимо выучить в первую очередь, чтобы не оказаться в этой варварской стране подобно немому.
— Похвальное дело, — одобрил Маржере. — Я буду благодарен, если вы и меня обучите этому языку. В каких выражениях русские приветствуют друг друга?
— Челом друже! Здорово шедши? — старательно выговаривал студент, заглядывая в тетрадь.
— А как по-русски «барышня»? — вдруг спросил задремавший было на коне Думбар.
— «Дефка».
— Если я скажу: «Мачка, мне надость дефка!» — меня поймут? — под дружный смех товарищей продолжил Думбар.
— Поймут, но рассердятся. В России не принято в гостях говорить о таких женщинах. И вообще здесь нет публичных домов, — нравоучительно заметил студент.
— А как же быть неженатому мужчине, вроде меня? — возмутился Думбар.
— Поститься, — не без лукавства ответил Бер, фарисейски возведя очи горе.
По мосту, пробуя крепость перекрытий, проскакали вооружённые слуги Власьева, затем, поскрипывая, медленно двинулась и его повозка. Иноземцы заняли место в длинной процессии.
Когда караван проехал приблизительно милю от границы, спутники увидели на высоком холме справа от дороги вооружённый отряд. Маржере невольно взялся за рукоять шпаги, мимоходом глянув на пистолеты, притороченные к седлу: «Не разбойники ли?» — но тут же успокоился, увидев, что русские радостно приветствуют отряд.