Воевода

Антонов Александр Ильич

— Какая поруха! Ты слышишь, Афанасий? Что мы теперь скажем князю-батюшке? — произнёс расстроенный Глеб.

— Можете ничего не говорить. Мы вот с московитами очевидцы, всё и поведаем. А вы ведите нас спешно к князю-батюшке. Может, ещё и перехватит где орду.

— Сие резонно. А ну, пошли за нами! — Глеб и Афанасий развернули коней и поскакали.

Троица помчалась следом. Вскоре лес кончился и впереди показалось три десятка изб. Это и была деревня Жиздра. Въехав на улицу деревни, Даниил удивился: на ней — ни души, лишь куры гуляли возле плетней да собака лежала близ дороги. Она залаяла и убежала. Отряд выехал

за деревню, в версте от которой синел лес, версты две мчались по нему, и вновь впереди замаячило степное пространство. А на опушке леса вправо и влево от засеки располагались воины. Отряд проехал вдоль засеки, и все увидели в безлесном пролёте большой острог. К нему и направил коня Глеб. Въехали в открытые северные ворота. Прямо перед ними стоял шатёр. Глеб соскочил с коня и скрылся в нём. Даниил и остальные путники спешились, ждали Глеба. Он вскоре появился и позвал Даниила, Ивана и Никодима. Князь Пётр ходил по шатру. Он был гневен, зол и обижен на судьбу. В этой летней кампании неудачи преследовали его. И теперь, когда Глеб успел рассказать князю, какая участь постигла Козельск, он не придумал ничего лучшего, как сорвать свою досаду на Данииле Адашеве.

— Ты зачем явился сюда? Что тебе нужно от меня? Или устыдить намерен за то, что потерял Козельск?! — почти закричал на Адашева Одоевский. — Говори же! Что молчишь?

— Батюшка-воевода, я явился не по своей воле и стыдить никого не собираюсь, — спокойно ответил Даниил.

— Ну так говори, что тебе нужно в ратном поле, стряпчий? Поди, и меч держать не умеешь. Помню же я тебя.

— Да, я стряпчий, но при мне грамота Разрядного приказа, и я должен вручить её тебе, князь-батюшка.

— Опять грамота?! Я уже сыт по горло этими грамотами. Из-за таких, как ты, гонцов я гонял полки за сто вёрст понапрасну.

Он продолжал ходить по шатру и лишь на мгновение остановился, чтобы глянуть на Адашева. Спросил с заминкой:

— Ты кто такой, Алёшка или Данилка?

— Данилка, князь-батюшка.

— А, помню, ты постелю клал у царского братца Юрия.

— Истинно так.

— Ну давай грамоту и исчезай с глаз долой.

— Как прочтёшь, так и уйду! — ответил Даниил и, достав из-под кафтана пакет, подал князю.

Почти вырвав из рук Даниила грамоту, князь крикнул:

— Иди же с глаз долой, стряпчий!

— Как прочтёшь, так и уйду! — повторил упрямо Даниил.

Но это было не слепое упрямство. Разрядный устав гласил, что всякое послание приказа нужно читать при гонце, доставившем грамоту.

— Ну погоди, стряпчий, ты у меня запляшешь, когда вместо Москвы в летучем ертаул-полку окажешься! — свирепел князь.

Он вскрыл грамоту, прочитал, осмотрел всех и вдруг нервно засмеялся.

— Господи, нечистая сила меня надоумила метать громы и молнии. Глеб, — обратился князь к своему воину, — прочти это послание да громко.

Глеб взял грамоту, повертел её в руках и прочитал:

— «От имени царя-батюшки всея Руси сим посланием предписываем за косвенное участие в бунте против государя сослать Даниила Фёдоровича сына Адашева и послушника Чудова монастыря Ивашку Пономаря на береговую службу ратниками в летучий ертаул-полк».

— Я-то грозился отправить их в ертаул во гневе, — продолжая смеяться, сказал князь, — а они туда царской милостью посланы. — Князь подошёл к Даниилу и Ивану, похлопал их по плечам. — Ладно, опальную

голову меч не сечёт. Сейчас я вас накормлю, напою, и вы расскажете всё, что случилось с вами.

— Так времени нет, князь-батюшка. Пошли нас в сей же миг в ертаул-полк да повели воеводе преследовать ордынцев, учинивших зло в Козельске, — молвил Даниил.

— И как это ты их догонишь?

— А наперерез пойдём. Они ведь от Козельска на запад пошли, боясь встречи с твоими полками. Да вот Никодима спроси, батюшка-князь, он скажет как следует.

— Ишь, какая троица вас собралась. Ну говори, черноризник, что у тебя в захоронах?

— Так истинно они боятся встречи с русской ратью. Но если им дорожку перекрыть, то на Сельцо надо идти, а с Сельца — на Почеп, тогда можно будет достать нехристей да хвост им отрубить, а там они весь полон гонят.

— Откуда ты это знаешь? Из кельи высмотрел?

— Учением одолеваю ратное дело, а без учения — пустоцвет...

Поостыв от гнева, князь был способен здраво размышлять, действовать. Он распорядился, чтобы в шатёр принесли еды, догадавшись, что гонцы голодны. Потом он расспросил Даниила, Ивана и Никодима о том, что произошло в Козельске. Пока они ели, он думал. И признался, что Адашев и Никодим правы. Если идти ордынцам наперерез, то где-то в Брянской земле, где крымцы выходят на Муравский шлях, их можно будет достать. Но и настораживало: что он может сделать с семью тысячами ратников против тридцатитысячной орды? «Только откуда им будет ведомо, что у меня всего семь тысяч воинов? — задавал себе вопрос князь Пётр. — Однако знали же они, что я покинул Козельск. В крепости мы бы выстояли да и побили бы ордынцев с Божьей помощью».

Даниил ел и изредка поглядывал на князя Петра. Ему было не больше тридцати лет, почти высокий, сухощавый, с приятным лицом, обрамленным русой бородкой, с серыми глазами. Он не мог не понравиться. И то, что гневен был в первые минуты встречи, Даниил простил ему. Слышал Адашев, что и воевода он умелый, способен побеждать малым числом воинов сильного врага. Так было на Десне летом прошлого года. Тогда молодой великий князь Иван наградил Петра Одоевского золотыми за то, что тот побил и прогнал десятитысячное крыло Крымской орды, которая хотела зайти на западные русские земли от Литвы, как было и на этот раз.

Между тем в шатре появились тысяцкие воеводы и воевода ертаул-полка князь Семён Микулинский. Князь Пётр Одоевский был немногословен:

— Нашим нерадением, други мои, орда, уйдя из Польши, прихлынула к Козельску. Побиты двести русских воинов, город разорён и сожжён. Будем ли мы терпеть сей позор или догоним врага и накажем? Слово за вами.

— Догоним и накажем, — первым отозвался князь Семён Микулинский.

— Мы готовы преследовать врага, — откликнулся один из тысяцких. — Веди нас, князь-батюшка.

— Нам надо идти на Сельцо, мимо Брянска, на Почеп. Там, даст Бог, на Муравском шляхе и перехватим орду. А теперь поднимайте ратников в сёдла. Семён Михайлович, а ты останься.

— Слушаю тебя, княже, — отозвался одногодок Одоевского.

— Вот два москвитянина, сын Фёдора Адашева, ты его знаешь, и послушник Чудова монастыря. Они что-то набедокурили в Москве, так их опалой обожгли и к нам прислали в твой полк.

— Сами-то они как, не будут мне в тягость?

— А ты их в узду покрепче. Да парни, похоже, бывалые.