Воевода
Шрифт:
— С таким врагом трудно бороться, — задумчиво произнёс боярин Дмитрий. — А вы как думаете, умные головы? — спросил он братьев.
— Согласны с тобой, боярин-батюшка, — ответил Алексей. — Добавлю к сказанному, что нужно воеводам в войске помочь. Чтобы люди были при них достойные, знающие повадки ордынцев. Ведь всё просто: придержать бы того гонца при воеводе да проверку учинить.
— Хорошо бы знак у гонцов был какой-то особый, — заметил Даниил.
— Тут надо думать. А пока я о другом. Ход челобитной я дам. И дня не пройдёт, как отведут
Алексей посмотрел на Даниила, улыбнулся ему:
— Ты сам-то как думаешь о том? Ведь боярин-батюшка не за глаза сказал.
— Знаешь же, Алёша, мы с тобой по батюшкиной заповеди живём: что важно для державы, то и нам важно. Вот только пойдёт ли у меня речь...
— В этом я уверен: пойдёт. Ты цепкий на память. — И тут же Алексей обратился к боярину: — И нужен ему не учитель, а как бы сотоварищ в деле. Да ты, батюшка, найди ему торгового человека, который жил на Каме или Вятке. Вот с ним пусть и кружит на торгах.
— Дельное говоришь, Алексей Фёдорович. Завтра же на торге и сыщем такого человека. Пусть вместе торгуют. И что же теперь скажешь, сын Фёдоров? Пойдёшь ли в Казанский край, как время придёт?
— Скажу одно, батюшка-боярин: готов идти в Казанский край, но в сотоварищах пойдёт со мной мой опальный побратим Иван Пономарь.
— Охо-хо, вот уж прилипчивые Адашевы. Полюбил он человека, так на всю жизнь. Ладно, уважу.
На том разговор в Разрядном приказе и завершился. Но уходил Даниил из него озабоченным. Чувствовал, что за этим походом в Казанский край у него круто изменится жизненный путь: не быть ему отныне стряпчим, и в ертауле не служить, и в Москве ему бывать раз в год по обещанию. Было ли это продолжением опалы, он не знал. Спросил, однако, у старшего брата:
— К чему сей поворот приведёт меня, Алёша?
— Одно могу сказать, Данилушка: от тебя ждут и хотят большего, чем ты делал до сей поры. Был ты в приказе стряпчим, будешь подьячим, дьяком. Ничего это тебе не принесёт, ни похвалы, ни радости. А тут... Тут всё будет зависеть от тебя, ежели розмыслом богат.
— И то верно. Ладно, постараюсь служить достойно. Мне ведь есть с кого пример брать: с тебя, с батюшки.
По дороге к палатам купца Хвощева Даниил рассказал Алексею о потере невесты, о гибели её родителей, обо всём том, что случилось в Козельске: как он выгорел, как гонялись два полка за ордынцами. В конце добавил:
— Теперь будут ждать меня по весне в ертауле. Отважные воины там.
— О том не горюй. Будут у тебя и другие встречи-знакомства. Ты легко сходишься с людьми.
На Малой Полянке по поводу возвращения Даниила Фёдор Адашев вместе с купцом Игнатием Хвощевым учинили торжественную трапезу. Была она и радостной и грустной. Радовались, что прошёл крещение сечей, что опалу сняли, грустили по утере Катюши, которая всей семьёй Адашевых была любима. Когда же Даниил поведал отцу о том, какой смертью погиб батюшка Питирим и его супруга Авдотья, Фёдор прослезился.
— Рассказывали очевидцы, что он повёл прихожан из храма и, подняв крест над головой, вывел их из города, к лесу подался, но налетели нукеры князя Ахмата и началось избиение. Батюшку же на аркане в поле утащили и там закололи.
Помолились за упокой душ Авдотьи и Питирима, выпили хлебной водки. А потом Фёдор сказал младшему сыну:
— Послушай меня, Данилушка, внимательно. Вижу я, что жизнь поведёт тебя по воеводской стезе. После твоего ратного похода на ордынцев у тебя будут десятки подобных. И дома у очага тебе не сидеть.
— От судьбы не уйдёшь, батюшка.
— Верно. Потому скажу тебе главное: пришла пора искать семеюшку. Выбор твой видишь как обернулся. Позволь же нам с матушкой о тебе позаботиться. И прошу, не перечь отчей воле. Мы тебе худа не желаем.
— Батюшка, я молчу.
— Вот и славно. Нашему дому нужен наследник, он должен идти от тебя. Вот и смекай, почему я проявляю свою волю. Ты можешь горевать о Кате, и знаю, ещё много воды утечёт, пока боль потери исчезнет. Но это не должно мешать течению жизни.
— Батюшка, как скажешь, так и будет.
— Ульянушка, — обратился Фёдор к жене, — он говорит искренне. Теперь за тобой слово, за твоими свахами.
Ульяна всегда умела угодить супругу, ответила с поклоном:
— Старшему нашла ладную семеюшку и меньшому найду разумницу покладистую и пригожую.
— Вот и славно, — повторил Фёдор. — А теперь, Данилушка, скажи, с чем пожаловал в Москву. Ведь опала-то на тебе ещё лежит.
— Не лежит уже, батюшка. Да вот Алёша обо всём расскажет, что меня привело в Москву и что дальше будет. А меня ты отпусти, батюшка, на Сивцев Вражек. Там баньку истопили. И ко сну всё готово будет. Устал я ноне...
— К бане-то приклад нужен: чистое исподнее, рубахи, а там того нет. Ты уж потерпи. А ты, матушка, распорядись всё в возок уложить и на Иванову долю тоже. Потом и поедут на. Сивцев...
Трое суток Даниила и Ивана никто не тревожил. Они во благость себе отсыпались в большой и тёплой каморе, поставленной на конюшне костромичами, как они говорили, в неурочное время. Днём же неугомонные Даниил и Иван искали себе дела, просили Авдея:
— Дай нам, дядька Авдей, наряд, чтобы косточки размять.
И Авдей поставил над ними мастера возводить огорожу вокруг подворья взамен сгоревшей.
В Кремле той порой интерес к Даниилу не угас. В эти годы — с 1548-го по 1555-й — по воле царя в Разрядном приказе составлялся родословник всех именитых и менее именитых русичей боярского, княжеского и дворянского звания. По кириллице фамилии на «А» уже были отработаны, и прямо-таки на другой день после встречи с Алексеем и Даниилом думный боярин Дмитрий Романов потребовал подать ему листы с родословной Адашевых.