Воин поневоле
Шрифт:
Это произвело ожидаемое действие, но Имперканни быстро пришел в себя.
– Пожалуйста, мастер Нанджи.
Нанджи еще раз поднял голову. В его глазах, обращенных к Уолли, было столько боли и упрека, что казалось, человеку такое вынести не под силу. Он начал говорить, но его голос звучал так тихо, что пришлось все повторить.
– Я видел, как светлейший Шонсу сегодня утром без предупреждения обнажил меч перед мастером Бриу. Я видел, как светлейший Шонсу переоделся рабыней.
Его слова произвели еще более сильное впечатление. Уолли с упреком взглянул на Хонакуру.
– Мы ждем, светлейший, – грозно сказал Имперканни.
– Вы слышали легенду о Шиоксине? – спросил Уолли.
– Нет, – ответил Имперканни.
Черт!
Уолли заметил Второго, того, который попросил пощады. Он прятался за столбом, съежившись и все еще дрожа.
– Нам нужен независимый свидетель, светлейший, – сказал Уолли. – Мой рассказ, мягко говоря, необычен, и я бы хотел, чтобы его кто-то подтвердил. Эй, как тебя звать?
Второй закатил глаза и ничего не ответил. К нему подошел один из воинов, Четвертый, и похлопал по щеке. Мальчик что-то невнятно забормотал. Черт побери!
– Значит, мне придется рассказать все самому, – сказал Уолли. Ему хотелось есть, пить и спать. – Правитель охраны храма, Хардуджу седьмого ранга, был очень нечестным человеком. Жрецы уже давно молились, чтобы Богиня послала на его место кого-нибудь другого…
Этот другой, конечно же, Имперканни, но такое заявление будет воспринято как взятка или желание подольститься. Как смешно: вот он появился, человек, на помощь которого Уолли рассчитывал, но теперь он угрожает ему местью за выигранное сражение. Все это бесконечно смешно. Маленькому богу, наверное, очень нравится представление.
Дойдя до половины своего рассказа, Уолли попросил пить Имперканни не был жестоким. Заметив, как Уолли измучен, он разрешил сесть Его воины быстро осмотрели сарай и принесли табуретки. Суд продолжил свое заседание; он проходил прямо здесь, посреди останков этой кровавой резни, все четверо – Уолли, Нанджи, Имперканни и Йонингу – сидели между мертвых тел. Все остальные стояли по сторонам. Они были начеку, но не принимали в происходящем участия.
Наконец Уолли рассказал все; у него сел голос, он был так измучен, что ничто уже не имело значения.
– Правила чести были нарушены, – сказал он, – но первым их нарушил Тарру. Я был по сути его узником, а значит, все его дальнейшие поступки бесчестны.
Имперканни помолчал, ожидая, не скажет ли Уолли что-нибудь еще, потом глубоко вздохнул. Он вопросительно посмотрел на Йонингу, как бы говоря: «Вам слово».
– Вы пытались бежать, светлейший?
Уолли признался, что нет.
– Вы говорите, что гостили у достопочтенного Тарру. Но когда вы прибыли сюда, вы уже не были его гостем, не так ли?
– Вообще-то мы с ним не попрощались!
Йонингу не отступал. Его изуродованный рот растягивался в довольной ухмылке, но ему, должно быть, тяжело обвинять человека, который показал себя столь искусным воином, пусть даже и противозаконно.
– Если гость уходит не попрощавшись, то это вовсе не значит, что он остается гостем. Тарру перестал быть хозяином, а значит, имел все права вызвать мастера Нанджи. Вы вмешались в честный поединок.
Все это смехотворно. Уолли уверен, что на такое утверждение есть свой ответ, но даже страх смерти не может заставить его мозг работать.
– Нанджи, – прохрипел он, – поговори немного.
Нанджи печально поднял голову.
– Я признаю обвинение, – сказал он. Потом он опять поставил локти на колени, сжал свои большие руки и принялся разглядывать пол вокруг ботинок Йонингу.
– Что ты говоришь!
На этот раз Нанджи даже не поднял головы.
– Я позволил своим личным привязанностям возобладать над законами чести. Я счастлив, что спас вам жизнь, светлейший Шонсу, но я не должен был этого делать.
– Но что же, черт возьми, мне оставалось делать? – спросил Уолли, обращаясь к Имперканни и Йонингу. – Мы – его гости, а он приготовил нам в комнате ловушку. Под угрозой смерти он заставлял воинов приносить ему третью клятву. Для этой клятвы нужны особые причины, а его единственной причиной было желание украсть мой меч, меч Богини! Они не называли его «повелитель». Все это он держал в секрете – еще одно нарушение законов чести.
– Вы присутствовали при этом, светлейший?
– Нет, – Уолли вздохнул. – Обо всем этом мне рассказали рабы.
Нанджи взглянул на него и закусил губу. Рабы не могут давать показания. Светлейший Шонсу сам рубит сук под собой. – Мастер Бриу признался в том, что принес третью клятву! – воскликнул Уолли. – А нападение на мастера Нанджи…
– Получается, что этот Бриу или ослушался своего повелителя, или солгал вам?
Уолли хотелось биться головой о стену. Ответа найти он не мог. Катанджи подтолкнул брата. Нанджи, не оборачиваясь, отмахнулся.
– Кто первым пролил кровь? – спросил Йонингу.
Вот оно – лучше смерть, чем бесчестье. Во что бы то ни стало надо оставаться честным. Если враги бесчестно его убивают, это плохо, за него надо отомстить. По их понятиям Уолли следовало бы просто войти и дать себя зарезать или ждать, пока Тарру сам до него доберется. Виноват тот, кто бросил камень первым.
Некоторые воины предпочли умереть, чем принести Тарру третью клятву… Но кроме рабов этого никто не видел.
– Начал я! – сказал Уолли. Сам он думал о Джангиуки, но они решат, что он имеет в виду Трасингджи. А какая разница?
Наступившее молчание нарушил Имперканни.
– Светлейший, почему вы освободили своего вассала и подопечного от его клятв?
Вероятно, этот поступок кажется им весьма странным, но Уолли просто хотел хоть как-то обезопасить Нанджи.
– Я надеялся, что его выпустят, – ответил Уолли, – его и остальных. Имперканни и Йонингу посмотрели на всю эту компанию, потом друг на друга – две рабыни, мальчик, ребенок и нищий? Из-за чего столько хлопот? Имперканни сложил на груди руки и задумался, глядя на Нанджи. Да, обвиняемый озабочен тем, как оправдать сообщника, вина Уолли очевидна.