Воин света
Шрифт:
Она смеётся, и я тоже смеюсь. Шутка, конечно же.
Ужинаем мы сегодня с Платонычем, втроём. Трыня уехал в лагерь в Анапу.
— Вроде доволен, — кивает Большак, — я позвонил в лагерь, так мне такой выговор там устроили и нагоняй, что о-го-го. У них особенных детей нет, и звонки никакие не предусматриваются режимом, так что мне надо успокоиться и не занимать своими глупостями телефон, который поставлен не для праздных и досужих разговоров, а исключительно для решения действительно важных вопросов. Вот, такие дела. Надеюсь, ему там не достанется из-за моей чрезмерной заботы.
— Что за блажь, — смеюсь я, — по телефону разговаривать, этак, знаете ли, можно и до…
Я задумываюсь, не в состоянии придумать до какой ещё большей наглости можно дойти, начав звонить по телефону.
— Ибо… — наконец, многозначительно провозглашаю я, как Остап Бендер, и все начинают смеяться.
— Вот именно, — соглашается со смехом Платоныч.
Поскольку приехали мы только вчера вечером, ни покупки сделать, ни приготовить ничего не успели, поэтому сидим в «Узбекистане». В виду усложнившейся международной обстановки, вернее, конечно, не международной, а внутренней криминальной, охрана у нас усилена, и я настаиваю на том, что дядя Юра тоже должен получить штатного телохранителя.
Он до последнего отнекивается, но всё-таки в итоге соглашается.
— Некстати, конечно. Не нужны сейчас мне лишние разговоры, а они будут, как ты понимаешь. Если наши люди за хлебом на такси не ездят, то уж с телохранителями и подавно не ходят.
— А что сейчас такое, почему именно сейчас некстати? — спрашиваю я, закидывая в рот плов.
Ах, какой плов прекрасный, ароматный, вкусный, ещё и с перепелиными яйцами. Взрыв мозга, короче.
— Сейчас некстати, — поясняет Платоныч, — потому что именно сегодня я получил предложение, от которого бы не хотелось отказываться.
— Да-а-а? — заинтересованно тяну я. — И что же это за предложение такое? Это то, о чём я думаю?
— Не знаю, — лукаво улыбается он.
— Дядя Юра, не тяните, — качает головой Наташка, перешедшая в последнее время с Юрия Платоновича, на дядю Юру.
Дурной пример заразителен.
— Сегодня вызывал министр и сказал… — Платоныч делает театральную паузу.
— Ну?
— Ладно-ладно. Короче, предложил мне должность зама. Но с условием, что академию я закончу экстерном ещё в этом году.
— Вау! — восклицаю я. — Ну, это же круто! И почему мы ещё не пьяные в стельку?
Я подзываю официанта и делаю ему специальный заказ. Он кивает и через некоторое время приносит нам графинчик с янтарной жидкостью.
— Виски? — поднимает брови Платоныч, вытащив стеклянную пробку и осторожно понюхав содержимое.
— Точно! — киваю я. — И знаешь какой?
— Да неужели? — удивляется он.
— Именно!
Это значит, что виски здесь контрафактный, но очень достойный, сделанный в Сибири на нашей собственной винокурне.
— Хо-хо! — смеётся Платоныч. — Ну, ладно, тогда вздрогнем. Конечно, рановато мы празднуем, но…
— Мы не празднуем, — говорю я. — Мы просто отмечаем получение предложения, причём, заметь, никто ещё и не спрашивал, каково будет твоё решение. Торопиться не следует, нужно всё хорошенько взвесить.
Мы дружно смеёмся.
Вечер длится недолго, но зато сидим мы душевно. Рассказываем в красках про отдых на Брежневской даче, про поэтов и про Джансуга-Джано-Джона.
— Надо с ним поосторожней, — качает головой Большак. — Прямо какой-то зелёный берет, в одиночку пробрался сквозь джунгли, чтобы встретиться. Не знаю, не знаю…
— Согласен, история непростая, подумаем ещё, как с ним поступить…
Поужинав, мы разъезжаемся по домам.
— Вот, что я хочу сказать, — качает головой Андропов.
Утро начинается с очередного совещания или мозгового штурма с ним и со Злобиным.
— Это выводы, которые я делаю из рассказанного тобой, — говорит председатель. — Другой информации у меня нет, так что остаётся верить тому что ты ничего не путаешь и, тем более, не меняешь сознательно. Впрочем, эта задача была бы непростой, да?
Он пристально смотрит мне в глаза, а я лишь плечами пожимаю. Что тут скажешь…
— Когда бригада Ельцина возьмёт власть в свои руки, это будет выглядеть как стандартная элитная революция, — кивает председатель. — Надо признать, что сейчас в нашей изрядно закостеневшей системе управления, социальных лифтов практически не осталось. Может, я и утрирую, но в целом можно так сказать. И оказывается, что менее, чем через десять лет вся наша номенклатура, привыкшая к привилегиям, придёт к внутреннему соглашению — превратить свою власть в материальную собственность. В богатство. Правильно?
Я задумываюсь. Красиво излагает, ёлки-палки. В уме ему не откажешь…
— Пожалуй…
— То есть суть революции девяностых заключается в том, что «старые дяди» отдадут свои привилегии и полномочия новому поколению, предоставив этим условно молодым людям возможность социального продвижения, так?
— Не слишком это узкая трактовка?
— Если отбросить шелуху, то это и останется в итоге. И новоявленные певцы свободного рынка заявят, что их не интересуют экономические результаты приватизации. Их будет волновать лишь одна вещь: создание ситуации, в которой «проклятый социализм» никогда не сможет вернуться. Именно такую задачу будет решать команда Ельцина. Хоть и с огромными издержками и потерями, буквально разгромив, уничтожив страну, с этой задачей он справится. Я верно понял суть?
— Думаю, да, это верно.
— Но у команды Ельцина будет одна большая проблема: они унаследуют от предыдущей команды, то есть от нас, правителей сегодняшнего дня, неспособность к качественному, правильному, разумному управлению. Вернее, не так, пойдёт катастрофическая деградация. Наша сегодняшняя система управления требует серьёзного реформирования. Но даже она на порядки выше того, что сложится при Горбачёве. А при Ельцине даже по сравнению с горбачевским периодом, управленческие качества номенклатуры станут катастрофически низкими. И, в дополнение к этой управленческой катастрофе, воровская каста быстро срастётся с командой Ельцина, и дальше уже просто снежный ком. Трагедия и падение.