Воин тумана (сборник)
Шрифт:
– Я запишу твои слова и постараюсь ничего не забыть, – пообещал я ей, думая при этом, что никакой я не раб и пусть эти люди говорят что угодно.
Как только мачта была убрана, мы скользнули под навес. Моряки и их семьи уже толпились на берегу. Я пошел было к ним, но Каллеос остановила меня:
– Подожди, пусть уйдут. Ошибаешься, если думаешь, что я намерена тащиться в город пешком. Ничего, скоро мы с тобой познакомимся поближе.
Хорошо бы, конечно, нанять носилки с балдахином, если такие найдутся, но в любом случае я спешить не намерена. И уж тем более не желаю, чтобы вокруг сновала их ребятня.
– А ты скажи, сколько готова заплатить носильщикам, и я найду для тебя носилки, а носильщиков заставлю подняться прямо на корабль.
Она, склонив
– А ты, пожалуй, еще лучше, чем мне показалось сначала. Слушай: у меня отличная идея! Сразу у причалов сверни налево и ступай дальше по самой узенькой улочке из тех, что увидишь перед собой. Минуешь трое ворот по левой стороне и в следующем доме найдешь человека, который обычно дает напрокат носилки. Возможно, и он, и его носилки уцелели. Хотя, видимо, большая часть носильщиков служит сейчас на флоте. Скажи, что тебя послала Каллеос. Заплатишь ему обол за кресло без носильщиков, мы ему его вернем завтра утром. Если он не согласится, брось обол на землю и возьми кресло сам. Вот тебе деньги – обол и драхма: вдруг он потребует залог? Принеси кресло сюда, и мы попросим кого-нибудь из матросов вместе с тобой отнести меня.
– Мне кажется, я знаю такого человека, госпожа. Ему и платы не потребуется, только ты потом покорми его.
– Но это же просто замечательно! Давай действуй!
Я махнул рукой чернокожему, и вместе с ним мы без труда договорились с владельцем кресел и принесли одно на корабль – легкое, с длинными ручками и расписными подушками.
– Я на этом проклятом острове ужасно похудела! – сообщила Каллеос, усаживаясь в кресло. – На мне просто все висит! Зато вам повезло.
Пока я ходил за носилками, она успела договориться с добрым десятком матросов, которые тащили за нами следом ее корзины и сундуки с нарядами.
Получилась настоящая процессия, и впереди всех выступали ярко одетые женщины, настроенные чрезвычайно весело. Они были просто счастливы, что вернулись наконец в родной город, хоть Афины и лежали в руинах. Когда мы достигли груды камней – все, что осталось от городской стены, – Каллеос велела своим девицам бить в бубны и играть на флейтах, а высокая красивая женщина по имени Фая ударила по струнам лиры и запела.
– Чудесный у нее голос, не правда ли? – проговорила Каллеос, и я не мог с нею не согласиться. – Я могла бы получать за нее по две драхмы в ночь, если б она хоть немного занялась философией! Да только она не хочет, глупая. Впрочем, вбить знания в ее тупую башку почти невозможно. В прошлом году я упросила одного из лучших афинских софистов давать ей уроки. Ну и когда через три дня попросила ее рассказать, что она успела узнать, так она только и вымолвила: "А какой, собственно, в этих занятиях прок?" – Каллеос удрученно покачала головой.
– А действительно, какой в них прок, госпожа?
– Как?… Ну естественно, две драхмы за ночь, дурачок! Разве мужчина станет платить столько, если не будет уверен, что спит с чрезвычайно образованной девицей? Ему даже не так важно, красива ли она и умеет ли угодить ему. Нет, он вовсе не требует, чтобы она беседовала с ним о Солоне [77] или о том, что является первоосновой мира – огонь или вода; но ему хотелось бы думать, что она сможет беседовать на такие темы, если он того захочет. Кстати о Солоне. – Каллеос захихикала. – В молодости я знала одну женщину – она уже была довольно старая, – добрую приятельницу этого Солона. Как ты думаешь, каких женщин он больше всего ценил? Когда ему попадалась такая, что могла бы пить вино с ним наравне! Старуха уверяла меня, что это правда. И знаешь, ему в итоге подыскали подходящую – огромную светловолосую женщину из племени гетов [78] , которая стоила целое состояние. Она пила с этим Солоном всю ночь, занималась с ним любовью и сумела знаками поблагодарить его, когда он достаточно щедро расплатился с нею да еще и одарил подарками. Ну, потом он ушел домой, а хозяин и сутенер – это твоя будущая работа, Латро, – велели девушке вставать. Она встала, да не устояла на ногах, упала и сломала себе нос.
77
Солон (ок. 638 – ок. 558 гг. до н.э.) – афинский политический деятель и поэт. Был причислен к "семи мудрецам". Ему приписывали высказывание: "Ничего слишком".
78
Геты – фракийское племя. Геты жили в нижнем течении Дуная и были побеждены Дарием во время его скифского похода в 513 г. до н.э.
Я глаз не мог оторвать от висевшего над городом дыма. Потом спросил, неужели Афины до сих пор еще горят, ведь город разорили, насколько я понял, еще прошлой осенью.
– Ах, это уже не те пожары, которые устроили варвары, – сказала Каллеос. – Просто жители жгут мусор, расчищая свои пепелища. И пыли в воздухе тоже висит много. Стоило уйти армии Великого царя, и люди в Афины стали возвращаться почти сразу; они возвращались большими группами, море в этом году было особенно спокойное. После победы при Платеях вернулись даже самые богатые греческие семьи, а это значит, что мои клиенты снова будут жить в Афинах, а не на Саламине. Мы дома! И пусть звучат музыка и песни, пусть все мои друзья узнают, что Каллеос и ее девушки тоже вернулись!
Смотри, вон на священной скале строится новый храм в честь нашей богини.
Мне говорили, его начали строить сразу после окончания сражения, как только удалось собрать деньги.
– Замечательный будет вид, – заметил я.
– И всегда был! Там есть источник с соленой водой, который создал еще Громовержец в Золотой век, когда пытался предъявить на город свои права [79] . А чуть повыше растет – во всяком случае, росла до прошлого года – самая старая маслина в мире, самая первая, которую собственными руками посадила наша великая богиня. Варвары срубили ее и сожгли, однако, я слышала, от корней пошла новая поросль.
79
Афине воздаются почести вслед за Зевсом и порой не меньшие, чем ему; таким образом, она является как бы постоянной соперницей его во власти, как и он – ее. Став покровительницей афинян, Афина даровала им священное дерево – маслину.
Я сказал, что очень хотел бы посмотреть на нее. Я был потрясен до глубины души и не мог не спросить, почему жители города не стояли насмерть, защищая столь древние святыни.
– Многие стояли! Например, хранители храма и сокровищницы – там было столько добра, что все было не увезти. Да и бедняки защищали храм, особенно те, кто не смог сесть на последние корабли. Еще до того, как армия Великого царя добралась до города, афинское Собрание послало в Дельфы гонца, чтобы спросить оракула, как быть дальше. Дельфийский бог «Аполлон» всегда дает хорошие советы, однако ставит при этом такие условия, что порой думаешь: лучше б его и не спрашивать. В тот раз, например, он сказал: вы будете в безопасности за деревянной стеной. Ты понимаешь, что это значит? – Она обернулась и посмотрела на меня. Я покачал головой. – Вот и мы не поняли. Большинство считало, что Дельфийский бог имел в виду корабли, однако на вершине холма были старые деревянные сосны, и кое-кто полагал, что речь идет именно о них. Сосны немного укрепили, но варвары подожгли их с помощью горящих стрел, а потом перебили всех, кто за ними укрылся.
Каллеос умолкла; она, похоже, утратила желание рассказывать что-либо еще, и я удовлетворился звуками музыки, исполняемой женщинами, и зрелищем разрушенных афинских улиц. С первого взгляда город показался мне не таким уж большим.
Чернокожий, который шел впереди, по знаку Каллеос свернул на боковую улочку, и мы остановились перед домом, у которого уцелели две стены.
Каллеос сошла на землю и с гордо поднятой головой двинулась к дому, но я видел, как по ее щеке скатилась слеза, когда она миновала разрушенные ворота.