Воин тумана
Шрифт:
– У меня и родных-то нет, да и семьи, собственно, тоже, хотя я благодарил бы богов, если б она была, – ответил Пиндар. – Впрочем, будь у меня родственники, кто-нибудь уже предъявил бы свои права на мое поместье.
Так что мне остается надеяться, что благородные афиняне, столь враждебно сейчас настроенные по отношению к фиванцам, все же оставят мне мою собственность, – иначе я окажусь без средств к существованию и меня должны будут содержать богатые родственники, которых у меня как раз и нет!
– Жаль мне тебя. У Оиора есть жена и дети. – Лучник согнул руку примерно на уровне пояса, вытянув четыре пальца. – Вот сколько у меня сыновей! И еще много-много
Позабавишься с ней пока, а потом, когда она подрастет, как-нибудь ее обеспечишь. Сам выберешь. Оиор очень дешево продает.
– Да как он может! – задохнулась от возмущения Гилаейра. – Неужели это действительно правда? И они продают собственных дочерей?
– Ну разумеется! – сказал Пиндар. – Все варвары так делают, за исключением, пожалуй, их царей. И это очень мудро, по-моему. Детей понаделать легко, а сколько с ними потом хлопот? Я на твоей стороне, Оиор.
– Легко мужчинам! – рассердилась Гилаейра. – А ведь рожают-то женщины!
Я, правда, собственного опыта не имела, но другим не раз помогала. Вот, например, моя тетушка…
– Которая нас совершенно не интересует, – прервал ее Пиндар.
– Ты часто разговариваешь с капитаном, – обратился к нему лучник. – Оиор хочет знать: куда, по-твоему, пойдет дальше этот корабль?
– В Пирей. Там его переоснастят, и, поскольку судно в отличном состоянии, это займет не больше двух дней. Затем суда Гиперида, видимо, присоединятся к остальному флоту, который, по моим представлениям, болтается где-то у Круглых островов [73] , рассчитывая поймать уцелевшие корабли Великого царя. А может, стратеги сейчас стряпают для нашего замечательного Гиперида новое задание. Никогда ведь точно не предугадаешь, если идет война.
73
То есть у Киклад, островов в Эгейском море, окружающих остров Делос (буквальный перевод с греческого "кругообразно расположенные").
– Ну а ты сам? Что будете делать вы все – девочка, женщина, чернокожий?
– Нас, скорее всего, оставят в Афинах. Тех, кто родом из нашего Светлого города, продадут как рабов. Мне так кажется. Впрочем, если мне вернут поместье, я тут же выкуплю всех на свободу, а если нет – что поделаешь. Латро и чернокожего, возможно, тоже продадут – но, опять же, если у меня будут деньги, я их сразу выкуплю, и тогда Латро сможет подчиниться велению Светлого бога. Если же их сочтут военнопленными, я посмотрю, как можно будет им помочь.
– Я не желаю быть освобожденной рабыней! – заявила Гилаейра. – Я рождена свободной!
– Однако рождена в городе, который теперь завоеван другим государством, – сухо напомнил ей Пиндар.
– А лучников в Пирее отпустят на берег? – спросил Оиор.
– Разумеется. Я полагаю, там с вами и расплатятся. Во всяком случае, если вы этого потребуете. А потом вы сможете отправиться по домам.
– Оиор, возможно, оставит этот корабль и перейдет на какой-нибудь другой, – сказал лучник.
И я спросил его, неужели служба в чужих войсках в качестве наемника является для него единственным источником средств к существованию.
– Но ты ведь и сам наемник, – сказал он. – Так и этот поэт говорит.
– Это верно, – согласился я. – Но я хотел узнать про тебя – вдруг я сам хоть что-нибудь вспомню из своей прошлой жизни? У тебя есть жена и дети, это я слышал; а есть ли у тебя дом и земля?
Он покачал головой.
– У сколотов таких вещей не бывает. Мы живем в кибитках, переезжаем с пастбища на пастбище. У Оиора много, очень много лошадей и всякого скота.
Здесь, на юге, я видел у вас свиней и овец, которых никогда прежде не видел. Но эти животные слишком медленно передвигаются. Они не смогут жить в моей стране.
– Не слепит ли тебя солнце, Оиор? – спросил Пиндар.
– Да. Оно слишком яркое да еще отражается в воде! – Оиор, не поднимая головы, смотрел себе под ноги. – А глаза для лучника – все. Я пойду.
Когда он ушел, Пиндар заметил:
– Довольно странно, тебе не кажется?
– Что? Для лучника иметь слабые глаза? – спросил я.
– Они стали вдруг слабыми, – прошептала Ио, – лишь когда он смотрел на тебя, господин мой!
Гиперид, как и обещал, вернулся, когда на корабль как раз поднимались последние семьи моряков. Он привел с собой десяток хорошеньких женщин в красивых – желтых, розовых и красных – одеяниях, в золотых и серебряных украшениях. Некоторые женщины несли в руках флейты и маленькие бубны, однако основной багаж – множество корзин и сундуков – тащили носильщики, нанятые их предводительницей, пышнотелой и рыжеволосой женщиной с холодными голубыми глазами и значительно моложе Гиперида. Она взошла вместе с ним на корму, когда мы уже отталкивали судно от причала; теперь оно сидело так глубоко, что рукояти весел в нижнем ряду чуть не касались поверхности воды.
– Ну-ну, – сказала рыжая женщина, поглядывая на меня. – Вполне подходящий парнишка! Ты где его взял?
– Все они попали ко мне на борт в Коринфе. Я ведь тебе уже рассказывал.
Латро можно полностью доверять – наутро он уже забывает все сказанное ему вчера.
– Правда?
Никогда бы не подумал, что эти ледяные глаза могут излучать искреннюю печаль и сочувствие.
– Клянусь! Вот я тебя с ним познакомлю, а завтра он даже имени твоего помнить не будет, если не запишет его в свою книгу. Верно, Латро?
Желая доставить ей удовольствие и немного подразнить Гиперида, я сказал:
– Ну разве я могу забыть такую женщину? Никогда! Ее достаточно раз увидеть!
Она улыбнулась, и на щеках у нее появились ямочки. Потом она взяла меня за руку обеими своими руками, маленькими и чуть влажными, и сказала:
– Меня зовут Каллеос, Латро. А ты знаешь, что удивительно хорош собой?
– Нет, – сказал я. – Но все равно – спасибо на добром слове.
– Очень хорош! Ты мог бы позировать какому-нибудь скульптору. Впрочем, может, еще и будешь позировать. А уж если б ты деньги имел, так и вовсе был бы неотразим. Денег ведь у тебя нет, верно?
– У меня есть вот это. – Я показал ей свою монетку.
– Обол! – рассмеялась она. – Где ты его взял?
– Не знаю.
– Он что, шутит, Гиперид? Неужели завтра он действительно забудет, кто я такая?
– Да, если не запишет в свою книгу, которую всегда носит с собой, да еще если вспомнит, что нужно прочесть свои записи.
– Но это же просто замечательно! – по-прежнему улыбаясь мне, воскликнула Каллеос. – Знаешь, Латро, твоя монета – это не деньги, так, мелочь. Вот дарик [74] или мина уже что-то значат. Гиперид, отдай его мне, а?
74
Дарик – золотая монета массой 8,4г. Поступила в обращение при Дарии I примерно в 510г. до н.э.