Воин жив
Шрифт:
Дарайн кивнул, вышел из-под притолоки и встал перед дверью.
Джейсон вытащил револьвер, открыл барабан и сунул патрон в пустое гнездо. Словотский сделал то же. Если по ту сторону двери были еще работорговцы – то наверняка с ружьями. Шесть патронов в барабане помогут разрядить обстановку.
Словотский потянул шнур. Ключ медленно повернулся в замке. Внутри что-то сдвинулось.
Дарайн – в правой руке меч, левая обмотана плащом – поднял повыше фонарь и занес ногу для удара.
Словотский кивнул; обутая
В каком-то футе от ноги Дарайна, с треском расколовшись по всей длине, рухнул на пол подпиленный брус. Перескочив через него, Словотский первым нырнул в дверь: полупригнувшись, держа пистолет наготове.
Джейсон прыгнул за ним.
Вокруг – крики и вопли. Джейсон водил пистолетом, выбирая мишень.
Мишени были перед ним: полуобнаженные люди с криками метались за решеткой, кое-кто прикрывал головы руками.
Кисть юноши дрожала; он уже готов был спустить…
Нет. В клетках – рабы. Работорговцев тут нет. А значит – нет и мишеней.
Дарайн улыбался.
– Мы молодцы.
Он повесил фонарь на крюк у двери и вышел. Великану надо было проследить за полуночной сменой: работорговцы вот-вот придут из «Серебряного гриба».
Словотский выпрямился.
– Та хават, народ. Прекратите орать – все. Это свобода, болваны. – Он сунул пистолет за пояс, вытащил нож и рукоятью сшибал засовы. – Там наверху есть одежда. Найдете какое оружие или деньги – тоже берите, – говорил он, пока Джейсон пытался унять непонятно почему бьющееся сердце. Оно колотилось как сумасшедшее.
Джейсон прислонился к прохладной стене; Словотский выпускал рабов. Десяток неулыбчивых мужиков в ошейниках и грязных драных штанах или вообще в одних набедренных повязках – одни уже вышли из клетки и мялись перед ней, словно не зная, что делать дальше, другие все еще были внутри. Голодом их не морили, но камеры пропахли застарелым потом; воняло почти так же мерзко, как в покойницкой.
Легкие Джейсона горели: ему не хватало воздуха.
– Там где-то есть инструменты, чтобы снять ошейники. – Словотский вставил ключ в замок второй камеры. – Воин за дверью – разбирается с охраной конюшни. Коней и седла возьмете сами. Берите еду, припасы – и убирайтесь отсюда. Действуйте сами.
Один из рабов, худой, как скелет, чуть кивнул другому.
Что-то было не так. Металлический привкус страха наполнил рот Джейсона, ледяными пальцами сжал внутренности. Юноша шагнул от стены.
Один из рабов не мог встать; Словотский вошел в клетку.
– Нет!
Толчок чуть не сбил Джейсона с ног; одновременно чернобородый раб вцепился в его левую руку. Не думая, Джейсон спустил курок.
Выстрел прозвучал оглушительным громом; пистолет больно дернулся в руке; пламя ударило в потолок.
Удар по голове заставил мир пойти колесом, отбросил юношу назад – но он опустил пистолет и ткнул его в немытое брюхо.
Боек поднялся и опустился. Револьвер ударил Джейсона по пальцам. Теплый солоноватый душ и жуткая вонь облили юношу – человек рухнул на пол; двое других тут же рванулись на его место.
Джейсон оттолкнул одного из нападающих и снова спустил курок – пуля поразила работорговца в шею, бросив его на прутья клетки.
Волосатый работорговец обхватил Джейсонову шею – но юноша успел вытащить нож и ударил им назад; клинок вошел в тело, и Джейсон, почувствовав, что он уперся в кость, повернул его и вырвал. Вопль над самым ухом оглушил юношу; потом вопль превратился в поскуливание, а нападавший осел на пол.
– Назад! – выкрикнул Джейсон, стреляя в еще одного. Три выстрела; трое мертвы. – Назад!..
Теперь-то все стало ясно: это не были рабы. То была ловушка в ловушке: работорговцы, переодетые в рабов.
Трое прижали Словотского к прутьям; один вытащил у него нож, который приставил к его же шее, второй вцепился в рукоять пистолета.
Глаза Словотского горели; он только плотнее прижимался к прутьям – и прижимал к ним пистолет.
– Опусти это. Опусти это или он умрет. – Работорговец нажал на нож. Уолтер сжал зубы, чтобы не застонать. – Ну!
Да пошел ты, тварь. Джейсон вскинул револьвер и выстрелил врагу в правый глаз.
Уолтер локтем оттолкнул второго, вырвал из-за пояса свой револьвер, выстрелил в работорговца, подхватил его меч и быстро добил раненых.
Джейсон сунул пистолет в кобуру и тоже обнажил меч. Он пригнулся – в одной руке готовый блокировать нападение нож, острие меча подрагивает, шевелится в поисках жертвы.
Но все были мертвы, все лежали на каменном, скользком от испражнений и крови полу – и Джейсона это не только не трогало, это ему нравилось.
– «Опусти это или он умрет?» – Джейсон плюнул на тело того, кто это сказал.
В дверях появился Дарайн. Кинул на камеры быстрый взгляд и повернулся к Джейсону.
– Иди седлай, – сказал Джейсон. – И подожги все. Мы сейчас.
Уолтер Словотский смотрел на него в упор – лицо и борода в запекшейся крови, причем не только его.
– Ты мог меня подстрелить, мальчик, – заметил он.
– Возражаешь?
– Нет. Вовсе нет. – Он прижал руку к шее, поморщился, пошатнулся.
Джейсон тут же оказался рядом, поддержал старшего. Вытащив из поясной сумки флягу с целительным бальзамом, он подал ее Словотскому – тот дрожащими пальцами вытащил пробку и торопливо осушил сосуд.
– Давай выбираться отсюда к чертям собачьим, мальчик. – Голос Уолтера стал глубже, обрел прежнюю силу. – На сей раз на записку можно и плюнуть.
– Не дождутся. – Джейсон уже развязал Уолтеров кошель; вытащив зарядные кружки, он быстро зарядил свой и Словотского револьверы, позаботившись не оставить ни одной медной гильзы. Ублюдки получат лишь мертвые тела и памятную записку.
Вытащив записку, он сунул ее в рот одного из мертвецов.
– Сказано вам, Воин жив.
Он пнул мертвеца в лицо.