Воин
Шрифт:
— Когда нужно выжить, обычно так и бывает — ответил Монтолио. — Были случаи, когда я и сам чувствовал то же самое. Однажды мне пришлось вонзить свой меч в сердце человека. Жестокость мира вызывает страшные угрызения совести, но, к счастью, это страдание проходит, и, уж конечно, о нем не следует помнить во время битвы.
— Как бы я хотел, чтобы оно прошло, — заметил Дзирт, обращаясь скорее к самому себе или к луне, нежели к Монтолио.
Это замечание поразило старика. Чем ближе становились они с Дзиртом, тем сильнее следопыт чувствовал какую-то тяжесть, обременявшую его друга. По меркам эльфов Дроу был еще молод, но он уже обладал жизненным опытом и мастерством воина, превосходя в этом многих профессиональных
— Истинно ли твое страдание? — спросил Монтолио. — Видишь ли, большей частью страдания вовсе не таковы. Чаще всего самовнушенные терзания основаны на ложном восприятии. Мы (во всяком случае, те, кто искренны) всегда судим себя по более суровым законам, чем нас судили бы другие. Наверное, это проклятие, а может быть, и благо, это уж как посмотреть. — Он устремил свой невидящий взгляд в сторону Дзирта. — Воспринимай это как благо, друг мой, как некий внутренний голос, который заставляет тебя стремиться к недосягаемым высотам.
— Бесполезное благо, — обронил Дзирт.
— Только если ты не задумываешься над тем, каких успехов благодаря этому добиваешься, — быстро ответил Монтолио, словно предвидел слова Дроу. — Тот, кто стремится к меньшему, достигает меньшего. И в этом нет сомнений. Я думаю, лучше попытаться ухватить звезды с небес, чем сидеть и переживать, зная, что до этих звезд не дотянуться. — Он послал Дзирту свою обычную лукавую улыбку. — По крайней мере, тот, кто тянется, хорошо разомнется, как следует оглядится и даже, может быть, получит в награду за свои усилия низко висящее яблоко!
— Или низко летящую стрелу, выпущенную каким-нибудь невидимым врагом, угрюмо заметил Дзирт.
Монтолио опустил голову, бессильный против непреодолимого пессимизма Дзирта. Видя, как мучается благородный Дроу, он и сам испытывал глубокое страдание.
— Такое, конечно, тоже может случиться, — сказал Монтолио чуть резче, чем хотел, — но потеря жизни важна только для тех, кто рискует жить! Так что пусть та низко летящая стрела попадет в какого-нибудь дрожащего труса, вот что я тебе скажу. Его смерть не станет трагедией!
Дзирт не мог отказать ему в логике, как не мог отрицать и того, что слова старого следопыта приносят ему успокоение. В последние несколько недель грубоватая философия Монтолио и его взгляд на мир — практичный и в то же время основательно сдобренный юношеской восторженностью — помогли Дзирту почувствовать такую внутреннюю свободу, какой он не испытывал со времен начала обучения у Закнафейна. Однако периоды этого успокоения неизменно кончались очень быстро. Слова могли утешить, но не могли стереть неотвязных воспоминаний о прошлом Дзирта, далекие голоса мертвого Закнафейна, мертвого Щелкунчика и мертвых фермеров. Одного отзвука слова «дзиррит» в мыслях Дроу было довольно, чтобы многие часы доброжелательных увещеваний Монтолио шли насмарку.
— Ладно, хватит болтать глупости, — сказал расстроенный Монтолио. — Я считаю тебя другом, Дзирт До'Урден, и надеюсь, что ты относишься ко мне так же.
Но что же я за друг, если не могу помочь тебе справиться с твоими несчастьями, потому что ничего о них не знаю? Либо я твой друг, либо нет. Решать тебе, но если ты не считаешь меня другом, тогда я не вижу причин проводить вместе с тобой такие чудесные ночи, как эта. Расскажи мне все, Дзирт, или уходи из моего дома!
Дзирту с трудом верилось, что Монтолио, обычно такой терпеливый и спокойный, способен поставить его в столь затруднительное положение. Первым порывом Дроу было отступить, отгородиться стеной гнева от бесцеремонного старика и сохранить в тайне то, что он считал глубоко личным. Однако шли секунды, и Дзирт оправился от первого потрясения и крепко призадумался над словами Монтолио. В конце концов он осознал, что существует одна непреложная истина, которая оправдывает эту бесцеремонность: они действительно стали с Монтолио друзьями, и главным образом благодаря усилиям следопыта.
Монтолио хотел узнать о прошлом Дзирта, чтобы лучше понять и утешить нового друга.
— Ты знаешь о Мензоберранзане, городе, где я родился и где живут мои родные? — тихо спросил Дзирт. Даже простое произнесение этого названия причинило ему боль. — И знаешь ли ты об обычаях моего народа или об указах Паучьей Королевы?
Голос Монтолио прозвучал мрачно:
— Прошу тебя, расскажи мне обо всем.
Дзирт кивнул (Монтолио почувствовал движение, хотя и не увидел его) и расслабленно откинулся на ствол дерева. Он уставился на луну, но на самом деле глядел мимо нее. Ему вспомнились былые приключения, Мензоберранзан, Академия, Дом До'Урден. Эти мысли он долгое время таил в себе, раздумывая о сложностях жизни семейства Дроу и о благословенной простоте той поры, которая прошла в учебном зале вместе с Закнафейном.
Монтолио терпеливо ждал, полагая, что Дзирт не знает, с чего начать. Из мимолетных замечаний Дроу о прошлом можно было заключить, что жизнь его проходила довольно бурно, и старик знал, что рассказать об этом не так-то легко для Дзирта, который еще не вполне свободно владел языком, чтобы точно передать все подробности. Кроме того, как подозревал Монтолио, причиной колебаний Дроу были тяготившие его чувство вины и печаль.
— Я родился в важный для моей семьи день, — начал Дзирт. — В этот день дом До'Урден устранил дом Де Вир.
— Устранил?
— Уничтожил, — объяснил Дзирт.
Слепые глаза Монтолио ничего не отразили, но лицо следопыта исказилось от отвращения. Дзирт хотел, чтобы его товарищ понял, как низко пало общество Дроу, поэтому добавил:
— В этот день мой брат Дайнин вонзил меч в сердце другого моего брата, Нальфейна.
Дрожь пробежала по спине Монтолио, и он покачал головой. Он понял, что только начинает постигать тяжесть бремени, которое нес на своих плечах Дзирт.
— Таков обычай Дроу, — сказал Дзирт спокойно и сухо, пытаясь передать, каким обыденным явлением считают темные эльфы убийство. — В Мензоберранзане существует строгая иерархия. Подняться вверх, достичь более высокого ранга, неважно, идет ли речь об одном человеке или целой семье, можно попросту устранив того, чье положение выше твоего.
Легкий трепет в голосе выдал его. Монтолио ясно понял, что Дзирт не принимает этих злобных нравов и никогда их не принимал.
Дзирт продолжал повествование, рассказывая все до мельчайших деталей, по крайней мере в том, что касалось более чем сорока лет, проведенных им в Подземье. Он рассказал о днях, которые прошли под строгим надзором его сестры Вирны, о том, как он снова и снова убирал семейный собор и узнавал о своих врожденных способностях и о своем месте в обществе Дроу. Дзирту понадобилось много времени, чтобы объяснить Монтолио эту особую социальную структуру, иерархию, основанную на строгой системе рангов, и лицемерии «закона» Дроу жестокую видимость, скрывающую город невообразимого хаоса. Следопыт поежился, услышав о войнах семей. В этих ужасных столкновениях погибали все до единого благородные представители дома, в том числе и дети. Когда же Дзирт рассказал о «справедливости» Дроу, о том, что дом, которому не удалась попытка уничтожения другой семьи, сам приговаривался к смерти, Монтолио был потрясен еще больше.