Воин
Шрифт:
Туман стал серым, потом черным. Шум в голове прекратился. Следующим ощущением Сайлы было прикосновение чужой руки к ее лицу. Она пробовала вспомнить, где находится, и не смогла. Конечно, это было неприятно, но рука не сделала ей больно, и Сайла была слишком измучена, чтобы сопротивляться. Что-то говорило ей, что нужно соблюдать осторожность — слишком много неприятностей свалилось на ее голову. Она сказала себе, что сейчас откроет глаза — пусть ей только станет чуть получше!
Где-то далеко чей-то голос произнес:
— Она жива, — и другой ответил: — Ненадолго. Она ведь
— Что ты говоришь, Ликат! Мы не можем убивать Жрицу!
Ликат. Коули.
Воспоминания просачивались в ее мозг на волнах боли, позволяя осознать, кто она и что с ней случилось. Сайла собрала все свои силы, слушая и пытаясь понять.
— Она все узнала. — Это был Ликат.
Коули возразила:
— Она слышала только то, что я сказала старейшине Алту. Она не знает…
— Они догадаются. Если она расскажет услышанное Мондэрку и Класу, то они придут за мной. Ты сама это сказала. Пока ты не испортила все дело, у нас был прекрасный повод их обвинить. Теперь нам придется разбираться в первую очередь с ней.
— Не убивай ее, — умоляла Коули. — Церковь проклянет тебя. Твоя душа пропадет.
— Наши души, Коули. У Церкви и до тебя дотянутся руки, так что надо действовать с умом. Несчастный случай, или что-то в этом роде.
После глубокого молчания, безумно встревожившего Сайлу, снова раздался хитрый голос Коули:
— А что, если это было частью их плана?
— Какого? — По тону Ликата чувствовалось — он не уверен, в здравом ли она уме.
— Кто-то был должен подготовить яд. Почему бы не она?
— Только сознается ли она в этом?
Коули закудахтала от волнения.
— Мы всех убедим, что она заболела; около нее никого, кроме нас, не будет. Оставим ее в моем шатре до окончания церемонии сожжения Фалдара завтра утром. А когда возвратимся, избавившись от Мондэрка и Класа, то «найдем» ее с отравленным кинжалом. И Церковь от нее откажется.
Ликат задумчиво протянул:
— Никогда не верил, что она — только миссионер. Думаю, сегодня вечером я ее заставлю ответить на кое-какие вопросы.
— Не надо! Мы договорились. Ты отправляешься со своими друзьями дозорными, на всякий случай, если что-то пойдет не так. Ты же обещал.
— Посмотрим. — Прозвучало это неохотно, и ладони Сайлы внезапно стали влажными. Потом он сказал: — Дай ей что-нибудь, чтобы отключилась. А как там Бей?
— Спит, как младенец. Он неплохо поправляется, но только вот рука… Похоже, она не будет работать.
В ответ Ликат лишь невнятно что-то пробурчал.
Сайла приготовилась к неизбежному. Ее желудок сводило при мысли, что придется проглотить смесь, которую готовила Коули. Она слушала, что делает целительница. Тут Сайла невольно скрипнула зубами при мысли о том, как нелепо так называть старуху. Она узнала музыкальные ноты, как от крошечных звоночков — что-то сыпалось в металлический горшок. Затем звук льющейся воды, а потом долгое растирание и размалывание.
Ликат грубо поднял ее голову, оттянув вниз челюсть. Притворяясь, что находится без сознания, Сайла почувствовала мерзкий вкус смеси. Она не смогла определить ее состав, но подействовало снадобье почти сразу,
— Ягоды остролиста, — раздался голос Коули. — Она и мигнуть не сможет.
— Остролист? Он ядовит?
— Не настолько, чтобы убить ее. Хотя невелика разница, все равно ведь ей умирать, верно? Мы должны спешить. Впрочем, когда люди увидят, как ты ее несешь на руках, то поверят, что она заболела. — От того, как весело Коули обсуждала замысел преступления, Сайлу скрутил очередной приступ тошноты. Как будто наблюдая за одним из своих пациентов, она отметила, что ее пульс зачастил и стал беспорядочным, а кожа липкой. Когда Ликат поднял ее, Сайла снова потеряла сознание.
Сознание вернулось к ней резким толчком, как будто она внезапно попала из теплой комнаты в ледяную воду. От холода ее била дрожь.
Сайла лежала на правом боку со связанными за спиной руками. Шею плотно обвивала веревка, тянувшаяся затем к лодыжкам согнутых ног; когда Сайла попыталась их выпрямить, петля чуть не задушила ее. Чуть снова не потеряв сознание, она поспешно согнула колени.
Во рту ее был кляп. Послушавшись рефлекторно сжавшегося желудка, Сайла не стала размышлять об его вкусе.
Она чуть приоткрыла глаза, подглядывая сквозь ресницы. У противоположной стены сидела Коули, привалившись к груде подушек. При тусклом свете единственной свечи невозможно было разглядеть, спит она или нет, и Сайла наконец решилась открыть глаза. Коули покачнулась, пробормотав что-то про себя, и захрапела. Сайла снова пробовала подвигаться, но петля остановила ее.
И это — все, к чему она пришла?
Беззвучные слезы стекали по грубой ткани кляпа. Ее память блуждала по темным закоулкам прошлого, раскапывая самые гнетущие образы детства. Сайлу невольно охватила дрожь от воспоминания, как ее бросили в корзину с другими детьми. И впившиеся в тело веревки были так же ужасны — она почувствовала их, когда постепенно прошло потрясение от пережитого. Она вспоминала тряску и тесноту, и как она сидела на ком-то в темноте.
А потом — процедура отбора.
Тогда ее отобрали. Ею завладели.
Теперь она снова была чьей-то собственностью.
Неужели этим все кончится? Все расчеты настоятельницы. Ее собственные планы.
Врата. И я никогда не узнаю, куда они ведут?
Всегда обманутая. Теперь уже в последний раз.
Слезы хлынули у нее из глаз — жгучие слезы разочарования и сожаления. Она стиснула зубы, стараясь справиться с дрожью и рыданиями.
Они убьют меня. Но им не удастся меня сломить.
Ощутив смутное движение, Сайла сначала подумала, что это тень или ветер раскачивает матерчатую стену шатра. Но другие стены оставались неподвижными, и ей захотелось позвать на помощь. Ее остановила мысль, что это, наверное, Ликат, и пленница с тревогой взглянула на Коули, надеясь, что старуха проснется.
Темная фигура скользнула в шатер и исчезла в темном углу. Подойдя к спящей Коули, она схватила ее — тихо, быстро, точно так же, как Ликат схватил саму Сайлу. Она даже почувствовала невольное сочувствие, глядя, как женщина беспомощно дергается, и ее глаза вылезают из орбит.