Воинственная раса
Шрифт:
– Это тебя вообще не касается, - проворчал Стромбанни.
– Может быть вот эта?
– Конан зловеще усмехнулся и вытащил из кармана что-то довольно сильно помятое - клочок пергамента, на котором было что-то изображено красным цветом. Стромбанни вздрогнул от неожиданности и побледнел.
– Моя карта!
– воскликнул он.
– Откуда она у тебя?
– От твоего рулевого Галакуса, попала ко мне после того, как я прикончил его, - ответил Конан, свирепо ухмыльнувшись.
– Ты, собака!
– взвыл Стромбанни и тут же повернулся к Зароно.
– Так у тебя, выходит, вообще
– Я никогда и не утверждал, что она у меня есть!
– пробурчал Зароно.
– Ты сделал совершенно неверные выводы. Не будь дураком. Конан один. Будь с ним его люди, он давно бы уже перерезал горло всем здесь присутствующим. Мы отнимем у него карту.
– Это так похоже на вас!
– рассмеялся неожиданно развеселившийся Конан.
Оба мужчины, ругаясь и проклиная все на свете, ринулись на него. Конан равнодушно отступил на шаг и небрежно бросил скомканный пергамент на пылающие угли в камине.
С бычьим ревом Стромбанни ринулся на гиганта, но оглушающий удар кулаком в ухо заставил его, почти потерявшего сознание, бессильно опуститься на пол. Теперь Зароно в свою очередь выхватил меч, однако, прежде чем он сумел нанести им колющий удар, сабля Конана со звоном выбила его из рук взбесившегося корсара.
С дьявольски сверкающими глазами Зароно отшатнулся назад, ударившись о стол. Тот со скрипом сдвинулся с места. Стромбанни с трудом поднялся, непрерывно дергая и встряхивая головой. Глаза его, казалось, остекленели, из разбитого уха капала кровь, оставляя липкие следы на шее и плече. Конан слегка перегнулся через стол и его вытянутая в твердой руке сабля уперлась в грудь графа Валенсо.
– Не пытайтесь звать ваших солдат, граф, - предупредил его хладнокровный киммериец.
– Ни звука - и ты тоже, собачья морда, - последнее оскорбительное замечание относилось к Гальбро, который ни в коем случае не думал о том, чтобы на влечь на себя гнев пока еще невозмутимого гиганта.
– Карта сгорела дотла и теперь бессмысленно проливать кровь. Садитесь-ка лучше, вы все!
Стромбанни какое-то мгновение поколебался, взглянул на свой меч, потом пожал плечами и отупело рухнул на стул, заскрипевший под тяжестью его туши. Другие тоже расселись. Только Конан остался стоять.
Он глядел на них сверху вниз, а его враги пристально наблюдали за ним глазами, в которых сверкала неприкрытая ненависть и злоба. Конан не обращал на это никакого внимания.
– Я предупреждаю вас, чтобы вы сидели смирно и ничего не предпринимали, - в то же время счел он необходимым сказать им.
– Я здесь нахожусь из-за тех же побуждений.
– Что же ты можешь нам предложить?
– стараясь быть насмешливым, сказал Зароно.
– Только драгоценности Траникоса?
– Что?!
– все вскочили и наклонились вперед.
– Садитесь!
– прогремел Конан и ударил по столу плоской стороной широкого клинка своей сабли.
Они напряженно повиновались, побелев от охватившего их возбуждения. Конан ухмыльнулся. Он, по всей видимости, получил истинное наслаждение от действия своих слов.
– Да, я нашел драгоценности еще до того, как заполучил эту карту. Поэтому я и сжег ее. Теперь никто не найдет драгоценности, если я не покажу,
Они уставились на него, в их глазах пылала жажда убийства.
– Ты лжешь, - без особой убежденности сказал Зароно.
– Ты уже однажды солгал нам! Ты утверждал, что не жил среди пиктов. Однако каждый знает, что эта страна - сплошная глушь, и в ней живут только дикари. Ближайшие форпосты цивилизации - это аквилонские поселения на берегах Реки Грома. В сотне миль на восток отсюда.
– Именно оттуда я и пришел в эти паршивые места, - невозмутимо ответил Конан.
– Я думаю, что я первый белый человек, который когда-либо пересекал пиктийскую глухомань. Когда я бежал из Аквилонии в Страну Пиктов, я неожиданно наткнулся на отряд пиктов. Убил одного из них. Но во вспыхнувшей рукопашной схватке в меня попал камень выпущенный из пращи, и я потерял сознание. Поэтому дикари сумели захватить меня в плен живым. Эти парни представители Племени Волка. Их вождь попал в руки Клана Орла, и они обменяли меня. Орлы почти сотню миль проволокли меня в западном в направлении, чтобы подвергнуть меня ритуальному сожжению в деревне вождя. Но однажды ночью мне удалось убить трех или четырех воинов - в темноте я не разобрал - и бежать.
Он оглядел сидящих за столом и продолжал:
– Вернуться я не мог, потому что они преследовали меня, постоянно держались позади меня, и они погнали меня на запад. Пару дней назад мне посчастливилось отделаться от них, и, слава Крому, я нашел убежище именно там, где Траникос спрятал свои сокровища. Я обнаружил все: сундуки с одеждой и оружием, целые груды монет, драгоценностей и золотых украшений, и среди всего этого богатства - драгоценный камень Тотмекрис, сверкающий как застывший звездный огонь! Старый Траникос и одиннадцать его самых доверенных сподвижников сидели вокруг стола, сработанного из черного дерева. Все они вот уже на протяжении ста лет неподвижно всматривались в эту драгоценность.
– Что?
– Да, вы в чем-то сомневаетесь?
– Конан рассмеялся.
– Траникос умер около своих драгоценностей и все остальные заодно с ним! Их трупы, как ни странно, не разложились, и не высохли. Они сидят там в своих сапогах с отворотами, в длинных плащах и кожаных широкополых шляпах. У каждого из них в руке стакан вина, и сейчас они сидят в тех же самых позах, как и те, которые они выбрали сто лет назад. И так они сидели в течение всей этой сотни лет.
– Это же невозможно! Просто невероятно!
– пробурчал Стромбанни, полный неприятных чувств.
– Это уже не шутки. В конце концов, нам необходимы сокровища. Говори дальше, Конан.
На этот раз киммериец тоже уселся за стол, налил в бокал вина и одним глотком опустошил его.
– Во имя Крома, это первый бокал вина с тех пор, как я покинул Аквилонию, - произнес он.
– Эти проклятые Орлы буквально наступали мне на пятки, так, что я едва успевал подкрепиться ягодами и орехами, которые находил и срывал по пути во время бегства. Иногда мне попадались лягушки, и я проглатывал их сырыми, потому что не мог рисковать и разжечь костер.
Его нетерпеливые слушатели, ругаясь, наперебой объяснили ему, что их интересует не его питание, а сокровища.