Воинство Рассвета (Дарват - 3)
Шрифт:
– Может.
– Волшебник говорил медленно, тихим и мрачным голосом.
– Но какую цену вы за это заплатите, сударыня? Гнодирр - это черная магия. Владыки Церкви приговаривают и того, кто подвергся такому заклинанию, точно так же, как и того, кто его применил, к заключению, изгнанию или смерти.
Глаза Минальды округлились. Руди негодующе воскликнул:
– Почему?
– Не надо так кричать.
– Ингольд облокотился на верстак, положив грубые худые руки на блестящую металлическую поверхность. В его глазах зажглись странные зловещие огоньки.
– Предположим, я воспользовался гнодирром
– Регентство!
– изумленно воскликнула Джил, в то время как Альда непроизвольно прижала к себе ребенка.
Возмущенный таким обращением и не подозревая об опасности, которая его подстерегала, Тир беззастенчиво потребовал немедленного освобождения из материнских объятий.
Холод окатил Руди с головы до пят.
– Но ты же не стал бы...
– прошептала Минальда.
– Разумеется, нет, - согласился старик.
– Но закон основан на предположении, что я могу это сделать.
– Покрытые шрамами пальцы коснулись ее бледных щек.
– Если Алвир узнает, последствия будут непредсказуемыми, дитя мое. Слишком дорогая плата за риск, тем более, что, возможно, в твоей памяти не скрыто ничего ценного.
В то утро по этому поводу ничего больше сказано не было, и Руди вернулся к экспериментам с огнеметом. Ингольд и Джил ушли, а Минальда со своим жаждущим приключений сыном остались, Минальда - чтобы помочь, а Тир, чтобы помешать окружающим спокойно заниматься делами.
Принц Алтир Эндлорион, наследник королевства Дарвет, был для Руди постоянным источником треволнений, с того самого момента, когда он в столь памятное утро, совершенно неожиданно для себя, помог Ингольду спасти ребенка от преследования Дарков.
"Если бы я пережил столько же, - подумал Руди, наблюдая, как Минальда в очередной раз предотвратила попытку сына пробраться в коридор, чтобы затеряться в темноте бесконечных подземных уровней Убежища, - я бы провел остаток жизни сжавшись в комочек от страха". Временами Руди, смотря в эти широкие кристально голубые детские глаза, начинал поражаться, сколько же бесстрашия перешло к ребенку из скрытой памяти предков, от отца, короля-воина, и от матери, чья безумная смелость была так велика.
К полудню он убедился, что оптимальное расстояние, на которое огнемет может извергать пламя, - примерно двадцать пять футов, и никакие подгонки и регулировки ствола не увеличат это расстояние.
– Но ведь это все же дальше, чем волшебники могут метнуть пламя голыми руками, правда?
– спросила Минальда, когда они шли по путанным коридорам первого уровня.
Вокруг них в сотнях наспех отгороженных каморках мужчины и женщины спорили, болтали, занимались любовью. Глаза Руди защипал древесный дым, а в нос ударила тяжелая, вездесущая вонь грязного белья и жирной пищи.
– Не уверен, - возразил он, стряхивая с рук сажу.
– Я сам видел, как Ингольд метал огонь футов на пятнадцать. Однажды я спросил об этом Воса и он сказал, что если опасность находиться дальше чем в пятнадцати футах, то лучше всего спастись бегством.
Минальда рассмеялась.
– Это похоже на Воса.
Но в ее смехе чувствовалась тревога. Как и все прочие, она побаивалась змеиного мага.
По молчаливому уговору, они избегали говорить о скором расставании. Влюбленным не хотелось нарушать иллюзорное спокойствие, окутавшее их души.
Они повернули за угол и услышали странные звуки. Обменявшись с Минальдой удивленными взглядами, Руди обнял ее за плечи и прибавил шагу. На огромном пространстве в самом центре Убежища воины, мужчины и женщины, стряхивали снег с одежды и счищали грязь с сапог. Тревожное мерцание факелов и светящихся камней освещало огромную толпу, от которой исходил пар.
И посередине всего этого, лицом к Алвиру, Ингольду и Джованнин, возвышался Томек Тиркенсон, правитель Геттлсенда.
– Черт подери! Я единственный правитель между горами и Западным океаном!
– прорычал он громогласным басом.
– Половину людей я привел из Дила - и это, вероятно, все, что вы найдете в той части мира. Дил сметен с лица земли. Мне сообщили об этом родственники Кары из Иппита, а ведь они провели в дороге, считай, несколько месяцев.
– От правителя всей юго-западной половины королевства, - сухо заметил Алвир, - я ожидал большего.
– Бриллианты, нашитые на его черные перчатки, блеснули в лучах света и окрасили темную материю рукавов разноцветными огоньками, когда он складывал на груди руки.
– Если, конечно, ты и впрямь таковым являешься.
– Я тот, кто я есть!
– прогремел правитель.
– В нашем Убежище полно женщин и детей, а само Убежище наполовину развалилось. Мы восстановили его, насколько это было в наших силах. Оно чертовски прочное, но его стены не защищает магия, если не считать заклинания, которое наложил Ингольд пять лет назад, и того, что успели сделать Кара с матерью, прежде чем отправиться сюда. Если я оставлю Убежище без защитников, то, возвратившись, найду его выпотрошенным до основания, это так же верно, как лед на севере.
– И поэтому ты принял решение не выполнять клятву, данную королю... Алвир усмехнулся.
– Проклятье! Я привел всех, кого мог!
– И он сделал больше, чем любой другой правитель в королевстве, спокойно добавил Ингольд, - и больше, чем любой из них собирается сделать.
Канцлер обернулся, недовольно скривив пухлые губы.
– Стало быть, ты знаешь о замыслах этих предателей, колдун?
– Нет, сударь. Но вместе с другими магами мы смотрели в волшебные кристаллы на север, запад и восток. Мы не заметили, чтобы хоть кто-то из правителей королевства послал по вашему требованию какую-то помощь. Ни из Убежища Харла, ни из Кингхеда, ни с восточных княжеств, ни из Дегенды Марины...
– Тогда, - голубые глаза Алвира сверкнули, - это должно было стать еще одним поводом, чтобы милорд Тиркенсон выполнил свой долг перед королевством.
– Отступники, наподобие правителя Геттлсендского...
– начала Джованнин тонким злобным голоском.
– Мы рады правителю Геттлсендскому и всем, кого он с собой привел, поспешила вперед Минальда, протягивая руку Томеку.
– В столь тяжкое время мы вряд ли можем требовать большей верности от нашего вассала.
Алвир недовольно фыркнул, но Тиркенсон расплылся в улыбке, лед блестел у него на усах и небритых щеках.