Воины бури
Шрифт:
— И ты их убьешь? — спросила Стиорра. Ее муж не ответил. — Если убьешь, — продолжила моя дочь, — то потеряешь власть над врагами.
— Достаточно просто угрожать их убийством, — заявил Сигтрюгр.
— Эти люди, — Стиорра кивнула на костры в лесу, — тебя знают. Они знают, что ты не убиваешь женщин.
— Может, нам и придется, — печально произнес Сигтрюгр. — Хотя бы одну.
Все замолчали. Позади нас, в форте, воины уселись вокруг костров. Некоторые пели, хотя и невеселые песни. То были стенания. Люди знали, что их ждет, и я гадал, на скольких из них можно положиться. Я был уверен в своих воинах и людях Сигтрюгра,
— Помнишь Эрдвульфа? — вдруг спросил Финан.
Я слегка улыбнулся.
— Знаю, о чем ты думаешь.
— Эрдвульф? — повторил Сигтрюгр.
— Один честолюбец, — объяснил я. — Однажды он загнал нас в ловушку вроде этой. И за мгновение до того, как он собирался нас перерезать, прибыла леди Этельфлед.
— С армией?
— Он посчитал, что с армией, — ответил я, — хотя на самом деле армии у нее не было, но он решил по-другому и оставил нас в покое.
— А завтра? — спросил Сигтрюгр.
— Мерсийская армия наверняка следует за Рагналлом, — заявил я.
— Наверняка, — уныло повторил Сигтрюгр.
Я по-прежнему надеялся на эту мерсийскую армию. Уверял себя, что она не более чем в двух днях пути, где-то к западу. Может, ее ведет Меревал? Он достаточно мудр, чтобы не зажигать костров, достаточно умен, чтобы выступить до зари и ударить по Рагналлу с тыла. Я так цеплялся за эти надежды, хотя чутье и подсказывало, что они напрасны. Я знал, что без помощи мы обречены.
— Есть и другие заложники, — неожиданно произнес Финан. Все посмотрели на него. — Войско моего брата, — объяснил он.
— Думаешь, они не станут драться? — спросил я.
— Конечно, станут, они же ирландцы. Но утром, господин, отдай мне свой шлем, браслеты и всё золото и серебро, что сможешь найти.
— Они наемники, — сказал я, — ты собираешься их купить?
Он покачал головой.
— И еще мне нужна лучшая лошадь.
— Возьми всё, что хочешь.
— Для чего? — поинтересовался Сигтрюгр.
— Для колдовства, просто для ирландского колдовства, — улыбнулся Финан.
Мы стали ждать зарю.
С волчьей зарей пришел туман. Костры в дальнем лесу стали бледнее, хотя и по-прежнему оставались там, скрываясь за деревьями и дымкой. Финан попытался сосчитать костры, но их оказалось слишком много. Мы все считали. У нас имелось только триста восемьдесят пригодных для битвы воинов, а у врага — в три раза больше, может, и в четыре. Мы все считали, хотя и не говорили об этом.
Первые всадники появились вскоре после рассвета. Юнцы из армии Рагналла не могли устоять перед соблазном нас подразнить. Они выехали из леса и помчались галопом, пока не оказались перед северной стеной, и там просто стояли, в тридцати-сорока шагах, ожидая, что кто-нибудь из нас пересечет ров для драки один на один. Я отдал приказы, чтобы никто не принимал вызов, отказ побудил и других юнцов Рагналла бросить нам вызов. Его армия по-прежнему скрывалась в лесу в полумиле от нас, но он позволил горячим головам выехать вперед.
— Трусы! — проревел один.
— Выйдите и убейте меня! Если посмеете! — другой скакал перед нами взад-вперед.
— Если вы меня боитесь, может, я пришлю сестренку с вами сразиться?
Они выставлялись не только перед нами, но и друг перед другом. Подобные оскорбления всегда были частью битвы. Воинам нужно время, чтобы встать в стену из щитов, и еще больше времени, чтобы собраться с духом и наброситься на другую стену, и ритуал вызова заполнял это время. Но Рагналл не высылал людей вперед, держал их в лесу, хотя время от времени мы видели среди листьев отблеск металла. Наверное, он подбадривает предводителей речами, говорит, чего ожидает и какая их ждет награда, а тем временем юнцы явились над нами насмехаться.
— Выходите вдвоем! — прокричал воин. — Я прикончу обоих!
— Щенок, — рявкнул Сигтрюгр.
— Помню, как ты насмехался надо мной в Честере, — сказал я.
— Я был молод и глуп.
— Ты не изменился.
Сигтрюгр улыбнулся. Он надел начищенную песком и уксусом кольчугу, так что в ней отражалось солнце. Его перевязь украшали золотые бляхи, цепь трижды обвивала шею, на ней висел золотой молот. Он не надел шлем, но светлые волосы обхватывал бронзовый венец, что он обнаружил в Эофервике.
— Я одолжу Финану цепь, — предложил он.
Финан седлал большого вороного жеребца. Как и Сигтрюгр, он был в начищенной кольчуге и взял взаймы мою перевязь с замысловатыми серебряными вставками. Он расчесал волосы и украсил их кольцами, а руки увешал браслетами. Железную кромку его щита отскоблили от ржавчины, как и выцветшую белую краску с ивовых досок, чтобы на свежей древесине ярче сиял христианский крест. Он явно замыслил какое-то христианское колдовство, но не сказал какое.
Я смотрел, как он крепко затянул подпругу и повернулся, прислонился к спокойному коню и вгляделся через загороженные колючими ветками ворота, перед которыми по-прежнему бросали нам вызов полдюжины юнцов Рагналла. Остальным это надоело, и они поскакали обратно к лесу, но эти шестеро лупили пятками лошадей, направляя их к краю рва, откуда ухмылялись нам:
— Что, испугались? — спросил один. — Я готов сразиться с двумя! Не будьте сосунками! Выходите и деритесь!
Из северного леса выехали еще трое и помчались галопом, чтобы присоединиться к этой шестерке.
— С удовольствием бы вышел и прикончил кого-нибудь из них, — проревел Сигтрюгр.
— Не стоит.
— Я и не собираюсь, — он смотрел на трех всадников, что вытащили мечи. — Ну до чего же пылкие, — презрительно заявил он.
— Юнцы всегда такие, — сказал я.
— И ты таким был?
— Я помню свою первую стену из щитов, и я был напуган. Тогда я сражался против валлийских угонщиков скота и испугался до смерти. С тех пор я дрался с лучшими из норманнов. Сталкивался щитом о щит и чувствовал вонючее дыхание врага, когда его убивал, но по-прежнему испытываю страх в стене из щитов. Однажды в стене из щитов я умру. Упаду наземь, стиснув зубы от боли, и вражеский клинок вырвет из меня жизнь. Может, сегодня, подумал я, вероятно, сегодня. Я прикоснулся к молоту на шее.
— Что они делают? — спросил Сигтрюгр. Он смотрел не на меня, а на трех приближающихся всадников, пославших лошадей в галоп и бросившихся в атаку на оскорбляющих нас юнцов. Те обернулись, не вполне понимая, что происходит, и этой неуверенностью обрекли себя на гибель. Три всадника налетели на противников, тот, что посередине, врезался в лошадь врага и сбросил его с седла, а потом развернулся ко второму и проткнул его мечом.